Страница 15 из 31
Летом 1958 г. был выезд чуть ли ни всем Институтом на теплоходе по Ладожскому озеру на о. Валаам, а в другой раз, уже в 1959 г., ездили на автобусе в Таллинн (тогда он писался: Таллин). Все эти коллективные мероприятия, конечно, создавали приятную человеческую атмосферу внутри Института. Я слышал позднее от кого-то из американцев, что они завидовали нам в том, что у нас бывали такие мероприятия как субботники и воскресники. Им, в их рутинных буднях, такого не хватало. Зато пикники они всегда устраивали чаще нас. Всё просто: по зарплате – и образ жизни!
Лаборатория физиологии клетки – «малая родина» многих наук
В новых помещениях на 5 этаже здания на улице Маклина работать было вполне удобно. Стоит перечислить сотрудников лаборатории физиологии клетки (зав. лаб. – А. С. Трошин), работавших в 1957–61 гг. (сколько я их помню). Дело в том, что этот коллектив оказался «площадкой», на которой выросло нескольких направлений исследований, сложившихся позднее. А мне повезло, потому что общаясь с теми, кто эти направления развивал, я был осведомлён о сути этих исследований и естественным образом расширял свой кругозор.
В блоке из двух больших комнат в конце коридора в дальней (запроходной) комнате работали к.б.н. Адольф Аронович Лев с Ириной Батуевой и к.б.н. Владимир Иосифович Воробьёв со старшим лаборантом Майей Драницкой. В проходной комнате располагались Е. Шапиро, Л. Писарева с лаборантом и аспирант Ю. Богданов – это я.
Адольф Аронович Лев впоследствии стал первым создателем в СССР искусственных клеточных мембран, лидером исследований биологических свойств этих мембран, «знаковой фигурой для Института», как сказал мне недавно академик Н. Н. Никольский (после А. А. Льва такими мембранами стали пользоваться В. П. Скулачёв и Е. Либерман). А. А. Лев стал также создателем техники ионоселективных электродов и одним из исследователей нервных клеток с помощью микроэлектродов в СССР. Став доктором наук, профессором, А. А. Лев возглавил собственную лабораторию в этом же институте.
Владимир Иосифович Воробьёв, также став доктором биологических наук и профессором, стал главой ленинградской школы молекулярной биологии хроматина. Оба они – А. А. Лев и В. И. Воробьёв – в 90-е гг. были избраны действительными членами РАЕН.
Женя Шапиро в 1957–60 гг. продолжала линию исследований Д. Н. Насонова по паранекрозу, а в 90-е годы уехала в США Лида Писарева изучала фосфорный обмен в мышцах. Позднее она стала доктором наук, а потом много лет работала учёным секретарём Диссертационного совета ИНЦ РАН. При всей присущей ей приятности в общении с друзьями, она обладала твёрдыми жизненными правилами, здравым умом и тактичной прямотой, если можно так сказать. То есть она умела судить о людях и людских характерах «по заслугам» и умела донести до людей то, чего они заслуживают, не задевая их самолюбия, не вооружая их против себя. Это замечательное качество основывалось на её собственном достойном и уверенном статусе.
Встреча бывших сотрудников лаборатории физиологии клетки с бывшим аспирантом лаборатории. Н. А. Виноградова, Ю. Ф. Богданов, Н. Н. Никольский в парке г. Зеленогорска на берегу Финского залива, 2009 г. Фото Н. А. Ляпуновой.
Я, Юрий Богданов, в 1958–60 гг. изучал распределение минеральных анионов между раствором Рингера и мышцами лягушки, а позднее ушёл в область цитологии хромосом, радиационной цитогенетики, цитологии и генетики мейоза, работая с 1960 г. в Институте молекулярной биологии АН СССР в Москве. В результате, став доктором наук, профессором, организовал в 1982 г. собственную лабораторию в Институте общей генетики АН СССР. Кстати, я тоже был избран действительным членом РАЕН и несколько лет возглавлял секцию биологии и экологии этой общественной Академии.
Перечисленные выше персонажи сохранили дружеские связи до преклонных лет, и думаю, что все с благодарностью вспоминают благополучные годы научной работы на улице Маклина. Единственной серьёзной трудностью тех лет для научных работников была бедность лабораторий, бедность в оборудовании и реактивах. Свободных контактов с зарубежными коллегами тоже было недостаточно, но это уже – на втором плане, ибо, прежде всего, не хватало условий для эксперементальной работы и для достойной конкуренции с зарубежными коллегами.
В составе нашей Лаборатории физиологии клетки в других комнатах в те годы работали Д. Л. Розенталь, Галина Можаева, Георгий Можаев, С. Кроленко, Н. Никольский, А. Веренинов, С. Левин, С. Васянин, Н. Виноградова, С. Цифринович-Адамян.
А. Веренинов, Г. Можаева, Н. Никольский стали руководителями самостоятельных лабораторий. Г. Можаева была избрана членом-корреспондентом РАН, Н. Н. Никольский в 1988 г. был избран директором Института, затем – членом-корреспондентом АН СССР, а в 1992 г. – академиком РАН. В 2004 г. Н. Н. Никольский перешел в ранг советника РАН, но продолжил активную деятельность в Институте и в бюро Отделения биологических наук РАН, оставаясь, прежде всего, патриотом Института.
Из приведенного перечня видно, что подавляющее большинство научных сотрудников той Лаборатории физиологии клетки 50-х годов остались в Институте цитологии и внесли существенный вклад в развитие этого института, равно как и вклад в российскую и (хочется думать) в мировую науку.
Светлая память этим не ограничивается
В этом очерке я ничего не пишу о четырёх выдающихся организаторах и руководителях Института цитологии: Д. Н. Насонове, Ю. И. Полянском, А. С. Трошине и А. В. Жирмунском. Им посвящён отдельный очерк: «Д. Н. Насонов и его соратники». А здесь мне хочется вспомнить других учёных Института цитологии. Я выбрал их имена по двум принципам: по моей личной симпатии и по значимости в науке. Я думаю это – правильные принципы для живого рассказа. Но есть еще важная причина: этих людей уже нет на свете, а моя память о них жива. Уверен, что не только моя…
Иван Иванович Соколов, профессор, доктор биологических наук, в первые годы после организации Института руководил Лабораторией морфологии клетки. Эта лаборатория, мне кажется, состояла в основном из его учеников. Иван Иванович был тихим человеком, небольшого роста, с довольно выразительным крупным лицом и причёской, похожей на «ёршик». Он родился за пару десятилетий до начала XX в. и был, наверно, самым пожилым сотрудником молодого Института цитологии. Он преподавал в Петербургском университете ещё до Первой мировой войны. Нам, аспирантам ИНЦ’а, он читал ежегодно пару лекций о сперматогенезе и мейозе. Эти лекции были частью курса лекций для аспирантов по программе кандидатского минимума по цитологии. Иван Иванович был классиком старых методов цитологии на парафиновых микротомных срезах. Мейоз он изучал на разных беспозвоночных животных и иллюстрировал лекции зарисовками своих микроскопических препаратов. А для общего развития аспирантов однажды показал через старинный эпидиаскоп серию чёрно-белых диапозитивов (размером 9 × 12 см) великолепного качества о его путешествии по Египту примерно в 1908 г.
Примерно в 1970 г., когда я уже сам исследовал мейоз, работая в Институте молекулярной биологии в Москве, я послал к Ивану Ивановичу на стажировку свою первую аспирантку Е. Н. Антропову, выпускницу кафедры цитологии и гистологии МГУ. Женя Антропова провела в лаборатории Ивана Ивановича около месяца и вернулась в полном восторге, вооружённая знанием принципов тонкого микроскопического исследования хромосом в мейозе, навыком морфологического анализа самых трудных стадий этого сложного клеточного деления. Детали мейоза варьируют у разных животных и нужно применять метод сравнительной морфологии, чтобы разобраться в очередности микроскопических картин, сменяющих одна другую по мере развития процесса мейоза. И. И. Соколов был основным преподавателем цитологии и руководителем дипломной работы моего научного руководителя 60-х годов – профессора А. А. Прокофьевой-Бельговской. Он руководил её занятиями в 1927–30 гг. в Ленинграде, и вот через 40 лет он стал консультантом аспирантки, которая пришлась ему (через его ученицу А. А. Прокофьеву-Бельговскую и меня) «научной правнучкой»!