Бесконечность любви, бесконечность печали

Вспоминая о мальчике, женщина почти все время улыбалась и лишь в конце полюбопытствовала: откуда через столько лет та­кой интерес к отказничку, да еще инвалиду от рождения? Ведь за все время в доме малютки его никто ни разу не навестил. Вадим едва сдержался, чтобы не признаться: Сережа - его сын! Так и под­мывало сказать: мальчик, вероятно, унаследовал его гены, а пра­дедушка Сережи был профессором-лингвистом!

Но сдержался. Возможно, потому, что утром Андрей Леонидо­вич сообщил: поиски зашли в тупик, одиннадцатилетний мальчик Сергей Говоров в базе данных детских домов и прочих подобных заведений на сегодняшний день не значится. А если нет в списках, то его или усыновили, или... Или его нет. О втором предположении думать не хотелось. Впрочем, и первый вариант не очень радовал, так как тайну усыновления никто не отменял. А потому следовало действовать осторожнее.

Ниточка поисков обрывалась на больнице, в которую ребенка направили из дома малютки. Значит, там и надо искать. С учетом сложности врожденных дефектов (двусторонний вывих головок обеих бедренных костей], диагностированных еще в роддоме, ле­чебное учреждение, где делают такие операции, определить не­сложно. Главное - найти доктора, который его вел и оперировал.

Но и здесь без помощи Клюева Вадиму не обойтись - у того свя­зи, знакомства. Коллега коллеге расскажет намного больше, чем человеку другого крута. Увы, к медицинскому миру Вадим давно не причастен. Даже с однокурсниками, кроме друзей, старался не пересекаться. Чувствовал себя предателем, что ли? Или предан­ным... Сложно объяснить.

Саня дожидался друга в кабинете. Выслушав, задумался, и вдруг его осенило: вспомнил! Леня Автухович! В одной из детских больниц отделением травматологии заведует его бывший одно­классник! Вместе поступали в медицинский, правда, тот учился на педиатрическом. Потому Вадим его и не знал.

- Сейчас найдем! - Клюев вытащил из ящика стола потрепан­ную записную книжку. - Он точно в курсе... Так... Есть домашний номер! Правда, лет десять назад записывал, мог смениться... - он приложил к уху трубку городского телефона. - Алло! Здравствуй­те! Это квартира Автуховича? Леонида Борисовича можно пригласить?.. А как с ним связаться?.. Ах, вот как... Это одноклассник вашего отца Александр Клюев... Да, да, записывайте... Спасибо огромное!.. Ну вот! - пояснил он Вадиму. - Леня сейчас в отпуске, когда вернется, дочь не знает. Пообещала перезвонить. По голосу взрослая совсем... Но есть одна странность...

- Какая?

- Туманно она как-то изъяснялась... Хотя... Время такое, всем правду не скажешь.

- Так, может, лучше мне с ним связаться?

- Нет уж, я сам его разыщу. Леня - всего лишь часть цепочки и, скорее всего, даст контакт следующего звена. Если позвоню я и спрошу о консультации - это одно. Здесь мы обязательно сочтем­ся: рано или поздно он тоже попросит меня об услуге. Позвонишь ты - разговор совсем другой. Леня - нормальный пацан, но зам­кнутый еще со школы. А нам есть что вспомнить... Так, с этим ре­шили, - Клюев выдохнул, хлопнул ладонями по столу и снова заду­мался. Будто никак не мог решиться сказать что-то еще. - Теперь я к тебе с просьбой... - наконец посмотрел он на друга. - Вот только не знаю, с чего начать.

- Что это с тобой? С чего такие церемонии? - удивился Вадим.

- Понимаешь... тут помощь нужна, - нерешительно начал Саня. - Не мне. Ты мне уже стольким помог, что вовек не расплатиться.

- Тогда кому?.. Не темни. Кому помощь нужна? Я так понимаю, если ты решил за кого-то просить, то другого выхода у тебя нет.

- Правильно понимаешь, - Клюев опустил взгляд. - Кате нужна помощь. И ее ребенку. Евсеевой Кате. В прошлом - Проскуриной. Она вернула девичью фамилию после развода.

Вадим недоуменно посмотрел на друга.

- Да, я знаю, это против правил! - не выдержав взгляда, Клюев вскочил со стула и принялся мерить нервными шагами кабинет. - Но и ты пойми: все так переплелось! Оля, как выяснилось, давно дружит с Катей, наблюдала ее как врач. Зимой первой диагности­ровала беременность, положила на сохранение в свое отделение...

- Ты ничего не говорил, - укорил Вадим.

- Да я сам недавно узнал. Они не общались несколько послед­них месяцев, пока Оля случайно не встретила ее в больничном дворе. Катя приезжала на консультацию к кардиологам по поводу сердечной патологии плода. Наши ей помочь не могут, дали на­правление на аборт.

- А я здесь при чем? - сухо и как-то отстраненно бросил Вадим.

Она нашла клинику в Германии. Вот копии их переписки, - остановившись у стола, Клюев взял в руки файл. - Я был в кардио­центре, специально все отснял. Так называемый синдром гипопла­зии левых отделов сердца. Крайне сложная врожденная патология сердца и магистральных сосудов, характеризуется наличием мно­гочисленных врожденных пороков сердца, а именно: умеренная или выраженная гипоплазия или атрезия митрального клапана, левого желудочка, аортального клапана и гипоплазия восходящей аорты разнообразной степени, - зачитал он. - Без специализиро­ванной кардиохирургической помощи сто процентов детей поги­бают в течении первых дней жизни. Хирургическое лечение вклю­чает три этапа: сначала операция Норвуда (выполняется в первые часы и дни после рождения), второй этап - двунаправленный кавапульмональный анастомоз, или операция Геми-Фонтена (на третьем-шестом месяце жизни), и третий этап - тотальный кава­пульмональный анастомоз, выполняется в возрасте от двух-трех лет при массе пациента двенадцать-пятнадцать килограммов.

- То есть? Расшифруй, - попросил Вадим, отвыкший от обилия специализированной медицинской лексики.

- А то, что сердечко размером с грецкий орех должно быть про­оперировано сразу после рождения. Дети с таким пороком долго не живут. При гипоплазии левых отделов речь идет о нескольких пороках сердца и главных артерий. Ребенка может спасти не от­дельное хирургическое вмешательство, а серия из трех операций. При этом правый желудочек будет приведен в такое положение, чтобы поддерживать циркуляцию крови по телу. Гипоплазия ле­вых отделов сердца - это редкий, один из тяжелейших пороков, которые только есть... Клиника готова помочь ребенку Кати. Как ты понимаешь, вопрос в деньгах.

- А что ее немецкий друг? Не в состоянии оплатить? - нахму­рившись, поинтересовался Ладышев.

- Не знаю. Не спрашивал. Оля тоже ничего не знает. Ясно одно: денег у нее нет, а помочь ей могут только там. В общем... Ничего от тебя не прошу, права такого не имею... Но... мне кажется... Ты единственный, кто может выручить. Времени почти не осталось... В общем, решай, - Клюев положил файл на край стола, а сам снова присел на стул. - Видишь ли, матери разные бывают. Лера прямо в роддоме ребенка бросила, а Катя сражается... Аборт делать от­казывается, говорит, что умрет вслед за ребенком... А для нашего ведомства это всего лишь плод с патологией, - развел он руками. - Десять лет не могла забеременеть, а тут...

- Я знаю, - перебил его Вадим и жестко добавил: - Только я тоже не мать Тереза.

- Да, конечно... - Саня виновато опустил голову. - Ты как-то го­ворил, что у тебя есть выходы на детский медицинский фонд в Германии. Может, их попросить?.. Просто по-человечески...

Разговор прервала неловкая пауза. Двое мужчин старались не смотреть друг другу в глаза. Молчали долго. Первым не выдержал Клюев: сгреб со стола файл с бумагами, бросил его в выдвинутый ящик, но только собрался задвинуть, как услышал:

- Давай сюда... Я подумаю... Ладно, бывай! - взяв файл, Вадим встал, протянул руку. - Жду звонка.

- Спасибо!

Проводив друга до двери кабинета, Клюев вернулся к столу.

«Если в нем осталась хоть капелька чувства, поможет... Для Кати это единственная надежда...» - вздохнул он.