Белая охота

Рианон резко вскочила. Благодушное настроение как рукой сняло.

– А вот тут рассказывай. Точно вспоминай, что видела.

Маника растерянно залепетала.

– Ничего такого… Ну зимой я как-то… – она покраснела. – Мы с Гарманом немножко того, заигрались. Я тогда совсем ночью вышла. Иду к себе, вижу – стоит в лесу кто-то. Чужих-то нет, но я спряталась. Охрана и посмеяться может. Парни пару раз подкатывали, я им от ворот дала, – гордо добавила: – Я им не шлюха, которая с любым за деньги спит. Так вот, я тихонько шагаю. Луна стояла полная, вот я и увидела. Это отец с младшим мастером о чём-то говорили. Ну, я обошла их подальше, пока не увидели – и сама бежать.

Рианон ощерилась в злой усмешке, пусть со стороны это и выглядело страшновато и некрасиво. Теперь сомнений не было. Именно Калгар был исполнителем и сообщником.

– Так. Маника, про нашу встречу рассказать можешь только барону или мастеру Дидиану. И то только про встречу. Про что мы говорили – молчи. И для остальных мы не виделись.

Обратно к дому Ищейка шла торопливым шагом. Словно стараясь отобразить творившийся на душе сумбур, погода начала портиться. Небо выглядело грозно, на глазах мутнело и серело. Тишина и покой болота теперь казались тревожными, настороженными, враждебными. Большая лиловая туча медленно выползала из-за горизонта. Парило так, что, наверно, вода в болоте стала горячей. По всем приметам приближалась гроза. Не успеешь под кров – вымокнешь до нитки. Но Рианон больше волновало другое: письмо. Зачем оно появилось вообще и почему сразу после разговора с Гарманом, если виноват его брат? Ведь подслушать ни Арбур, ни эконом не могли.

Когда Ищейка уже подходила к дому, облака заволокли последние просветы, опустились чуть ли не к верхушкам елей. Прогремел и стих гром, потом ещё раз. Издали, нарастая, приближался шум – ветер трепал вершины деревьев. Пронесся над самой головой, пригибая и раскачивая длинные ветки, и ушел дальше, а потревоженные деревья стихли снова, напряженно ожидая шторма. Стоило заскочить под крышу крыльца, как упали первые капли дождя.

Рианон сразу пошла в трапезную – самую большую т тёплую комнату первого этажа. Там как раз сидел мэтр с сыновьями, и хлопотала старшая служанка, убирая со стола. Девушку встретило общее недовольство. Мэтр Фейбер открыто демонстрировал негодование, что прошёл уже почти целый день, а Рианон до сих пор не нашла ни беглеца, ни тетради. Сердился и Арбур. Может быть искренне боялся, что Ищейка суёт везде нос и может накопать лишнего, а может быть, притворялся и подражал отцу. Даже Гарман, ещё вчера приветливый, бросил на девушку уничижающий взгляд как на последнюю бездельницу: похоже, заметил, как вместо следствия Рианон ушла на прогулку.

Рианон, не обращая внимания, пододвинула кресло к разожжённому камину.

– У вас, конечно, ничего нового? – ехидно осведомился Гарман.

Рианон со всей возможной беззаботностью ответила:

– Нет, конечно. Мне пока надо оценить обстановку в общем, вникнуть в душу преступника. Тогда я смогу понять, куда он бежал и где спрятал тетрадь.

И краем глаза незаметно посмотрела на Арбура. Тот внешне остался спокоен, но рука на мгновение на словах Ищейки вздрогнула. Или она выдаёт желаемое за действительное? Гарман хмыкнул, а Арбур примиряюще сказал:

– Мы уже поели, но вам сейчас принесут.

Служанка поняла и без указаний, так что вскоре перед Рианон появилась тарелка с горячей похлёбкой и вторая – с рагу. Девушка, не обращая внимания на укоризненные взгляды, с аппетитом поела, затем опять подсела поближе к камину. Все чаще и чаще, набегающими волнами тарабанили по крыше крупные капли дождя. Быстро темнело. Глядя в окно, уже с трудом получалось различить силуэты деревьев. Шторм во-вот должен был обрушить всю свою мощь на поместье, и все никак не мог решиться. Воздух стал душный, вязкий. Оттого нервы у всех были напряжены, как у человека, который стоит с мешком на голове, ждет удара и не знает, ударят или нет. Больше всех не мог сдержать раздражение Гарман. Он ходил взад-вперёд по комнате. Потом выглянул на улицу, вернулся.

– Ну и ливень будет! – сказал он. – Ненавижу воду. За последние два года – ненавижу. Я уже часы считал, когда мы окажемся в замке герцога. Представляете? Сухо, вокруг поля и деревни, город… И никаких болот.

И тут началось. Громко хлопнули ставни, где-то зазвенело стекло. Сквозняк промчался по комнате. На двор перед домом, на ели, на весь остров ринулись потоки воды. Слепила молния, показалось, что она раз за разом ударила где-то совсем рядом. Вековые ели изгибались под напором ветра как тростинки. Косой дождь хлестал в комнату, на полу сразу образовалась лужа. Арбур подбежал к окну и, борясь с ветром, закрыл ставни. Стало темно. Камин лишь загадочно мерцал, но почти не давал света.

Рианон с наслаждением смотрела на всполохи и угли. Будто вернувшись в детство, воображала себе, что это расстелилась перед ней карта звёздного неба из тех, что составляли астрологи столичного университета. То вспышки пламени казались ей диковинными животными. На память пришла ещё со Старой Земли легенда о Дикой охоте, которую она прочитала совсем недавно, уже в Шенноне. Страшна единственная ночь в году, когда изгнанные старые боги вырываются из заточения. Пронесётся лишённый силы прежний владыка. С громом ступает он по воздуху, над городами и лесами, полями и реками. За ним мчится свора призрачных пламенноглазых адских псов. Алчут они душу любого, неосмотрительно покинувшего кров после заката. Страшна ночь, когда с воем ветра сплетутся звук рога и яростные крики загонщиков. Страшна ночь, когда Дикий охотник преследует свою дичь. Но пусть сегодня за окном грохот, ливень, и молния – в этот раз по болоту летит Белая охота. Во главе её Ищейка, впереди неё несутся завет «каждому по делам его», острый ум и свет истины. И пусть преступивший закон человеческий и закон Божий, поднявший руку на родичей – трепещет.

Долго сидеть в полумраке и наслаждаться пламенем не получилось. Служанка принесла несколько свечей, Гарман лучиной зажёг их от камина. Когда огоньки разгорелись, в комнате посветлело, зато за окнами стало темно как ночью. Мэтр Фейбер так и остался сидеть в кресле. Он очень горбился, буквально за день постарел на годы. Служанка принесла отрез шерстяной ткани и заботливо накинула его на плечи До Рианон донеслись негромкие слова.

– Холодно. Простудитесь, господин.

– Спасибо. Да, в грозу у нас всегда холодно.

Ищейка не к месту подумала, что, несмотря на погоду и темноту, охрана всё равно ходит по болотам. Ищет Кведжина… А в здешних краях и в солнечный день не всюду можно пройти. Но барон наверняка погнал своих людей без жалости. Виновный не должен заподозрить, что они уже знают: старший ученик чист. Где-то в доме заверещал сверчок. Под его пиликанье Рианон снова задумалась. Как подтолкнуть Армана? Зачем было написано письмо?

Еле слышно, себе под нос, Рианон начала задумчиво мурлыкать песенку:

Темнота. Луна светила,

Летний луг снегами скрыт.

И телега протащилась

Еле-еле в один миг.

В ней сидели стоя люди,

Молча, в шумной болтовне,

И вживую мёртвый заяц

На коньках скользил в песке.[2]

– Пойду, посплю, – сказал как уведомил остальных Гарман, – В такую погоду ничего нет лучше, как лечь, укрыться одеялом и ждать нового дня.

Брат и отец проводили его взглядами: первый неприязненным, второй рассеянным и потухшим. Ни от кого не укрылось, как Гарман смотрел на ухаживавшую за мэтром жену эконома. Наверняка, будь сегодня в доме Маника, они бы уединились в комнате молодого мастера вдвоём. Дверь закрылась. Снова воцарилась тишина. Фейбер по-стариковски пожевал губами и заговорил негромким, усталым голосом:

– Это не важно, что пропала работа многих лет. Я считал Кведжина третьим сыном, а он меня предал. Вот что страшно.

Рианон осталась внешне бесстрастна. Мучительно было слушать жалобы старика и не иметь возможности утешить его. Хоть как-нибудь намекнуть, что ученик не виноват. Фейбер продолжил, все так же тихо и безучастно.