Кофейный роман

Gala: ты должна сказать адвокату. пусть тоже заморочится. И вообще, мать, тебе волноваться нельзя! Прекращай это.

Gala: лучше скажи, дальше-то что?

Вера: я не волнуюсь

Вера: совсем

Вера: дальше — ничего. Еще десять дней. Десять, Галь. Каргин может жалобу накатать. А он может, сама понимаешь

Gala: ну и пусть катает! У тебя ребенок будет! От адвоката! И адвокат ни от тебя, ни от ребенка отказываться не собирается. Устроится все как-нибудь.

Gala: у вас уже семья, понимаешь? И никакой кАзел этого не изменит, Верка!

Вера: нет. каргин, с его связями и возможностями может многое изменить. Почти все. Он может придумать, что угодно. С него станется — он и ребенка начнет у меня высуживать, если нас не разведут до того, как он родится. Ты понимаешь, что он формально его?

Gala: ёпрст!

Gala: а ты помнишь еще, что у тебя мужик адвокат? И, как я понимаю, толковый. И в законах получше тебя, меня и кАзла шарит.

Gala: и ДНК тестов никто не отменял, если че!

Вера: ГАЛЯЯЯЯЯ!!!!!!!!!!!!! Дело не в законе и не в ДНК. Дело во времени. Это все на годы. И во всей этой грязи будет расти ребенок. В моей, понимаешь. Только потому, что ему не повезло с матерью.

Gala: узбагойся!

Gala: жизнь — боль

Gala: но только от тебя зависит, какая жизнь будет у твоего ребенка. И не заморачивайся раньше времени! У тебя есть еще несколько месяцев до родов!

Вера: ну да

Gala: шо ну да?

Gala: в кучу себя собери! Прошлого уже не будет. Ты ж сильная!

Gala: А теперь еще и есть, на кого положиться

Вера: сильная ушла бы от Каргина еще в прошлой жизни. и ничего бы не было

Gala: угу. ни ребенка, ни адвоката.

21

Виктор Каргин сидел за столом своего кабинета, в котором много месяцев назад началась вся эта гребанная история, и никак не мог понять, когда наступил перелом. То ли когда впервые поднял на Веру руку, даже себе не признаваясь в том, что ему неожиданно понравилось, как она кричит от боли и страха, пряча от него лицо. От этого наслаждение получал едва ли не большее, чем от секса с ней или с любой другой девкой. Что характерно, годы спустя она перестала бояться и смотрела на него прямо, будто ждала этих ударов, наслаждаясь ими так же, как он. Их отношения, может быть, потому и продержались столько времени, что от этого садомазо оба получали свое удовольствие. Он раз за разом переламывал ее. Она пыталась тягаться с ним, ломая его иначе, чем он.

А может быть, все изменилось тогда, когда он отказал ей в праве на материнство. Но, видит бог, ему не нужны были дети. И Вероника не нужна ему была как мать его детей. Не для того он женился в своем весьма немаленьком возрасте, чтобы видеть, как возле него взрослеет женщина, которая возвращала ему его молодость. Он купил куклу. И хотел куклу. Остальное прилагаться было не должно. Если это понимал он, почему не понимала она?

Как бы ни начиналось, финал был здесь, в этом кабинете. В тот день, когда он едва ее не убил. Странно, но почти надеялся. Может быть, так освободился бы от этой ненормальной связи, которая заставляла его сомневаться в собственной мужественности до тех пор, пока он не начинал сжимать кулаки.

Вера оказалась на редкость живучей.

Чуток подлаталась.

И сбежала из больницы, едва смогла ходить.

И в скором времени он получил повестку в суд.

Странно, что она побои снимать не стала, чтобы хотя бы на это давить — вдруг проканало бы. Впрочем, не такая уже и дура. Дэн отмазывал его в прошлый раз, когда она впервые заявление накатала. Дэн готов был отмазывать его, когда он чуть не пришиб эту суку. Дэн выручил бы и теперь. Перед законом Каргин всегда был кристально чист. Дэн, который и сам был его должником по девяностым, когда Виктор вложился в его избирательную кампанию, теперь лишь раз за разом прикрывал его зад. Слишком тесно они были связаны.

Развод — ерунда.

Нет такой юридической дребедени, которую Каргин не смог бы раздолбать и забыть.

Ударом стала беременность Вероники.

И вовсе не факт ее очередной измены.

Беременность — это уже серьезно. Беременность — это уже признак ее победы. Победы над ним. А Каргин не мог позволить ей победить. Это было равнозначно тому, чтобы признать себя импотентом. Не в сексе. В жизни.

Он мог бы стереть ее в порошок двумя пальцами и не заметил бы. Но куда увлекательнее было подмять ее под себя. Заставить покориться, прогнуться, сдохнуть в уверенности, что нет существа ничтожнее ее.

Она всего лишь поставила перед ним новое условие в их игре, которая тянулась годами, и в которой развод был лишь одним из квестов. Но все и всегда можно было изменить. Наверное, именно за это Виктор Каргин и любил Веронику — она не выиграла еще ни разу, но зато играла со всей отдачей. Впрочем, то, что он испытывал, было куда сильнее любви.

Зазвонил телефон, отвлекая его от раздумий. И переворачивая весь его мир вверх ногами.

— Виктор Анатольевич, — услышал он довольный голос своего охранника. — Ну в общем выяснили. Вчера в конце дня к ее дому приехал ваш бывший адвокат. Черный такой, усатый. Зашел и до утра не убрался. Сегодня снова здесь. Вряд ли может быть такое совпадение, чтобы именно он мелькал в подъезде Вероники Леонидовны.

Разумеется, совпадения быть не могло. Через четверть часа Каргин знал, где проживает Закревский. И это была совсем не Оболонь. Еще через час он ехал в контору Максима Вересова. В любом случае, ему было, что обсудить со своим адвокатом.

— Виктор Анатольевич, — поднялся Макс встречать клиента.

Тот крепко пожал его руку и удобно расположился на диване. Достал из кармана пиджака очки и надел их на нос, оглядываясь по сторонам.

— Да я, в общем-то, мимо проезжал, Максим Олегович. Дай, думаю, заскочу. Апелляцию обсудить. Вдруг вы чего посоветуете.

— В ваших же интересах посоветую не подавать. Апелляция оставит решение без изменения, уверен.

Каргин коротко хохотнул. Кто бы сомневался!

— Вы думаете? Но какое может быть расторжение брака, если я не хочу его. И если хочу жить с этой женщиной. Кстати, женщиной беременной. И едва ли способной о себе позаботиться. Суд не примет этого во внимание?

— Ну почему же? — Вересов не менее удобно устроился в своем кресле и смотрел прямо на Каргина. — Суд обязательно исследует все материалы дела. Изучит ваш иск и возражения вашей супруги, а я уверен, что они будут. И что же увидит коллегия? Безусловно, ваше желание сохранить семью. В то время как госпожа Каргина категорически против. Более того, беременна от другого мужчины, о чем систематически заявляет.

— Ну, от кого она беременна, еще разобраться надо. Вы это понимаете, я это понимаю. Это будет стоить времени. А в семье время — это все. Страсти улягутся. Она может передумать. Это ведь шанс, Максим Олегович, верно?

— Шанс, — согласился Вересов, — но зыбкий и ресурсоемкий.

— Но это же мои ресурсы, да? — усмехнулся Каргин. — Нет, вы правы. Я не идиот. И прекрасно понимаю, что особых надежд питать не приходится. Но, видите ли, эту женщину я люблю. И готов признать ее ребенка. Полагаю, вы можете устроить нам встречу, чтобы я имел возможность донести до нее эту мысль? Разумеется, для того, чтобы я решил, есть ли смысл подавать апелляцию. Мне глаза ее видеть надо.

— Я не могу ответить за нее. Все, что я могу попробовать сделать — связаться с ее адвокатом и передать вашу просьбу. Но, на вашем месте, не очень бы рассчитывал, что Вероника Леонидовна согласится на встречу.

— То есть, на апелляцию мне нет смысла подавать. А на встречу нет смысла рассчитывать. Печальный итог жизни, не находите?

— Я не судья и не исповедник, — холодно отозвался Вересов.

— Вы мой адвокат, — рассмеялся Каргин. — Это больше, чем исповедник. Однажды я объяснял это Ярославу Сергеевичу. Вам просто не успел.

— Именно потому, что я ваш адвокат, я и советую вам оставить эту часть жизни позади и уделить внимание иным заботам.