Страница 19 из 56
— Не понимаю, почему ты простила меня, — его слова наполнены эмоциями и пивом.
— Это я идиотка, сама виновата, что не пристегнулась, — повторяю то же, что говорю ему каждый раз, когда он поднимает эту тему.
— Я так испугался, когда ты не пришла в себя, — говорит Трев. — Следовало догадаться. Мина знала. Она все твердила, что ты слишком упряма, чтобы нас покинуть.
Он поднимает глаза, вся боль выплескивается наружу, и когда я встречаюсь с ним взглядом, его пальцы дергаются, словно он хочет пробраться под мою кожу и сложить что-то прекрасное из обломков.
Внезапно понимаю, что, если так и буду смотреть на него, он меня поцелует. Это видно по тому, как он держится, как переминается с ноги на ногу и пальцами теребит лямку лифчика, словно старается запомнить это ощущение. В этом вся сущность Трева: целенаправленный, честный, надежный. Я разрываюсь: одна часть меня хочет поцеловать его, другая — сбежать.
Я почти хочу, чтобы он решился. Я не удивлюсь. Как будто я не замечаю его взглядов.
Как будто не понимаю, что он ко мне чувствует.
И эта последняя мысль заставляет отвести глаза. Я отступаю, и на секунду окутывает страх, что он не отпустит меня, но он отпускает. Конечно, он отпускает.
— Пить хочу, — говорю я и спешу внутрь, а часть меня, порядочная часть, с облегчением вздыхает.
23
СЕЙЧАС (ИЮНЬ)
Едва переступив порог своего дома, я разрываю конверт, найденный в комнате Мины. Он выпуклый в одном углу, и я вытряхиваю флешку, когда раздаются мамины шаги по коридору. Сжимаю фиолетовую флешку в виде Hello Kitty, а другой рукой засовываю конверт в задний карман джинсов.
Мама хмурится.
— Ты чего стоишь в коридоре? — спрашивает она.
— Просто ключи достаю. — Лезу в сумку и выпускаю флешку, прежде чем достать связку ключей. Улыбаюсь маме, вешая ее на ключницу на стене. — Пахнет замечательно.
— Я запекла цыпленка. Идем ужинать.
Следую за ней в столовую, где уже ждет папа. Мама выставила превосходный фарфоровый сервиз.
Шагаю, а в кармане мнется конверт. Мне хочется поскорее добраться до своей комнаты, запереть дверь и засунуть эту злополучную флешку в ноутбук.
Я подавляю вздох, пока мама садится за стол. Ну почему именно сегодня им приспичило устроить семейный вечер?
— Как прошла встреча? — спрашивает мама.
— Нормально.
— Тебе понравился доктор Хьюз? — На этот раз вопрос исходит от папы. В голове мелькает предположение, что они заранее договорились, кто и о чем меня спрашивает.
— Да неплохой вроде.
— Я только поняла, что у тебя никогда не было психотерапевта-мужчины, — произносит мама. — Если для тебя это проблема...
— Нет, — отрицаю я. — Доктор Хьюз нормальный. Он понравился мне. Правда. — Откусываю от куска курицы, пережевывая намного дольше, чем требуется.
— Пора и об университете подумать, — выдает папа. — Составить список тех, что тебе интересны.
Опускаю вилку, аппетит, которого и так почти не было, теперь пропал совсем. Я надеялась, что этого разговора не случится хотя бы несколько недель. В конце концов, до начала учебы еще два месяца.
— В августе начнется твой выпускной год4, — успокаивает мама, ошибочно прочитав выражение моего лица.
Я катаю горошины по тарелке, даже не пытаясь есть. В горле словно глыба размером с Техас застряла. У меня нет времени думать об учебе и подобной ерунде. Нужно сосредоточиться на поисках убийцы Мины.
Что же на той флешке?
— И то независимое исследование, которое ты провела в Центре, очень впечатлило твоих учителей, — продолжает мама, ее лицо освещает такая редкая улыбка.
— Меня это не волнует, — начинаю я.
— Мы как-нибудь объясним те месяцы, что ты провела не здесь. И если твое эссе будет сфокусировано на аварии и преодолении всего, что выпало на твою долю, уверена...
— Хочешь, чтобы я играла калеку? — перебиваю, и она вздрагивает, словно я ее ударила.
— Не говори так! — Она теряет контроль.
Едва удерживаюсь, чтобы не закатить глаза. На маму все произошедшее повлияло намного сильнее. Папа водил меня на физиотерапию и провел все обследования перед операцией. Он спускал и поднимал меня по лестнице весь первый месяц, а когда я еще лежала в больнице, читал мне каждый вечер перед сном, как в детстве. Он помогал мне даже тогда, когда я уже должна была сама о себе заботиться. Папа всегда помогал людям.
У мамы дар все налаживать и исправлять, но она не может исправить меня, и ей с этим ничего не поделать.
— Да только это правда. — Резкие слова нацелены, чтобы пробить ее броню ледяной королевы. Чтобы она наконец перестала ждать ту девушку, которой я больше никогда не стану. — Я калека. И наркоманка. И ты думаешь, что смерть Мины — частично и моя вина, поэтому, полагаю, убийцу по неосторожности тоже можно добавить к списку. О, а может, написать эссе на эту тему?
Ее лицо багровеет, затем бледнеет, а после становится чуть ли не фиолетовым. Меня словно загипнотизировали, я в ловушке ее гнева, заинтересованность в ее глазах сменяется яростью. Даже папа кладет свою вилку и берет ее за руку, словно предполагая, что мама может кинуться на меня через стол и ее придется удерживать.
— Софи Грейс, прояви уважение в этом доме, — наконец выплевывает она. — Ко мне, своему отцу и, главное, к себе.
Я кидаю салфетку на тарелку.
— С меня хватит. — Отталкиваюсь, чтобы встать, но ноги трясутся, и мне приходится держаться за стол дольше, чем хотелось бы. Прихрамывая, я выхожу из столовой. Я чувствую, что она наблюдает за мной, что ее пристальный взгляд впитывает каждый неровный шаг, каждое неуклюжее движение.
Наверху я почти роняю сумку, когда в спешке достаю флешку. Хватаю ее, открываю крышку ноутбука и, засунув флешку в разъем, постукиваю пальцами по столу.
На рабочем столе появляется папка, и я кликаю по ней дважды, а стук моего сердца отдается в ушах.
На экране возникает окошко для ввода пароля. Сначала я печатаю ее день рождения. Потом Трева, мой, ее папы, но ни один не подходит. Пробую имена всех домашних животных, даже черепахи, которая была у нее в третьем классе и которая умерла через неделю после того, как Мина принесла ее домой, но бесполезно. Больше часа я печатаю каждое слово, приходящее в голову, но ничего не открывает папку.
Разочарованная, я встаю и подхожу к шкафу, где рядом с моим лежит кольцо Мины. Я беру его, и слово словно подмигивает мне в искусственном освещении.
Разворачиваюсь назад, внезапно наполнившись надеждой, набираю в окошко слово «навсегда» и жму Ввод.
Пароль Неверный.
Сидевший во мне гнев, слившись с обидой от маминых слов, затопляет меня.
— Черт возьми, Мина! — бормочу я. Изо всех сил бросаю кольцо. Оно отскакивает от стены и падает на коврик у моей кровати.
И почти в то же мгновение, когда оно приземляется, я, вздрагивая от боли, сажусь на колени и достаю его из ворса. Руки дрожат, когда я надеваю его.
И не перестают трястись, пока я не подхожу к шкафу, и второе кольцо — мое — не соединяется с ее на большом пальце.
24
ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД (ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ)
После вечеринки, все еще пьяная и под кайфом, я лежу на полу гостиной Трева рядом с Миной, мы обе в спальных мешках. Периодически раздается храп его соседей из комнат вдоль по коридору.
Пол твердый, на ковре странного цвета пятна, о происхождении которых я не хочу даже думать, квартира полна парней. Мне неуютно, я беспокойно дергаюсь, уставившись на пивные кепки, подвешенные под самый потолок. Веки тяжелеют, но я держу глаза открытыми.
Мина не спит, но притворяется, что спит. Меня ей не одурачить, годы пижамных вечеринок не прошли даром.
— Я знаю, что ты не спишь.
— Спи, — только и отвечает она. Даже не открывает глаз, дыша все так же преувеличенно медленно.