Страница 3 из 44
Командующим терско-дагестанской группой войск являлся М. К. Левандовский, а начальником (так тогда именовались комдивы) 32-й стрелковой дивизии - А. И. Тодорский. Это были опытные командиры, и под их руководством все мы приобрели неплохие фронтовые навыки. Мне, например, удалось на практике убедиться в исключительной безотказности 76-мм орудий, по праву считавшихся в то время гордостью русской артиллерии.
В марте 1921 года меня назначили адъютантом (по современным положениям начальником штаба) 32-го гаубичного артиллерийского дивизиона 32-й стрелковой дивизии. Здесь уже на вооружении состояли 122-мм гаубицы образца 1909 года. Это был прекрасный дивизион, укомплектованный в основном казаками станицы Иловлинской, некогда входившей во 2-й Донской округ. Командирами батарей были опытные артиллеристы, в прошлом фей-ерверкеры, Коржов и Вдовин. Красноармейцы-казаки тоже в свое время служили в конной казачьей артиллерии старой армии, дело свое знали отлично. Дивизионом командовал бывший штабс-капитан, большевик с дореволюционным стажем В. Ф. Кузьмин, у которого я тоже многому научился.
В конце марта наш дивизион из Баку, где он до этого дислоцировался, выступил в направлении города Порт-Петровска (ныне Махачкала). Но до места назначения мы не дошли, простояли до мая в аулах Берикей и Джемикент. Затем погрузились на суда и прибыли в Ленкорань, где и влились в 28-ю стрелковую дивизию. Расположились в селе Новоголовка, что на Мугани, где нас вскоре переформировали в 28-й сводно-тяжелый артиллерийский дивизион. В июле новый приказ: морем вернуться в Баку, а уже оттуда совершить марш в район города Геокчай. В конце августа 1921 года - очередная передислокация, на сей раз в колонию Еленендорф, в окрестности нынешнего Кировабада. В октябре попали на Кубань, в хутор Рождественский, из него - в станицу Незлобную близ Георгиевска. И наконец, в феврале 1922 года обосновались во Владикавказе (ныне город Орджоникидзе), где в то время находился штаб нашей 28-й стрелковой дивизии.
Таким образом, только за один год сменив семь раз место своей дислокации, наш дивизион окончательно "прописался" во Владикавказе. Был ли в этих перебросках какой-либо оперативный смысл - сказать трудно. Но вот практику походов, погрузок на морские суда и в железнодорожные эшелоны мы получили большую.
В 28-й стрелковой дивизии я и прослужил - с перерывом всего в полгода - до весны 1931 года. И на всю жизнь сохранил самые теплые воспоминания об этом десятилетии.
28-я дивизия была кадровым, всегда хорошо укомплектованным соединением. В его рядах я вырос и как командир-воспитатель своих подчиненных, и как опытный командир-артиллерист.
Длительное время дивизией командовал А. Д. Козицкий, бывший офицер старой армии, еще на фронтах первой мировой войны безоговорочно принявший правоту большевистской программы. После Великой Октябрьской социалистической революции Козицкий одним из первых вступил в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Воевал в гражданскую, был награжден орденом Красного Знамени.
Полками в 28-й стрелковой дивизии в разное время командовали Хозин, Королев, Зубков, Петров и Сахаров, тоже очень хорошо подготовленные в военном отношении товарищи. Оперативное отделение штаба дивизии возглавлял А. П. Покровский, ставший впоследствии генерал-полковником.
В те далекие и довольно трудные годы, когда наша страна еще только поднималась из разрухи, вопросы сбережения артиллерийской техники и другого военного имущества постоянно находились на самом высоком уровне. Командиры и красноармейцы глубоко осознавали временные трудности Родины, поэтому проявляли самое заботливое отношение к государственному имуществу. Орудия, другая боевая техника, лошади (а в то время артиллерия была в основном на конной тяге) находились в идеальном порядке. Причем никого не приходилось заставлять своевременно почистить свою винтовку, убрать коня, обслужить после стрельбы орудие. Сознание у красноармейцев было высокое, они служили, что называется, не за страх, а за совесть.
* * *
Командиром нашего артиллерийского полка был П. Н. Офросимов, тоже бывший кадровый офицер царской армии. Прекрасно знающий свое дело, всесторонне образованный и душевный человек, Офросимов пользовался заслуженным авторитетом среди всех нас. Под стать ему был и военком полка Глейх, умело поставивший в части работу по политическому воспитанию бойцов и командиров.
В те годы (имею в виду двадцатые) часть красноармейцев приходила в армию неграмотными. Да и у остальных общеобразовательный уровень был явно не на высоте. И вот всю первую осень и зиму по два-три часа в день с ними начинали заниматься наши беззаветные труженики - учителя Плужникова и Исаев. Надо было видеть хотя бы ту же Дуняшу Плужникову, которая в грубых сапогах размера на три больше ей положенного с неизменной стопой тетрадей под мышкой в любую погоду торопилась на эти занятия. И старания Плужниковой и Исаева не пропадали даром: обычно уже к лету красноармейцы начинали читать и считать. А это в те годы было немало. Особенно для номеров артиллерийских расчетов.
Не знаю, в чем причина, но через дымку прожитых лет служба в двадцатые годы до сих пор представляется мне какой-то безоблачной и радостной. Конечно, и тогда были свои трудности и проблемы, но...
День обычно начинался с цокота копыт по булыжнику Петровского переулка, где я жил с женой. Это красноармеец подавал мне коня. Летом - с первыми лучами солнца, зимой - в темноте выезжал я в часть: поспеть бы с утра к началу утренней уборки коней! Ну а потом... День всегда пролетал незаметно, до предела заполненный будничными трудами. А по вечерам мы, командиры, нередко засиживались с бойцами. Иногда чтобы просто поговорить с ними о жизни. Вот тут-то дистанция между командиром и красноармейцем, обычно строго соблюдавшаяся на службе, в задушевных беседах исчезала.
Жили мы, конечно, бедно: я, например, впервые приобрел штатский костюм уже в 1937 году, да и то перед зарубежной командировкой. Дома же - топчаны, покрытые дешевым ковриком, вместо стола - снарядные ящики под скатертью. Единственное украшение - две начищенные до блеска гильзы из-под трехдюймовых снарядов, в которых летом стояли цветы.
А вокруг - угар нэпа. Мы с женой, к слову, снимали комнату как раз в доме нэпмана. Но нас, командиров-коммунистов, это нисколько не угнетало: мы верили партии, верили, что этот угар со временем развеется. И именно так случилось!
Как-то мне в руки попался старый спичечный коробок. На выцветшей его этикетке - самолет с внушительным кукишем вместо мотора... Ответ Керзону! И сразу же нахлынули воспоминания...
Хотя уже отгремела гражданская война, но мы тогда прекрасно понимали, что Советская республика - это остров во враждебном океане капитализма. А РККА вверено дело защиты этой первой в мире республики рабочих и крестьян. И мы не жалели сил для повышения своего ратного мастерства, боевой готовности вверенных нам частей и подразделений.
Бойцы и командиры активно участвовали и в политической жизни страны. Помнится, в те дни в ответ на наглый ультиматум лорда Керзона повсюду прокатились митинги протеста против вмешательства в наши дела. Захватили они и Владикавказ. На состоявшийся в городе митинг вместе с рабочими вышли и части гарнизона. Вышли затем, чтобы не только выслушать гневные речи ораторов, но и продемонстрировать свою силу, показать всем, что Республика Советов имеет в нашем лице надежных защитников.
Конечно, что мог значить для этой демонстрации один какой-то дивизион здесь, во Владикавказе! Однако грохот колес передков и орудий по мощеной площади (митинг заканчивался прохождением войск гарнизона), бравый вид артиллеристов тоже кое о чем говорили. И нас, и наблюдавших за нашим прохождением людей наполняла уверенность, что Рабоче-Крестьянская Красная Армия отстоит завоевания Октября!
А то, что РККА сможет наголову разгромить любого врага, у нас сомнений не вызывало. Действительно, ведь совсем недавно ее части доблестно закончили поход к берегам Тихого океана, отучили белополяков зариться на чужие земли. Ну, а ультиматум лорда... Если империализм и в самом деле пойдет на нас войной, то, рассуждали мы, молодые командиры, наши красноармейцы не только отгонят его от всех наших границ, но и напоят своих коней в той самой реке, у которой живет этот лорд. Мнения расходились лишь по поводу вкуса воды в реках Европы.