Страница 14 из 20
Бой у Гумбинена
Ночь прошла спокойно. По обыкновению, я встал в 5 часов утра, по обыкновению, же Ефимова с трудом добудились, так что, едва выехали в 6 часов утра. Наблюдательный пункт штаба дивизии я наметил на высотах к северу от деревни Шершинелен. Там местность была совсем открытая, за исключением двух хуторков. Сперва поехали верхом, а потом пошли пешком, чтобы не обнаруживать себя. Попадалось много проволочных заборов, так что приходилось постоянно уклоняться от направления. Наконец, столик был расставлен, телефоны проведены, все стали располагаться по местам, а именно: впереди на высоте – я с начальником штаба, с командиром артиллерийской бригады и с офицером для связи поручиком Лбовым, и тут же стратегический столик. Позади, на склоне, шагах в 50 – телефонная станция – шагах в 50 за ними, чтобы не мешали, чины штаба дивизии и при них самокатчики и мотоциклисты; несколько далее – в укрытии – офицерские верховые лошади и при них очередные конные разведчики и очередной разъезд; наконец, за ними, в отдельном дворе и позади него, остальные конные разведчики и эскадрон гусар. Когда таким образом располагались, я внезапно увидел две несоответствующие вещи: 1) впереди по высотам, совершенно открыто, как по время небрежно выполняемого маневра, разъезжает в колонне конная батарея и 2) к отдельному двору у штаба дивизии, вдруг тянется огромный обоз, двигаясь тоже открыто. Не успел я отдать необходимые распоряжения, как внезапно по наблюдательному пункту пошла пристрелка неприятельской легкой батареи с приближением. Направление было совершенно правильное, но пока были недолеты. Оказывается, пункт был выбран слишком открыто и подвергался опасности. Разрывы на средней высоте быстро приближались, надо было принимать предупредительные меры. Я приказал собрать обоз в отдельном дворе, где его временно и укрыть, а штаб дивизии перевести в другое место, к шоссе, обсаженному деревьями у д[еревни] Шершинелен. Отходить приказал разомкнутым строем. Из-за сердцебиения едва мог идти, а Ефимов притворился, что в него попала шрапнель. Тут же всех поразила испуганная фигура шофера, который, бросив автомобиль, крался, пригибаясь к земле, назад. В конце концов, все благополучно отошли, и наблюдательный пункт был устроен на новом месте. Тут вблизи находился в леске общий резерв дивизии, 2-го батальона 113-го полка, и к штабу присоединился генерал Гандурин. Шрапнельный огонь преследовал нас, пока мы не отошли в лощину, поросшую лесом. После этого огонь продолжался по месту, где мы стояли раньше.
Бой с 6 часов до 12 часов дня
С 6 часов утра немцы открыли сильный огонь тяжелой и легкой артиллерии, причем сразу стало заметно, что за ночь они усилились довольно значительно. Наша артиллерия тоже начала подготовку, но пехота вперед не продвигалась. Уже с 10 часов утра Ольдерогге и Войцеховский стали просить помощи; желая объединить управление огнем артиллерии, я отправил в Шершинен Савича, который поехал очень неохотно и не только не принес пользы, но, кажется, вместе с Бучинским только дурно влиял нравственно на окружающих. Вид его был запуганный и по телефону говорил дрожащим голосом. Просьбы Ольдерогге и Войцеховского становились все настойчивее, требовали подкреплений и говорили, что не могут больше держаться. Против Вяземского полка был открыт фланговый огонь артиллерии из Пабельна. Все время ожидали, что на этом направлении выдвинутся части 25-й дивизии, а вдруг оказался противник. Но, так как все эти вопли раздавались только вследствие огня немцев, а наступления с их стороны не было никакого, то я, уже приученный к невероятному преувеличению обстановки, приказывал держаться во что бы то ни стало, тем более что взвод гусар, наблюдавший за левым флангом, донес, что от 25-й дивизии на Пабельн наступают части одного из полков. Так как к полудню генерал Орел израсходовал свой резерв, то я к этому времени послал ему две роты 113-го полка и одну роту 115-го полка, освободив последнюю от какого-то наряда, в котором она находилась. По прибытии к нему этих частей, в начале 1-го часа дня, я приказал генералу Орлу всеми силами переходить в решительное наступление. Для подготовки к этому генералу Орлу дал час времени, и огонь по фронту был усилен. В это время немцы перенесли огонь своей тяжелой артиллерии на деревню Шершинен, в которой находился генерал Орел с состоявшими при нем лицами, и зажгли ее. Расположенный здесь обоз 1-го разряда 114-го полка поднял панику и бежал в тыл, отвратительно подействовав на бывший вблизи резерв. С этой минуты донесения об опасности, невозможности больше держаться и огромных потерях усилились настолько, что в начале 2-го часа, узнав, что части 25-й дивизии отошли и на Пабельн больше не двигаются, и имея в резерве всего 6–7 рот 113-го полка, расходовать которые я не счел возможным, я приказал отложить наступление, удерживаться твердо на месте и вести сосредоточенный комбинированный огонь артиллерии по фронту Ниебудчен – Ворупенен – Пабельн. Чтобы ободрить находившегося в крайнем сомнении генерала Орла и совершенно павшего духом Бучинского, я по телефону обещал им в случае успеха ходатайствовать о награждении их Георгиевским оружием[60]. Время тянулось без конца. Погода была солнечная, но дул сильный неприятный ветер. Ефимов все время бормотал что-то вроде того – посылают на верный убой и ничем не поддерживают. Из полков прислали погоны с убитых немцев, по которым было видно, что против нас три полка. Из корпусного штаба ни одного определенного указания не давали.
Наконец, в 3-м часу Бучинский дрожащим голосом передал по телефону, что Вяземский полк отступает, что больше держаться нельзя, что всякая связь по телефонам с полками прервалась и управлять невозможно, что убит командир 1-го батальона Вяземского полка подполковник Медер и многие офицеры, что в некоторых ротах нет ни одного офицера, что силы противника огромные, превосходные и что Ольдерогге обойден с правого фланга и будет скоро совершенно уничтожен. Наконец, что деревня Шершинен горит, находится под сильнейшим обстрелом тяжелой артиллерии и в ней дольше оставаться нельзя. Я приказал держаться и обещал подкреплений. Тотчас обратился по телефону в штаб корпуса. Долго нельзя были никого дозваться, но, наконец, подошел Михаэлис и сообщил, что немцы обрушились на 28-ю дивизию и потеснили ее. Я попросил дать более точные сведения. Тогда, удалив всех из телефонной комнаты, Михаэлис сказал: «28-я дивизия вместе со своей артиллерией бежала в полном беспорядке к Вержболову, ее, собственно, больше не существует, а кавалерия противника в тылу уничтожает обозы. О нашей кавалерийской бригаде Орановского никаких сведений нет. Ваш правый фланг совершенно обнажен и против него победоносные части неприятеля». Когда я его спросил, что командир корпуса приказывает мне делать, он ответил, что ничего. – Значит, оставаться на месте. – Да. – Положение незавидное. Тотчас в северном направлении мною было отправлено три хороших офицерских разъезда, которым я сам дал указания. Тем временем генерал Орел, получив известие, что 115-й полк отступает, и, не имея никакой связи с командиром полка, вызвал желающего поехать к полковнику Войцеховскому и передать ему приказание держаться и ожидать подкреплений. Вызвался адъютант 29-й артиллерийской бригады штабс-капитан Жеденов (у которого за Маньчжурскую кампанию был солдатский Георгий), и в сопровождении состоящего при нем берейтора (выезжал мою лошадь) поскакали напрямки под огнем. Через некоторое время он вернулся и доложил, что Вяземский полк в полном отступлении и что он по дороге остановил и задержал несколько рот (как выяснилось потом, по словам генерала Орла, 115-й полк в это время переходил с передовой позиции на тыловую). Так или иначе, Вяземский полк все-таки остановился, хотя Жеденев командира полка не видел и приказания генерала Орла ему не передал. После этого жалобы со всех сторон о невозможности держаться приняли острый характер. Ольдерогге прямо донес, что он отступает. Я приказал ему остановиться и выслал в помощь 4 пулемета под прикрытием ½ роты. Ввиду опасности, угрожавшей уже не только флангу боевого порядка, но и расположению штаба дивизии и тылу, я приказал двумя ротами 113-го полка с двумя пулеметами занять высоту севернее штаба дивизии. Вслед за этим узнал от разъезда, что Ольдерогге отходит, так как его теснят со всех сторон. Я опять обратился в корпусный штаб и получил ответ, что ни на какую поддержку рассчитывать не могу. Главная опасность угрожала со стороны правого фланга, откуда мог обрушиться на тыл отбросивший 28-ю дивизию противник. Опасность была огромная, и могли произойти самые печальные последствия. К тому же, как нарочно, на северном участке дивизии местность была низменная и неудобная для обороны, а в тылу к Катенау подходило отличное шоссе и тут были возвышенности с огромным командованием над впереди лежащей местностью.
60
Гумбинен – ныне город Гусев Калининградской области Российской Федерации.