Белая охота

А может, всё-таки всё было не так?

Кведжин ходит по своему любимому месту, жуёт табак. От вина и табачной жвачки он расслаблен, медлителен, думает о чем-то своём. Глубокий вечер. Из дома выходит Гарман, закутавшись в шаперон Кведжина. Подбирается. Наносит неожиданный удар ножом. Беззвучно падает тело. Гарман оттаскивает его в топкое место. Всплеск, к утру ряска снова затянет поверхность болота, все следы исчезнут… Туда же летит испачканный кровью шаперон и нож. А потом и тетрадь вместе с ключом…

Нужна была улика, зацепка. Хотя бы незначительная, весомая лишь в глазах Ищейки. Понять, какую именно версию распутывать. Рианон встала, распрощалась со стариком и торопливо пошла к ручью. Успеть застать там и расспросить служанку.

Вдогонку полетело.

– Удачи вам. Надеюсь, вы сумеете отыскать веские улики и изобличить преступника.

Рианон невольно поморщилась. Открытый намёк – без серьёзных доказательств и по одному лишь подозрению на дыбу никого из своих людей барон вздёрнуть не даст.

На границе поляны дорожка раздвоилась, но оба пути вели вроде в одном и том же направлении. Девушка выбрала правую тропку. Та нырнула под сень деревьев, чуть не затерялась в папоротниках. Дальше упорно пряталась среди кустов, обвилась мимо нескольких буревых выворотней. Но вернуться и признать ошибку – стоило всё-таки уточнить, куда же идти – Рианон не хотела. Став еле заметной, тропка змейкой побежала среди высоченных елей, слева и справа густым ковром встал лесной хвощ. Местами он словно специально смыкался над дорогой, так что она становилась совсем невидимой. Наконец, уже заслышав звон ручья и почти выйдя на опушку, Рианон упёрлась в высокие стебли борщевика. Дорога однозначно уходила сквозь них дальше. Девушка со вздохом повернулась спиной вперёд и сделала широкий шаг в заросли, закрывая лицо от жгучего сока рукавом.

Под ногой что-то хрустнуло, сапожок заскользил на глине и раздался истошный вопль:

– Госпожа, осторожнее!

Поздно. Рианон уже запнулась о корзину и полетела в ручей. Не упала, её ухватила за платье чья-то рука… Но чистое бельё посыпалось в глину и грязь. Когда Рианон твёрдо сумела встать на земле, она сообразила, что спасла её та самая Маника.

– Хорошо, что с вами всё в порядке, госпожа, – слова прозвучали так уныло, что было понятно: будь на месте Рианон не дворянка, а кто-то другой – служанка с удовольствием бы виновника треснула корзиной.

– Я-то в порядке, зато стирка, смотрю, погибла. Так. Мыло сталось?

– Д-да.

– Тогда давай. Помогу.

– Г-госпожа, как же… – оторопело залепетала Маника.

– Не переломлюсь. Я ведь виновата? Да не беспокойся, умею я. Нас в пансионе заставляли. Ибо жена опора мужа не только в радости, но и в горе, а жизнь может сложиться по-разному. Да к тому же, настоящая хозяйка обязана уметь всё, что делает прислуга. Иначе не понять, когда работа сделана плохо по неумению, когда по недомыслию, а когда из лени.

Засучив рукава, Рианон взяла одну из рубах и начала полоскать и оттирать с неё глину. Маника посмотрела на Рианон с обожанием и восторгом, после чеготоже взяла камзол и принялась его полоскать. За камзолом последовали панталоны, потом другой камзол. Ищейка осторожно, стараясь не выдать своего интереса, внимательно следила за каждой вещью. Потому помогала так, чтобы рубашка с подозрительным пятном на груди досталась именно ей… Стоило взять рубашку в руки, как сердце зашлось в бешеном ритме, застучало, норовя выскочить из груди и радостно запрыгать по лесу. Пятно от раздавленного свинцового карандаша! Крошку вытряхнули, но свинец характерно вступил в реакцию с краской ткани, оставил после себя грязное пятно.

Рианон неторопливо попробовала отстирать, потом разочарованно сказала.

– И кто этого его так? Не отчистишь.

Маника тяжко вздохнула.

– Парадная рубашка ведь. Они часто в мастерской пачкают, а тут парадная. И где только господин Арбур её так замарал? И чем? Я уж и тёрла, тёрла.

Рианон удержалась от улыбки. Значит, записку писал младший сын! Вот она улика. Пусть пока не для барона – только для Ищейки. Разыграв задумчивость, Рианон осторожно предложила.

– А давай мы его застираем? Подождём, пока мыло впитается, заодно передохнём.

– Но я должна…

– Скажешь – я задержала. Остальные дела подождут.

Маника благодарно отвесила низкий поклон и, счастливая, села на траву. Наверняка вот так побездельничать и полюбоваться красотой неба и лета ей удавалось очень редко. Рианон примостилась рядом.

– Пока расскажи мне, а какие они? Мэтр, сыновья, Кведжин. Мне так легче будет понять…

– Кто, – Маника вздохнула. – Вы не верите, что это Кведжин, да?

– Почему ты так уверена?

– Он хороший, – девушка зарделась. – Всегда такой нежный, ласковый. Острожный. Заботливый. И мастер для него как второй отец. А Гарман – как старший брат. Он всегда говорил, что судьба не зря их свела. Гарман, он, – Маника покрутила рукой в воздухе, – он не любит с железом работать. Он вообще грязь не любит. Зато придумать может всё, что угодно. Штуку, с трубами в доме, это именно он придумал. А отец потом уже всё придумал, как сделать. А Кведжин – он для Гармана всегда руками был. С полуслова друг друга понимали, один ещё не договорит, второй уже делает.

Рианон закивала, мысленно поставив ещё один крестик подозрений напротив младшего сына. При таких отношениях Гарман вряд ли бы стал убивать Кведжина, скорее убедил. Или подставил эконома. А может и младшего брата.

– А сам он какой? Гарман. И как они с Арбуром ладили?

Маника отвела взгляд в сторону, захлопала ресницами. В уголке глаза выступила слезинка.

– Он тоже хороший. Властный, особенно когда… – Маника смутилась, не сказала вслух, но Рианон и так догадалась: в постели. – Он вообще любит показывать, какой он строгий и суровый. Но он добрый на самом деле. Просто боится показать. И меня читать научил, – девушка густо покраснела. – Он любил, когда я ему потом ещё рядом лежала и читала.

Маника смущённо умолкла и начала мять рукой ткань платья. Рианон ободряюще коснулась её рукой. Всё хорошо, продолжай. Заодно чуть подправила разговор в нужном направлении.

– А младший мастер?

– Арбур? – Маника сморщилась. – Он холодный. И весь ну… Всегда других слушает, завидует. Знаете, госпожа, он даже у меня пытался узнать – он в постели лучше, чем Гарман и Кведжин, или нет. А когда его отец про наследство заговорил, ему бы защищаться… А он только угодливо: как скажете, папенька. За него тогда Гарман вступился, представляете? С отцом поругался. Мол, они с Кведжиным не пропадут, а брата обделять – это не по совести.

Рианон не стала спрашивать дальше. Откинулась назад, опёрлась на руки, вглядываясь в облака на небе и вслушиваясь в пересвист птиц. Сама же принялась размышлять. Понятно, с чего отец и старший сын так сухо поглядывают друг на друга. И вот он – мотив. Зависть и ощущение никчёмности. К тому же, Гарман, не подумав, нажил в младшем брате врага. Фактически, когда его защищал, дал понять, что считает пустым местом, не способным добиться ничего самостоятельно. А судя по тому, как остальные, очень разные люди, единодушны – этот Арбур и в самом деле ничтожество. Заработать на краже изобретения и заодно ударить по старшему брату вполне на такого человека похоже.

Маника приняла паузу в разговоре на свой счёт. Какое-то время елозила, потом не выдержала и виновато, грустно поинтересовалась.

– Вы меня считаете блудницей? Ведь я спала со всеми троими…

– Ерунда, – отмахнулась Рианон. – Одно дело – поступать так тайно, повинуясь похоти и разврату. Ты же делала это по воле господина и повинуясь отцу. Всего лишь исполнила свой долг и службу перед бароном. Этого даже самый строгий священник не посмеет назвать блудом.

Маника просветлела лицом. Потом нахмурилась и отрезала.

– По воле господина барона. И только. Отца! Да я его и слушать не буду! Пусть меня осудят, только он нехороший и грешный человек. Вам дядька Дидиан рассказал? А если бы не соседи, он и меня заставил с собой согрешить. Видела я, как он на меня смотрел и помню, как стоять заставлял рядом и бил, – она гневно хлопнула ладонью по земле. – От него всегда только зло. И младшего мастера он с пути собьёт…