Страница 11 из 22
Вице-адмирал Генкин
Исключения (как правило, по адмиральскому блату) допускались при приеме в радиоэлектронное ВМУРЭ им. Попова.
У Генкина был свой ангел-хранитель – вице-адмирал С. Н. Архипов, начальник 5 Главного управления флота. Когда в 1952 году за капитаном второго ранга Генкиным пришли к Архипову с требованием уволить «космополита», тот сказал – тогда увольняйте и меня.
До 1957 года Генкин работал у Архипова в 5-м Главном управлении – радиоэлектронного вооружения ВМФ. В 1957 году он возглавил в/ч 10729, а с 1959 года сменил Архипова на посту начальника 5-го Главного Управления.[26]
Военные, как правило, были инициаторами создания новых институтов, особенно, если видели, что старые с поставленными задачами не справляются и решительно возражают против новых задач и вызовов. Ленинградский НИИ-3 – будущий ЦНИИ Морфизприбор – с трудом справлялся с гидроакустическим вооружением нового атомного подводного флота, создаваемого в ответ на деятельность Риковера. Кроме того, они продолжали проектировать комплексы для больших (престижных) надводных кораблей. На противолодочную оборону с использованием самолетов, вертолетов и надводных (особенно малых) кораблей у них не хватало ни людей, ни площадей, ни средств, ни желания.
Одно из постановлений ЦК, подготовленное с участием команды Генкина, вышло 6 декабря 1955 – за номером 002028 «О развитии гидроакустического вооружения в СССР». В нем предусматривалось создание в Киеве п/я 753 – он же п/я 153, а позже Киевский НИИ гидроприборов. Киевлянам, особенно жителям Соломенки, он был известен под названием «Рыба». Если кто-то думал, что для киевлян осталось тайной, что на месте любимого соломенского базара строилось что-то секретное, то они ошибались. Звонки возмущенных чем-то местных жителей секретарше директора: «Это институт подводных лодок?» или «Это атомный центр?».
Киевский НИИ Гидроприборов, ул. Сурикова 3
Первое назначение киевского института – быть дублером ленинградцев, чтобы заткнуть дыры и взять на себя проблемы, которые чрезмерно нагружали ленинградцев, отвлекая их от главного – проектирования гидроакустических комплексов (ГАК) для атомного флота. Ленинградцы еще долгое время считали киевский институт своим филиалом, которым он организационно и фактически никогда не был.
Датой основания института считается 1 октября 1956 года, когда был подписан приказ 00207 Министра судостроительной промышленности А. М. Редькина пробышего министром всего год) о создании в Киеве научно-исследовательского гидроакустического института 753. В направлениях работы института были определены задачи гидроакустического обнаружения ПЛ и определения ее координат для надводных кораблей, авиации, береговых постов и даже для ПЛ. Киев быстро развивался как промышленный и научный город.
Боковой фасад НИИ Гидроприборов с якорями на окнах
Ломать голову, где взять строителей и средства не хотелось, и под новый институт отдали новые здания судостроительного техникума, с таким трудом и тщанием наконец-то построенных киевс-ким заводом «Ленинская кузница» для пополнения своих кадров.
Красивое главное здание с прекрасными двухсветными актовым и спортивным залами. На больших окнах парадной лестницы главного здания, выходящего боковым фасадом на улицу Богдановскую, чугунное литье с якорями и чем-то другим морским. Когда однажды какой-то отставной морской офицер фотографировал неожиданно возникшее посреди сухопутного Киева здание, его арестовала охрана ящика по звонку утомившихся на сверхурочной работе в воскресенье шутников – сотрудников 11 отдела.
До этого техникум ютился в каких-то привокзаль-ных развалюхах, а после был переведен в Николаев, в который многие студенты и большинство преподава-телей не поехали.
Ситуация, как с кальки, списана с рассказа Солже-ницына «Для пользы дела». Директором п/я назна-чили директора техникума судостроения П. А. Монету, о чем он очень пожалел уже через год, когда его использовали и «слили» в завхозы. Говорили, что неграмотности он был примечательной…
Даже героиня рассказа как будто списана с одной из сотрудниц института – комсорга Эдиты А.
Правда, сначала институт ютился в нескольких помещениях 4 этажа главного корпуса (там позже находилось патентное бюро) и в мастерской. А в новеньких, больших и светлых аудиториях учащиеся техникума (заметное большинство мальчиков) внимало известному остроумцу математику:
– Выделим треугольник ABC и заштри…
–*уем! – чувствуя себя крутыми парнями, дружно подхватывала аудитория.
– Нет, нет, – мягко уточнял математик, – мелом.
Для будущих лабораторий аудитории не были приспособлены, но они были удобнее, чем построенные потом в специальных зданиях.
Уже в 1957 году в институте было 247 человек – рассвет (в 1987–3400, расцвет с признаками увядания, а в 2006 – 150, из них больше 100 пенсионеров, закат).
Большим подарком для института был назначенный в январе 1957 главным инженером и заместителем директора по научной работе сотрудник «Морфизприбора» Игорь Николаевич Дымский, чуть ли не единственный гидроакустик в институте и единственный кандидат наук. Он стал наставником всех молодых специалистов, которых учили преподаватели, сами только начинавшие знакомиться с гидроакустикой. (Факультет акустики КПИ – бывший раньше факультетом Института Киноинженеров, год назад срочно начал осваивать новую для себя закрытую тематику).
Первыми зачисленными в ящик молодыми специалистами являлись двадцать выпускников техникума, среди которых был Виталий Тертышный – впоследствии главный конструктор вертолетных гидроакустический станций (ВГАС).
Выпускников из бывшего института киноинженеров, которые проучились на полгода больше, чтобы стать гидроакустиками, было в два раза больше, чем выпускников техникума. Из них сразу же рекрутировались руководители проектов – согласно установившейся при учебе иерархии, включая комсомольскую. Однако теперь нужно было нравиться не только профессору и комсомолу (а здесь главному инженеру Дымскому и парткому), но и вдохновлять (заставлять) товарищей делать работу, с которой никто знаком не был. Это удавалось не всем и поэтому многие сверху ушли вниз, кто глубже, кто под поверхность, кто время от времени выныривал.
Среди тех, кто с самого начала и до конца был наверху – отличники Юрий Бурау и Олег Алещенко. Зоя Головинская тоже (не сразу) была наверху – почти 30 лет начальник сначала сектора, а потом отдела научно-технической информации. Нужно сказать, что многие бывшие студенты института киноинженеров мечтали о карьере в кино. Алещенко, декламатор стихов Маяковского, провалился на экзаменах на актерский факультет (ему сказали: второго Ланового нам не нужно). Красавцами были и комсорг Кава, Борис Джигурда, его жена Ядвига. Фамилия Джигурда в кино прозвучала позже – благодаря их сыновьям. Даже Бурау, оказывается, мечтал об актерской карьере.
Были среди них владелец ЗИМа Виталий Ткачук[27] и его жена – «комсомольская богиня» Эдит Артеменко.
Из Института киноинженеров была возможность проникнуть в кино сначала звукооператором (а раньше и оператором), а затем уже сниматься или даже стать режиссером – и примеры тому среди выпускников киевского института киноинженеров были. Но и звукооператор в то время был немаленьким человеком в кино – входил в творческую группу с соответствующей оплатой.
По-разному сложилась судьба первых выпускников-гидроакустиков. Никто из них в кино не попал.
Олег Головинский стал выныривающим, А. К. Кизлинский почти всю жизнь проработал замом начальника акустической лаборатории, потом отдела.
26
Хотя на флоте антисемитизма было поменьше, чем в авиации и ракетных войсках, но в адмиралы евреев больше не производили. Иллюстрацией служит следующий отрывок из книги Р. Гусева «Такова торпедная жизнь».
Капитан 1-го ранга Хаскель Ушерович Бродский был назначен начальником минно-торпедного управления (МТУ) Тихоокеанского флота в начале 1961 г. Он был прирожденным лидером. Среднего роста и телосложения, смуглый и черноволосый, он, в общем-то, не был похож на свое имя и отчество. Все звали его Михаилом Александровичем. С его согласия. Он был всегда серьезен, но шутки понимал и реагировал на них улыбкой человека, уставшего и озабоченного государственными делами. Голос располагал к доверию. Мимикой не пользовался и не жестикулировал…
Бродский М.А. руководил МТУ Тихоокеанского флота почти 17 лет, более, чем кто-либо из его предшественников и преемников. За это время его ученики из лейтенантов догнали его в воинском звании. Приходили и уходили командующие Тихоокеанским флотом: Фокин В. А., Амелько Н. Н., Смирнов Н. И., Маслов В. П. На этом уровне смена руководителей через четыре-пять лет соблюдалась. Многократно ставился вопрос о присвоении ему воинского звания контр-адмирал, в соответствии со штатом по занимаемой должности. И все тонуло – то в пучине Военного Совета Тихоокеанского флота, то в столице, под различными благовидными предлогами, из которых не последним был и пунктик о его национальной принадлежности. Но пришло время, когда «за» были все – и друзья и завистники. Без исключения. От флота контролем продвижения представления по столичным канцелярским столам занимался сам Командующий флотом Маслов. Он давно лично знал Бродского и как торпедиста, и как руководителя. Через своих влиятельных друзей и сослуживцев отслеживал каждый штрих на представлении флота, затем в общем списке. Поздравления следовали по мере «взятия» каждого чиновничьего стола всемогущей столицы. Даже не веривший Бродский временами начинал верить. Вот и ЦК КПСС позади. Все. Кажется, все. Кто в стране сильнее этого органа? Значит, кто-то был, если в окончательном списке Президиума Верховного Совета фамилии Бродского не оказалось. Мистика. Значит, кто-то имел право корректировать списки и после ЦК КПСС. (Наивный автор как бы не знал, что таким правом неоднократно пользовался зав. оборонным отделом ЦК, известный антисемит И.Д. Сербин, который даже из утвержденного Политбюро списка космонавтов, готовящихся к первым полетам, вычеркнул одного из лучших – Бориса Волынова – О.Р.) Бродский выдержал удар и на этот раз. Многократно ставился вопрос о переводе его в Управление противолодочного вооружения ВМФ и Минно-торпедный институт. И тоже все тонуло в неизвестности. Нужны послушные. Не получив, таким образом, официального признания своей целенаправленной деятельности, как руководитель флотского управления, Бродский в течение трех лет подготовил и защитил в Минно-торпедном институте кандидатскую диссертацию по вопросам эксплуатации торпедного оружия и стал кандидатом технических наук. Путь в науку тоже был не прост. Минно-торпедному институту нужно было расписаться в собственных недоработках и, отчасти, в безразличии к вопросам эксплуатации на этапах разработки оружия. Привыкшему командовать другими, Бродскому не просто было стоять под очередями специфических вопросов типа: «Дайте, пожалуйста, оценку ранее выполненных работ в исследуемой области, и что нового предложено вами». Его ответ: «Мне представляется, что в исследуемой области еще конь не валялся, а о новом я вам докладывал 20 минут. Не знаю, слушали ли вы меня или нет», приводил в шок научную братию, вызывал деланное возмущение остепененных ученых, хотя в глубине души, каждый понимал, что Бродский прав. После увольнения в запас он еще много лет руководил научным подразделением в ЦНИИ «Гидроприбор».
По совокупности сделанного он стоит в перечне самых заслуженных торпедистов Военно-Морского Флота.
Все-таки иногда прорывы в назначениях евреев адмиралами случались. Они тут же обрастали легендами. Приведу одну из них из книги "Легенды 4-й эскадры" (Форум «Брежневские адмиралы»).
«Капитан 1 ранга Чернавин Лев Давидович, командир самого большого в мире соединения подводных лодок с указкой в руке стоял у огромной схемы, наглядно показывающей успехи эскадры, продемонстрированные на учениях. Лев Давидович был, как юный пионер готов выпалить Члену Политбюро свой восемьдесят два раза заранее прочитанный доклад. И вот, в конференц-зал вошёл министр со своей свитой. Маршал Советского Союза, стоя практически в дверях, не дал сказать Льву Давидовичу ни единого слова. Не обращаясь ни к кому конкретно, маршал спросил – «Почему докладывает капитан 1 ранга, а пять адмиралов сидят как школьники в начальной школе…» Вопрос первоначально повис в воздухе… Но не надолго. Командир эскадры представил своих подчинённых: четырёх комбригов (из них три адмирала), начальника политического отдела и начальника штаба эскадры, тоже контр-адмиралов. Министр пришёл в ещё большее замешательство, и спросил у командира 4 эскадры – «Сколько лет Вы, товарищ капитан 1 ранга находитесь в адмиральской должности?». И услышав в ответ – «Двенадцать, товарищ Маршал Советского Союза», пришёл в полное недоумение. Какой-то очень догадливый генерал-лейтенант из министерской свиты сказал почти утвердительно – «Товарищ министр, так он из Давидовичей…». Министр был членом Политбюро ЦК КПСС очень давно и привык все вопросы решать сразу. И он именно так решил данный вопрос, отдав приказание… «Начальник Генерального штаба, чтобы завтра к восьми ноль-ноль утра, командир эскадры был ДавЫдовичем и адмиралом. Я полковников не слушаю, чай не соловьи!» После этих слов сказанных практически с порога, Дмитрий (Федоро)вич Устинов повернулся и вышел из помещения… Вот так, почти случайно, командир 4 эскадры Лев Чернавин, будучи на вице-адмиральской должности много лет, получил очередное воинское звание контр-адмирал…»
Это не легенда, а миф. Лев Давыдович Чернавин действительно стал контр-адмиралом после 11 лет службы на адмиральской должности, но за год до того, как Устинов стал министром обороны СССР. Конечно, Устинов и в должности секретаря ЦК мог повлиять на его назначение, но не так «красиво» – членом Политбюро он стал в одном флаконе с постом министра обороны.
27
ЗИМ не ездил, денег на ремонт не хватало, но статус Ткачука, как владельца шикарной машины был высок.