Страница 11 из 20
Подход к государственной границе
4 августа было приказано дивизии двигаться через гос[ударственную] границу, на линию Зодарген – Дегезен (кажется), находящуюся верстах в 10–12 за границей. В приграничном районе, по которому пришлось двигаться, по обыкновению, было бездорожье, а существующие дороги были так перепутаны, что выбрать более или менее прямой путь было невозможно, пришлось все время колесить. Дивизия наступала двумя колоннами:
Правая – генерала Гандурина, в составе: 113-й полк и 8 орудий, на Слибины – Зодарген.
Левая – генерала Орла, из 114-го и 115-го полков с 40 орудиями, на Радчен – Дегезен.
Я следовал при главных силах левой колонны. Выступление было назначено в 6 часов утра. При дивизии кавалерии не было, и сведений о противнике не было дано никаких, поэтому я обратил внимание начальников колонн на пешую разведку. День был солнечный, теплый, прекрасный. Едва добудившись Ефимова, я выехал с ним на автомобиле в 5 часов утра к колонне генерала Орла. Так как через протекавшую р. Шеймену севернее ж[елезной] д[ороги] переправ не было, то пришлось сперва свернуть на юг, а потом пробираться плохими полевыми дорогами, чины же штаба были направлены прямо через броды на р. Шеймен. Колонну застал еще не готовой, на дороге перепутались обозы и порядка их движения не знали. Наведя порядок, приказал двигаться, а сам решил проехать к колонне Гандурина, которая по конфигурации местности должна была первая переходить границу. С трудом разбираясь по путаным дорогам, я, однако, скоро разыскал Старорусский полк, который в это время стоял недалеко от границы в лесу. Выслушав доклад генерала Гандурина о распорядке движения и дав свои указания, я собрал полк в тесную колонну и стал посреди на телегу, чтобы всем было слышно, и подбодрил людей, поздравив с переходом границы. Помню, что генерал Гандурин здесь еще раз мне сказал, что он ни на одну минуту не может понадеяться на командира полка полковника Колишевича и что поэтому все время держит его под своим надзором. После этого я вернулся к колонне генерала Орла, причем по дороге Ефимов все время опасался, что мы попадем в руки какого-нибудь немецкого разъезда.
Бой под Бильдервейтченом
Того же дня 4 августа, около 11 часов утра, подходя к какому-то имению, услышали довольно сильный артиллерийский огонь в направлении с ю[го]-з[апада], причем казалось, что снаряды рвались совсем близко. Разведка в бинокль не дала указаний, где находится артиллерия противника и движение продолжалось. В это время авангард колонны, при которой ехал генерал Орел, передвигаясь по возвышенности, внезапно попал под несколько очередей хорошо пристрелянной артиллерии. По словам Орла, все, что здесь находилось, бросилось вправо вниз с горы и там перепуталось. В особенности в беспорядке понеслась бывшая в авангарде 6-я батарея подполковника Магена. Генерал Орел слез с лошади и отвел авангард назад, где дал ему разобраться. Об этом безобразии я узнал только в Торгау. В авангарде, кроме означенной батареи, находились 2 батальона 115-го полка. В это время я получил донесение от генерала Орла, что переправа на границе через р. Ширвинту[56] занята противником и что туда двинуты 2 роты головного отряда, чтобы очистить проход. Пешая разведка пока больше ничего не выяснила. Одновременно с этим я узнал от генерала Гандурина, что к нему прибыли 2 эскадрона Павлоградского гусарского полка в качестве дивизионной конницы. Я приказал один эскадрон тотчас же прислать ко мне, установив связь с соседями и выслать вперед разведку. Генералу Орлу я велел энергичнее теснить неприятеля и скорее захватывать мост. Вскоре я получил донесение, что противник отступил и мост свободен. Неприятельские небольшие части отходили с боем на запад к темной роще, находящейся на шоссе Зодарген – Дегезен и на ю[го]-з[апад], по направлению к деревне Бильдервейтчен. В каждое из этих направлений генерал-майор Орел направил по одному батальону, но когда они разошлись, то между ними не было никакой связи. Около 4 часов дня выяснилось, что противник у темной рощи открыл смертоносный ружейный и пулеметный огонь, нанося батальону 115-го полка огромные потери. Вследствие этого туда были двинуты 2 роты 114-го полка и батарея. Остальная часть 114-го полка оставалась в резерве дивизии. Около того же времени стало известно, что против генерала Гандурина очень слабые силы, без артиллерии, поэтому я приказал генералу Гандурину оставить против них 1 батальон и ½ батареи, с остальными же быстро идти во фланг и тыл темной рощи. Это приказание было повторено 3 раза, но генерал Гандурин его не исполнил, все время будучи в сомнении, что именно находится против него. Вследствие этого 2½ батальона 113-го полка вышли к темной роще около 12 часов ночи, когда противник уже отступил. Если бы он исполнил мое приказание своевременно, то неприятель был бы окружен. Тем временем генерал Орел с остальной частью 115-го полка и 16-ю орудиями двинулся влево на Бильдервейтчен и стал наступать очень быстро, причем батальоны шли в огромном порядке, как на ученьи, батарея же Богуславского выехала прямо в цепь и попала под пулеметный огонь немцев. В помощь генералу Орлу я послал капитана Бучинского, который отправился с большой неохотой. Штаб дивизии около 3 часов дня перешел через границу у Радчен и расположился близ переправы у разрушенного немецкого кордона, где лежали трупы двух женщин. Сюда прибыл лейб-эскадрон[57] Павлоградского полка под начальством ротмистра барона Дризена, брата покойного генерал-адъютанта барона Дризена. Я тотчас выслал вперед разъезды. Один из них около 6 час[ов] вечера донес, что батальон 115-го полка и роты 114-го полка против черной рощи изнемогают от потерь и еле держатся. Помню, что молодой корнет, который это докладывал, плакал при этом. Насколько помню, послал туда еще одну роту 114-го полка и приказал артиллерии не жалеть снарядов. От генерала Епанчина получил записку с восторженной благодарностью за содействие во фланг противнику. В это время 2½ батальона 115-го полка продолжали наступать на Бильдервейтчен, терпя довольно большие потери от огня. Начальник команды разведчиков, георгиевский кавалер, кажется, Петров, увлекся боем и вместо разведки наступал вместе с ротами. Уже под вечер, в темноте, когда 115-й полк переходил несколько раз в атаку, немцы выбросили из одного окопа белый флаг. Тогда Петров с разведчиками открыто пошел на них. С 50 шагов немцы открыли ружейный и пулеметный огонь и почти всех уложили, в том числе и лихого Петрова. Во время боя генерал Орел и, главное, Бучинский все время просили подкреплений и докладывали по телефону, что они несут огромные потери от артиллерийского огня. Я двинул в их распоряжение еще одну батарею и приказал генерал-майору Савичу отправиться на артиллерийскую позицию и сосредоточить огонь, чтобы обезвредить артиллерию противника. Отправился он очень неохотно и, видимо, никакой пользы не принес. Даже и не приблизился к артилл[ерийской] позиции, а оставался при генерале Орле. Как Савич, так и Бучинский всегда говорили по телефону запуганным, взволнованным голосом, так что чувствовалось, что от них только вред. Это и оправдалось. Когда уже темнело, я по просьбе генерала Орла направил к 115-му полку в помощь 2 роты 114-го полка. Помню, как эти роты прошли мимо меня разомкнутым строем и, быстро двигаясь, в большом порядке скоро скрылись во мгле сгущающихся сумерек. Они подошли к 115-му полку, и их почему-то прямо влили в цепи, перемешав с вяземцами, у которых тем временем в резерве оставалась одна рота. На мое приказание атаковать ночью генерал Орел доложил, что успеха не будет, так как все сильно измучены и, кроме того, в некоторых ротах нет офицеров. Оказалось, что в полку за этот бой выбыло убитыми и ранеными 17 офицеров. Так и заночевали в своих наскоро вырытых, плохеньких окопах; генерал же Орел расположился позади в разрушенной деревне. Телефон все время действовал превосходно. Я прождал на своем пункте до 11 часов вечера, все надеясь получить сведения от Гандурина или Калишевича, который двигался на Дегезен. Ничего не получая, решил расположиться на ночлег в отдельном дворе на правом берегу р. Ширвинты. Для прикрытия была притянута рота 114-го полка. Ночь была очень темная. Когда мы пришли во двор, то он был битком набит солдатами; оказывается, Ефимов не потрудился своевременно распорядиться. Ни чаю, ни свечей, ни наших вещей, ничего не было. Как только пришли, Ефимов первый разлегся, ни о чем не заботясь, и заснул. Я спал на деревянной кровати, на которую принесли немного соломы. Пришлось лично проверять дежурство, так как все уже располагались на полу спать, и отдавать необходимые приказания. Пока мы еще стояли у моста, мимо меня проносили и проводили раненых, причем ни стонов, ни жалоб не было. С некоторыми из раненых я разговаривал и убедился в их спокойствии. На следующий день я встал в 5 часов утра, когда еще все спали. Желая распорядиться отправкой разъездов, я не мог нигде найти прикомандированного к нам эскадрона гусар. Наконец, в 6 часов утра их нашли. Оказывается, они ночевали в 2 верстах от нас, оставив для связи двух гусар, но никто об этом не знал ничего. Рано утром получил донесение, что Бильдервейчен свободен; противник ушел и бросил 6 орудий, и в деревне его перевязочный пункт с массой раненых, а трупы на позиции им не убраны. Значит, отступил поспешно. Если бы Вяземский полк двинулся ночью, то успел бы погнать его и захватить орудия силой – честь была бы иная. Рано утром получил донесение, что Старорусский полк около 12 часов ночи подошел к Тартупенену и немцев в роще уже не нашел. Тогда же получил приказание двигаться сегодня на Дегезен и далее в направлении на Катенау.
56
Река Ширвинта (Шервинта) – река в Литве на границе с Калининградской областью, приток реки Шешупе, левого притока Немана. В 1914 г. по реке проходила граница Российской и Германской империй.
57
Лейб-эскадрон – первый эскадрон кавалерийского полка, имевший элитный статус, так как по традиции в 1-й эскадрон набирали лучших, наиболее обученных и опытных кавалеристов.