Мангазея

Та опять непонимающе посмотрела на него:

– Как это нам? – И тут ее глаза расширились – до нее наконец-то дошел смысл его слов. – Не может быть! – тем не менее воскликнула она, боясь поверить в нежданно свалившееся на нее несбыточное счастье.

«Да разве же возможно такое? – предательски нашептывал ее внутренний голос. – Не может быть, не может быть…» – молотом стучало у нее в голове, и она с мольбой во взгляде глянула на него, словно умоляя подтвердить то чудо, о котором, как показалось ей, она только что услышала.

Афанасий же погладил ее русые волосы, настолько длинные, что те разметались по всей подушке.

– Ты не ослышалась, Маша, – видя ее потрясенное состояние, сказал он, поставив себя на ее место. – Я действительно предлагаю тебе стать моей женой.

Та все еще непонимающими глазами глянула на него, а затем, уронив голову на его грудь, разрыдалась. Афанасий же только гладил ее по голове, давая ей возможность излить свои чувства.

«Каким же все-таки потрясением оказалось для нее мое предложение?! – подумал он. – Я же, конечно, предполагал нечто подобное, но ведь не настолько же! – И усмехнулся про себя. – Девчонка, совершенно беззащитная, безоглядно влюбилась в меня, человека, которому прислуживала, не думая о возможных последствиях. И даже когда поняла, что забеременела, то ни разу не упрекнула меня в этом, решив, видимо, что как будет, так и будет. И вдруг я, как бы между прочим, предлагаю ей стать моей женой. С ума же сойти можно…»

И, находясь под сильным впечатлением от своих размышлений, тихо сказал:

– Тебе же нельзя так волноваться. Извини уж меня!

Мария тут же подняла голову и сквозь слезы, ручьями текущие по ее щекам, еще всхлипывая, прошептала:

– Да за что же это, милый мой, я должна тебя извинять? В своем ли ты уме?! Я же ношу под сердцем плод своей любви и лишь только за это должна быть благодарна своей судьбе. И вдруг мне, дворовой девке, приставленной к тебе в услужение, ты говоришь, что хочешь взять меня в жены… Да разве же такое может быть?!

И в волнении даже не заметила того, что впервые обратилась к нему на «ты».

– Стало быть, может. Или ты хочешь, чтобы наш с тобой ребенок родился незаконнорожденным?

Та испуганно посмотрела на него глазами, сразу же высохшими от слез. «Но он же ведь только что сказал “наш с тобой ребенок”!» – И, боясь, что не ослышалась, возликовала своей истерзанной сомнениями душой.

А тот уточнил:

– Лично я этого не хочу.

– Да разве я против того, чтобы мы обвенчались?! – в отчаянии воскликнула она. – Но как к этому отнесется мой барин?! – со страхом спросила она.

– Он уже знает об этом, – успокоил он ее, а та вздрогнула: «Стало быть, об этом он уже говорил с моим барином?!» – промелькнуло у нее в голове, и тем не менее все еще недоверчиво продолжала смотреть на него. – Вот выйдешь за меня замуж и станешь свободным человеком.

– Правда?! – почти шепотом спросила та, как бы боясь спугнуть это, казавшееся ей зыбким, чудо.

– Конечно, правда.

Мария снова уронила голову на его грудь и теперь уже расплакалась.

– И за что же это, Господь, на меня свалилось такое счастье? – всхлипывая, прошептала она.

– За то, что ты добрая, ласковая и заботливая… Да к тому же еще и умница.

– Правда? – снова спросила она, подняв голову и испытующе заглядывая ему в глаза.

Тот усмехнулся.

– А иначе с какого бы это перепуга я предложил тебе идти со мной под венец? – ответил он вопросом на вопрос.

Ее лицо засветилось радостью. И тут же она испуганно посмотрела на свой уже большой живот и со страхом спросила:

– А как же это я с ним-то, таким уже большим, пойду под венец?!

– Через не могу! – сказал, как отрезал Афанасий. – Чуть было не сказал тебе: раньше надо было думать… – усмехнулся он, а Мария, порозовев, смиренно опустила глаза. – Или тебе, может быть, еще раз напомнить о незаконнорожденном ребенке?!

Та вздрогнула от его слов, как от удара хлыстом:

– Я все поняла! И прошу тебя: не напоминай мне больше об этом. Ведь не зря же, наверное, ты только что назвал меня умницей…

– Стало быть, не зря. Ну да ладно. Как говорится, кто старое помянет – тому глаз вон. А ты, Маша, озаботься о подвенечном платье. С ним, как мне кажется, будут некоторые трудности, учитывая несколько изменившуюся твою фигуру, – улыбнулся он. – Ну да, думаю, бабка Фрося тебе подсобит в этом деле. – Та согласно кивнула головой. – А за деньгами дело не станет. Так что об этом не беспокойся.

Мария благодарно посмотрела на него, а затем, смущаясь, спросила:

– А можно мне будет сказать об этом своим подружкам?

– О чем? – не понял тот.

– Да о нашем с тобой венчании…

Афанасий рассмеялся:

– Мне бы твои заботы! Конечно, можно. Иначе как же это ты сможешь жить с таким секретом, не рассказав им об этом?!

Она прильнула к нему и прошептала:

– И откуда же это ты свалился на мою голову, милый?

Тот усмехнулся:

– Этот вопрос, пожалуй, больше подходил бы для меня. Ты не находишь?

– Нахожу, дорогой ты мой человек. – И с каким-то ранее неизведанным для нее чувством добавила: – Отец нашего дитя.

– Его, между прочим, надо еще и родить…

– Вот за этим-то дело не станет. Верь мне. Ведь я же, еще и не родив его, уже чувствую себя матерью. И не улыбайся, но это так. – А затем с затаенной нежностью спросила: – А как мы его назовем?

– Если родится мальчик – Михаилом, – не задумываясь, ответил Афанасий.

– А если девочка – то Ольгой, – предложила она и вопросительно посмотрела на него.

– Как древнерусскую княгиню?

– А почему бы и нет? – улыбнулась она. – Ведь ты же, милый, тоже, чай, не простого рода.

– Княжеского… – усмехнулся тот. – Я же ведь, Маша, всего-навсего сын боярский.

– Ой, Афонечка! – восторженно воскликнула та, завороженно глядя на него, и тут же прошептала: – Какое же это счастье, что ты именно меня выбрал себе в прислужницы. Ведь когда ты в первый раз пришел в господский дом и я увидела тебя в прихожей из комнаты для прислуги, то сердце мое чуть было не оборвалось, – призналась она. – А позже, когда ты выбрал меня уже в присутствии Кузьмича, у меня вообще чуть было не подкосились ноги.

– А я действительно почему-то выбрал именно тебя, хотя должен сказать, что и другие девки тоже были хороши. – Мария ревниво глянула на него, а тот, не обращая внимания на ее эмоции, задумался. – Я же ведь никак не предполагал, что наши отношения с тобой зайдут так далеко. – Ее лицо порозовело. – Стало быть, есть что-то притягивающее друг к другу совершенно неожиданно встретившихся двух совершенно незнакомых ранее людей…

– Конечно, есть, Афоня, – загадочно улыбнулась та. – Это же Божий промысел. Разве не ведаешь?

– Ну ладно, ведунья, давай-ка спать. Завтра много дел.

Мария приподнялась на локте и с затаенной надеждой спросила:

– И мне можно сегодня не идти спать в девичью комнату?

– Конечно. Ты же сама спросила разрешения рассказать своим подружкам о нашем предстоящем венчании. Так в чем же тогда дело?

Она жарко обняла его шею.

– Какое счастье, что я теперь могу спать, обняв тебя! Я же ведь так мечтала по ночам об этом. – И насторожилась: – А о каких делах ты только что сказал?

– Надо готовить поход на Турухан.

– И ты будешь в нем участвовать? И как долго он продлится?

– А как же? – недоуменно пожал плечами Афанасий. – Или ты считаешь, что тобольский воевода прислал меня сюда лишь для того, чтобы я лапал тебя? – начал выходить он из себя.

– Не возмущайся так, Афоня! Я же никогда не спрашивала тебя о твоих делах.

– А теперь, когда я только было заикнулся о венчании с тобой, ты уже решила, что теперь имеешь право требовать от меня отчета о всех моих делах? – гневно посмотрел он на нее так, как будто увидел в первый раз. – Запомни раз и навсегда: во-первых, я служилый человек и, куда мне идти и насколько, а также что мне делать, решает только мое начальство и я сам. Во-вторых, каждый сверчок должен знать свой шесток. Мое дело – служба, а твое – дети и хозяйство. А то, что сочту нужным, я и сам расскажу тебе. Теперь же одевайся и иди спать в девичью комнату.