Страница 16 из 31
Гораздо лучше и теплее, чем это сделал я, написала о Иване Ивановиче Соколове его прямая ученица 50-х годов, ныне профессор Ия Ивановна Кикнадзе.[14]
Прямой ученицей И. И. Соколова в те же самые 50-е годы была Мира Натановна Грузова, работавшая в лаборатории И. И. Соколова в годы моей аспирантуры. После И. И. Соколова эту лабораторию возглавил Павел Павлович Румянцев, а после него заведующим лаборатории стал кандидат наук В. Н. Парфёнов, доктор наук М. Н. Грузова руководила группой в этой лаборатории.
К огромному сожалению её друзей и сотрудников, М. Н. Грузова скоропостижно скончалась в расцвете своих творческих возможностей и планов в 1996 г., едва переступив через свое 60-летие. Мила Грузова, как звали её друзья, была красивой женщиной, доброжелательным человеком с мягким характером. Её рабочая комната в новом здании Института на Тихорецком проспекте была в 80–90 гг. местом светского общения гостей и сотрудников Института. В. Я. Александров – соратник Д. Н. Насонова и «патриарх» ленинградской цитологической школы, когда появлялся в Институте цитологии (а работал он в Ботаническом ин-те АН СССР-РАН), никогда не обходил стороной эту комнату, именно ради встречи с её хозяйкой.
М. Н. Грузова восприняла от своего учителя, И. И. Соколова, все навыки прецизионного микроскопического анализа и дополнила их современными методами электронно-микроскопической иммуноцитохимии. Она была мастером анализа оогенеза – сложной, красивой и чрезвычайно важной области современной клеточной биологии. Я подчеркиваю, что получив подготовку в той старой морфологической школе, М. Н. Грузова поднялась на верхние этажи мастерства цитологического анализа клеточных ядер. Её статьи в 1970–90-е гг. публиковались в ведущих международных журналах, таких как «Chromosoma» (ФРГ) и «Journal of Cell Science» (Великобритания), куда слабые и несовременные в методическом отношении работы не могли попасть.
М. Н. Грузова сделала много для подготовки высококвалифицированных кадров. Она вовлекла в исследования хромосом свою однокурсницу, орнитолога Е. Р. Гагинскую, и Елена Романовна стала лидером исследования хромосом «ламповых щёток» у птиц, исследователем с мировым авторитетом. Прямой ученик Миры Натановны – Владимир Николаевич Парфёнов, стал в 2004 г. четвёртым директором Института цитологии.
Необходимо особо сказать об Игоре Борисовиче Райкове. Он относился к группе людей, составивших основу молодежной прослойки Института цитологии в годы его создания. И. Б. Райков, однокурсник упомянутых физиологов А. А. Веренинова и Н. Н. Никольского (и плеяды женщин – однокурсниц, пришедших в Институт в те же годы), пришел в ИНЦ вместе со своим университетским научным руководителем Ю. И. Полянским в 1957 г. и стал, после кончины Ю.И., его преемником по руководству Лабораторией цитологии одноклеточных организмов. Игорь Борисович был первоклассным цитологом-протистологогом. Увы, он тоже преждевременно ушёл из жизни, не дожив до 70 лет. Также как и Ю. И. Полянский он владел французским языком и интенсивно сотрудничал с французскими протистологами. Он часто работал во Франции. Благодаря этому сотрудничеству и вообще благодаря традиционной фундаментальности исследований, Ленинградско-Петербургская протистологическая школа Догеля-Полянского-Райкова продолжает занимать видное место в мировой науке. Международные конгрессы протистологов периодически проводятся в Петербурге.
Иван Иванович Соколов. 1960-е годы. (Здесь и далее – фото из архива ИНЦ РАН).
Мирра Натановна Грузова. 1960-е годы.
Всеволод Петрович Парибок. 1960-е годы.
Николай Викторович Томилин. 2000-е годы.
Игорю Борисовичу Райкову я обязан появлением у меня интереса к проблеме возникновения и эволюции мейоза. Публикации Игоря Райкова и общение с ним в 70–90 гг. позволили мне «погрузиться» в эту важную для фундаментальной науки проблему, и она стала сейчас едва ли не главной областью моих научных интересов.
Теперь – о Всеволоде Петровиче Парибке, организаторе лаборатории радиационной цитологии ИНЦ АН СССР. Как я заявил выше, я пишу в этом очерке о тех, к кому я испытывал личную симпатию и кто, помимо этого, был незаурядным учёным, кто оставил след в истории Института цитологии и в науке, создав свои школы. В. П. Парибок был именно таким человеком. Он появился в Институте цитологии, когда все мы уже работали на ул. Маклина. Красивый, моложавый мужчина с прекрасной выправкой в чёрном мундире Военно-морского флота с погонами подполковника медицинской службы, он прошёл через нашу проходную комнату, и женщины сказали: «Ах!». Став заведующим лабораторией в нашем институте, он демобилизовался и быстро создал хороший лабораторный коллектив. Позднее, после преждевременной кончины Всеволода Петровича, эту лабораторию возглавил его ближайший сотрудник В. Д. Жестяников. Говорят, что перед своей кончиной Всеволод Петрович просил директора Института обязательно взять на работу в Институт его студента-дипломника Николая Томилина, как одарённого и увлечённого наукой человека. А. С. Трошин выполнил эту просьбу и оба не ошиблись. Николай Викторович Томилин очень продуктивно работал в области молекулярных механизмов репликации ДНК и пострадиационной репарации ДНК. В 90-е годы он возглавил самостоятельную лабораторию и был избран членом-корреспондентом РАН. К сожалению, он буквально сгорел на работе и тоже рано ушел из жизни (в 2009 г.), не дожив до 70 лет. Он пользовался искренней симпатией научного коллектива Института цитологии как «человечный человек», безоглядно увлечённый наукой и при этом сторонившийся каких-либо начальственных претензий.
Но вернемся к личности В. П. Парибка. Прослушав в 1958 г. курс радиационной генетики на биостанции у Тимофеева-Ресовского, классика радиобиологии и радиационной генетики, я понял, что В. П. Парибок хорошо владеет классической теорией радиобиологии, теорией мишени, принципом попаданий в радиобиологии, и проникся к нему уважением. В те годы я встречал других радиобиологов, не знавших этих принципов и изучавших действие ионизирующей радиации на липидный обмен, на митохондрии и т. п., вместо изучения прямого действия радиации на ДНК, хромосомы и клеточное деление – на те мишени, от поражения которых делящаяся клетка и организм гибнут в первую очередь (или мутируют). Всеволод Петрович приехал в 1960 г. на радиобиологическую конференцию в Миассово к Н. В. Тимофееву-Ресовскому, и это было для меня ещё одним критерием того, что он был чужд ведомственной рутины и келейности, и открыт для новых знаний и созидательной работы. Не все радиобиологи хотели ездить к опальному Тимофееву-Ресовскому. В 1958–60 гг. мне приходилось общаться с Всеволодом Петровичем на профессиональной почве, ибо я в своей экспериментальной работе использовал радиоактивные изотопы, а Всеволод Петрович был ответственным за радиационную безопасность в Институте. Я радовался строгому и рациональному отношению В. П. Парибка к работе с радиоактивными материалами, мне было очень легко контактировать с ним и выполнять его требования. А общаться с ним было одно удовольствие. До сих пор живо представляю себе его симпатичную улыбку. Он относился к числу людей, в общении с которыми я испытывал полный душевный комфорт.
И, наконец, об Адольфе Ароновиче Льве. Я уже упоминал, что года два работал в соседней с ним проходной комнате, видел его каждый день и с удовольствием перебрасывался словами. Он всегда выглядел моложе своих лет. Он не был участником Великой Отечественной войны, ибо получил травму головы от взрыва гранаты во время учёбы в Военно-медицинской академии, работавшей в эвакуации, кажется, в г. Фрунзе (теперь – Бишкек, столица Киргизии). Осколок гранаты оставался в его голове до конца жизни и временами вызывал головные боли. В нём меня привлекало то, что он всегда старался выглядеть бодрым. Во Льве меня восхищало то, что в возрасте около 40 лет он с удовольствием катался с женой на фигурных коньках, обладал техническими способностями и был автомобилистом. Эта ипостась была редкой в 1950-е годы. С этим связан запомнившийся эпизод. Как-то Адольф Аронович спросил, могу ли я пойти с ним на одну вечернюю встречу. Встреча эта его несколько беспокоила. Предстояла «разборка» с неприятным человеком из-за автомобильной аварии, с выяснением кто кому должен платить, и назначена она была на тёмное время на пустыре между гаражами. Адольф Аронович объяснил мне, что мне присутствовать при этом разговоре нельзя, но он просит меня стоять за углом на всякий случай. Я стоял за углом, встреча закончилась мирно, а А.А. сказал мне комплимент, которым я возгордился: «Удивительно, Юра, Вы воспитывались без отца, но воспитание у Вас не женское». Такие комплименты не забываются. Признаюсь, отбросив скромность, мне захотелось об этом написать. А еще он говорил: «Я знаком со своей женой с первого класса школы. Вы не представляете, как это долго и как трудно!». Он любил житейские сентенции.
14
И. И. Кикнадзе в кн: Александра Алексеевна Прокофьева-Бельговская. Портрет на фоне хромосом (ред. Н. А. Ляпунова и Ю. Ф. Богданов) М. Научный мир 2005. с. 163–167.