Страница 22 из 31
– Только знаешь, история та еще у меня. Своеобразная, скажем так. Предупреждаю, в общем, заранее. И что хуже всего – толком в ней до сих пор и сам же не разобрался.
Аши потянулся к жаровне, снял джуми с песка и добавил в кружки горячей ойи, наполнив их почти до краев. Отпив пару глотков, он удовлетворенно заметил:
– Крепчает. Хорошо сделано, Мичи!
И, вдруг став неожиданно серьезным и собранным, добавил:
– Уж какая она там ни есть, история-то – ты, знай, пей себе, да рассказывай. Сам-то понял хоть, чего наварил тут?
– Да вроде бы ничего особенного – ойа доброй беседы. Должна быть, во всяком случае.
– Вот же беда с тобой! То есть ойу сплетения судеб с пол-глотка узнал, а эту вот – и никак? Сам же варил, давай!
– Не пойму, Аши. Что уж такого в ней?
– Что, да что – ойа дальних воспоминаний вышла. Слыхал, небось? Да и какая еще! Тут же только начни – до утра ведь не остановишься. Так и будет одно за одно цепляться, пока всю душу-то и не вывернешь. А и хороша ойа-то! Аши, так бы даже и сам не прочь, былое поворошить – да уж вот не про Аши сегодня день. Или не так?
– То есть, вот оно почему…
– Что, прямо вся жизнь на ладони будто, да и в себе держать – ни мочи, ни терпежу?
– Точно так, Аши. Даже странно мне, непривычно. Так-то я ведь молчу все больше, думаю себе всякое – а тут столько всего сказать надо… И все одно с другим связано, как и начать – не знаешь…
– Велика важность! С чего не начни – все одно. Пока целиком-то себя не выскажешь, не отпустит – дальних воспоминаний, уж такая она и есть. Захочешь – не сваришь ведь! Когда надо ей, уж тогда сама и случается. Раньше-то ведь, поди, и не пробовал?
– Нет. Слышать – слышал. Разное, в общем-то, говорят…
– Ну их, а? Посудачить-то мастеров завсегда хватало. Только ойа уж, пока сама тебя не найдет, да чего надобно не откроет – почитай, так и вовсе тебе неведома. С этим-то просто все – чего пил, то и знаешь, никак иначе.
– И все-таки, Аши? Я читал, с этой ойей как будто даже и не в словах дело – то есть, рассказываешь, вроде, словами, а самое главное безо всяких слов понимается, напрямую. Как будто и сам в прошлое возвращаешься – как в живую, как наяву – и можешь даже другого с собой позвать. Путешествие, говорят, такое. Что, и правда?
– Что тут правда, это ты сам поймешь. А и да, второму-то даже поинтересней. Как-никак, про себя-то знаешь – того, сего – совсем уж не удивишься. Хоть и всякое приключается. А уж по воспоминаниям по чужим шастать – да как прямо по собственным – это, знаешь ли… Страшная вещь была бы, когда бы кто с умыслом такое сварить сподобился. Только уж как, да что – ойа сама решает. Дальним воспоминанием без нужды-то не обернется. Ты того бы, кстати – Аши заложил руки за голову и потянулся всем телом – пару глотков еще, да вперед. До утра-то хоть и неблизко – а и, все ж таки, можно бы и начать. А то, гляньте – читал он, надо же!
– Да я вроде как будто готов уже… Только с чего бы вот…
– Все с того же, с того же, Мичи. Как ты в лодке-то оказался? Такке, скажите-ка! Аши, он уж такке-то навидался. Вот, это самое старику объяснишь, утолишь любопытство-то – а уж там, глядишь, оно и само пойдет.
– Тут, Аши, такое дело… ты еще только в лодку ко мне уселся – а я уже прямо чувствую, что вот не просто же так оно! Происходит что-то, как бы идет к чему-то, а к чему вот – не понимаю. Ну, в общем, принял я тебя за смотрителя. Почему именно вот за смотрителя – не скажу: сам не знаю. А уверен был до того – все обдумал, так уже прямиком и собрался, на Лиибури. Или, на Монке, там. Ты же знаешь ведь? Вольный такке – уж если смотрителю попадется – так и едет на месячишко, киркой махать. Порядок такой теперь. Столица, все ж таки, гильдии, дело такое, в общем… Вот почему я, действительно, как положено, имени не приму – это, наверное, вопрос.
– Мичи, ну это самое… Ты вот ойу же с Аши пил? Пил. Насквозь же его видал. Видал?
Мичи кивнул.
– Ну так и Аши тебя видал. Какой вопрос-то? Такке не можешь стать, потому как вовсе же и не такке. Понятно, что ж. Не свое дело делать – одно. Странно, хотя. Не свою вот судьбу принять…
Аши выразительно поднял бровь и покачал головой, все видом показывая, сколь ужасающей считает он подобную участь. Мичи испытывал признательность за то, что ему не пришлось объяснять этот, казавшийся столь запутанным, предмет. Найти подходящие слова, даже наедине с собой, не удавалось почти никогда – Аши же ухитрялся выразить его чувства запросто, словно понимал их гораздо лучше, чем он сам.
– Так, Аши. Точно так все и есть. А насчет не своего дела… Мне ведь даже признаться неловко. Не знаю я, какое оно – моё. Представляешь, вот до сих пор и не знаю. Все чего-то жду… может, думаю, что-то откликнется. Чтобы, знаешь, сразу почувствовать: вот оно, вот же! То самое! И – ничего. Смотришь вокруг, чем люди заняты, как живут, что поделывают – все чужое. Бывает, кажется: все, нашел. А попробуешь, на себя примеришь – на всю жизнь, то есть, всерьез если – нет, не то. Иногда кажется, вообще ничего бы не делал, дай волю. Но на это не заработал, пока. Так что вот. Жду. Сам не знаю даже, чего. А на воде… Вода кормит. Кому веслом-то махать охота? Вот и платят. Живу неплохо, Аши, не жалуюсь, не подумай. Себе хозяин, никого надо мной, ни от кого не завишу. Хочу – работаю, не хочу – не работаю. Только знаешь… я как будто в прошлом своем живу. Сам еще здесь, на веслах, а мысленно – там уже. Где сложилось все, получилось. Где все правильно, и вся жизнь – одно целое, понимаешь? Так, что пополам делить ее не приходится. И время это – когда, то есть, деньги делаешь – не вычеркиваешь его, как и не было. И все – в радость. И вот, я как будто оттуда сюда оглядываюсь, надо же, думаю, чего это только со мной не было, кем только не был – даже и такке. На этом вот и держусь.
– Однако, сложный ты, а?
Мичи был тронут звучащими в словах Аши пониманием и теплотой.
– Это да, что уж есть, то – есть.
– Будто по кругу бегаешь – а никак до конца его не добраться, ни вовсе с него сойти, а?
Ни жалости, ни осуждения – ясное понимание того, что творилось у Мичи внутри. Самой сути, и только.
– Бывало такое, бывало с Аши. Откружил-отпетлял свое, будь здоров!
– И что… что потом?
– Потом? Ну, потом кой-чего и стал уже понимать.
– Расскажи?
– А тебе-то оно на кой?
– Как «на кой»? Не узнаю – места же сам себе не найду!
– Э, такое «потом», как у Аши чтобы – ни к чему оно тебе будет. Свое искать надобно, понимаешь ведь.
– Это ясно, но, Аши, все-таки!
– Все-таки? Все-таки есть оно, «потом»-то это. Завсегда есть. И, коли не бросишь – так сыщется непременно. Вот это уж ты и знай.
У Мичи к горлу подкатил комок, и он изо всех сил пытался с ним справиться. Тонкая, чувствительная сторона его натуры не была предназначена для посторонних глаз: он быстро вернул своему лицу привычное выражение усталого добродушия, пополам со слегка насмешливым безразличием – видали мы, мол, эти виды – и вдруг со всей очевидностью понял, насколько маска эта, верой и правдой служившая ему там, на воде, была не уместна здесь, рядом с Аши, после только что выпитой на двоих ойи сплетения судеб.
-Ты, Мичи, это – пока на веслах не оказался, кой-чего, похоже, в жизни-то перепробовал?