Страница 43 из 69
Часть четвертая. Глава 24.
Июль 1913 года.
Арбенин летел в пропасть, в которой только что исчез Сибирцев, сжимая в руке нечто вроде рога — очень твердое и гладкое, конусообразное... Впрочем, мысли о бесконечной вечности, которые с недавних пор начали появляться у него то в одном, то в другом образе, перебивали раздумья о важности или бессмыслице этого предмета. Ну, схватился случайно цепкими пальцами да и выдернул ненароком из камня, царапаясь за края бездны. Можно ли раздумывать об этом в считанные доли секунды полета?
«Рог» зацепился за какой-то выступ, Арбенина тряхануло как следует и занесло влево. Левая рука уперлась о что-то твердое вроде камня и он постарался приблизиться к «спасательному кругу», но очень осторожно, спружинив, чтобы не удариться головой. Почувствовав, что уже приземлился, задержал дыхание и не шевелился, чтобы, не дай Бог, не потерять равновесие. А потом осторожно выдохнул и... открыл глаза.
Его испугала... даже не темнота — кромешная тьма, словно под колпаком фокусника! Он поразился полной тишине, той самой, о которой говорят — гробовая... Поэтому совершенно невозможно было ориентироваться в пространстве. Как далеко до того места, откуда упал? А до пропасти внизу? Пришла мысль, что все же не долетел до дна бездны, иначе бы — разбился. И тогда попробовал сконцентрироваться не на окружающем мире, а на личных ощущениях. Голова не болела. Это хорошо. Сердце стучало ритмично. Совсем отлично! Затем он тихо пошевелил ногами и, почувствовав их, еще больше успокоился. Сделал первое движение: перевернулся и пододвинул под голову какой-то камень, так удобнее... Да и лежать, уткнувшись носом в каменное дно, нет смысла. Надо смотреть на верхний ярус, только оттуда и может прийти спасение!
И в этот момент там, наверху, блеснул одинокой звездочкой свет! Словно кто-то подавал сигнал огнем! Однако, совсем ненадолго... Огонек сделал несколько движений туда-сюда и устремился прямо на него... А за ним... За ним тоже что-то летело — не то камни, не то еще какие предметы... И тут словно кто-то включил звук! Сначала ухнуло там, внизу... А затем... в голове забарабанил страшный грохот камней и рокот бурлящего потока...
«Так у меня же были заложены уши! Надо же, как может полная тишина превратиться в жуткую какофонию...» — пронзила голову мысль, и тут в лоб что-то ударило, совсем не тяжелое, правда... А на правую руку свалился какой-то мешок — пальцы ощущали явно холстину...
От неожиданности и боли в пальцах, сжимавших, к тому же, рог, Арбенин стиснул зубы и не смог сдержать стона. Ощущая себя в полном одиночестве, отрезанным от мира, да еще и в темноте, он не стал противостоять напору чувств и застонал еще громче, пока эти протяжные, жалобные звуки не перешли в крик. Надрывный и раздирающий, как крик зверя, загнанного в капкан. Внизу опять посыпались камни, уже, видимо, отдаваясь эхом на громкие звуки человеческого голоса, который, навряд ли был в этом подземном царстве обычным явлением.
И тут услышал он такие же стоны, но только совсем приглушенные, рядом с собой, под той самой мешковиной, вдавившей его руку в камни... Стараясь не двигаться всем телом, он попробовал осторожно освободить ее , слегка онемевшую, подтянул к груди и переложил рог себе за пазуху — уж очень не хотелось расставаться со своим спасителем. Затем этой рукой начал тихонько ощупывать свалившийся сверху предмет.
«Да это — Сиротин!» — радостно телеграфировала первая мысль. «Значит, и он тоже...» — скорбно шептала вторая. И была вторая мысль важнее первой, потому что входила в разряд тех сообщений-молний, которые приходят к нам перед похоронами близких... Да, паренек, остававшийся там, наверху, мог еще как-то спасти его... А сейчас... сейчас он, последний свидетель падения в бездну и Сибирцева, и Арбенина, сам, уже без свидетелей, улетел в ту же пропасть. Как теперь узнают люди о месте нахождения троих безумцев и как теперь смогут им помочь?
Сиротин продолжал издавать едва слышные звуки, словно в беспамятстве, а может, в травматическом шоке. Но то, что это был он — не вызывало сомнения: вот рука нащупала за холстиной сапог с высоким голенищем. Такие выдали им всем перед походом в пещеру, но пареньку они оказались совсем велики, так что не удивительно, что сапог слетел и лежит рядом со ступней. «Не упал бы второй в пропасть, а то ведь ходить по камням без обуви — дело не из легких, — подумал Арбенин и тут же перебил свои мысли. — Впрочем, о чем это я? Здесь еще неизвестно, сможем ли вообще идти?»
Он подтянулся и взял сапог в руку, положил поближе к себе. Черная темнота продолжала давить на мозги, но интуиция подсказывала, что чуть правее, в двух шагах от того места, где лежат они сейчас, и находится пропасть. Именно оттуда продолжало доноситься клокотание водных потоков.
— Богдан! — окликнул юного коллегу Арбенин. — Богдан! Очнись!
И слегка потормошил его, очень осторожно... Вдруг у паренька перелом? И вот... уже с третьей попытки, тот издал какие-то звуки...
— М-м-м... ты кто?
— Я — Арбенин!
Паренек молчал. Как будто бы не расслышал.
— Богдан, это я — Николай Петрович! Ты узнаешь меня?
Тот продолжал молчать, но потом, видимо, понял, что ждут он него ответа, тихо, сквозь зубы, с напряжением выдавил из себя:
— Я тебя должен... знать?
— Да, конечно! Мы — коллеги, да и вообще — друзья...
Последнее добавил он так, для словца. А если еще точнее, подумал, что именно в такой ситуации можно немного и приврать. Какие друзья? Совершенно разного возраста, а главное — статуса: он, Арбенин, зрелый ученый, заслуженный преподаватель, а Богдан — мальчишка, всего лишь лаборант. Но эта разница сейчас его не смутила, и он еще раз повторил:
— Я твой друг!
— Да? — несколько удивленно переспросил тот. — А я думал, что в ад попал... Какие там могут быть друзья? И как называть тебя?
— Меня зовут Николай. А можешь называть меня как сам захочешь...
— А ты меня старше или младше?
— Старше.
— Тогда хочу называть тебя Старшим Другом... А ты зови меня просто — Друг, пока... я не вспомню свое имя...
— Хорошо... Так вот, Друг, мы с тобой сейчас — в пещере. И вот незадача — упали в пропасть... и находимся где-то на нижнем ярусе... правда, не так далеко... еще не на дне пропасти. Передохнем немного и подумаем, как отсюда выбраться...
— А почему мы в пещере? — Богдан, казалось, не воспринимал реальную действительность, словно не помнил события, которые произошли раньше.
«Амнезия... — подумал Арбенин. — Дай Бог, не самое страшное, что могло бы произойти с пареньком».
— В пещеру мы с тобой пришли по долгу службы... И не только мы...
«Ладно, хватит подробностей! Не разглагольствовать надо, а выкарабкиваться отсюда! — стучало в висках Арбенина. — Эх, жаль, что нет фонаря — разбился! Придется вслепую ориентироваться... Да, а где может быть Сибирцев? Ведь он упал первым! Наверное, на другом ярусе... Тройного совпадения быть не может!»
Он прижался к стене, за которую продолжал держаться левой рукой, и подтянул к себе и Богдана. Кто его знает, где край пропасти... Затем еще раз попробовал пошевелить ступнями ног и, оставшись довольным, привстал на корточки, чтобы понять, насколько высок потолок. Преграды не было. Тогда он ползком передвинулся влево, надеясь, что площадка, на которой они лежали, не такая уж маленькая, а может, имеет еще и какую галерею...
Так и есть! Левее не нащупывалось стены, но и пол, если можно было так его назвать, был довольно твердым, правда, неровным, каменистым, но это даже и лучше — значит, выполнен не рукой человека, а самой природой.
— Друг! Ты можешь шевелиться? Попробуй почувствовать руки и ноги! — обратился он к пареньку.
Тот уже начинал приходить в себя... Да! Но вместо утверждения или отрицания застонал еще сильнее. Скорее всего, боль не отпускала, напротив, давала о себе знать еще сильнее. Так бывает, когда человек выходит из шока.