Исторические судьбы женщин

Хотя основой такого семейства и служит, главным образом, родительская власть, а не родство крови, хотя раб является здесь таким же домочадцем, как и сын, хотя при неимении детей отец может купить их у кого-нибудь, усыновить чужих, поручить своему родственнику или приятелю осеменить жену его и, таким образом, дать ему желанного наследника, но ко всему этому прибегают только в случае неизбежной необходимости, и рождение своих кровных детей считается верхом благополучия и главной целью брака. Бесплодный брак, по воззрении всех ориенталов, вовсе не брак, так как цель его не достигнута. Вместе с такими идеями о браке религиозные системы и законы Востока развивают теории об исключительном назначении женщины быть матерью; они смотрят на нее, как на пашню, предназначенную для произведения плодов. Бездетную жену муж презирает, бьет, продает, гонит от себя. Напротив, женщина чадородная приобретает хорошую славу и уважение, которые соразмеряются с количеством рожденных ею детей; она ценится так же, как и всякая самка животного. По верованию древних мексиканцев, герои, павшие в битве, и женщины, умершие в муках рождения, получают вечное блаженство в райских чертогах Солнца. Таким образом, право, религия и общественное мнение, проникнутые исключительными началами, ограничивают деятельность женщины материнскими обязанностями. В архаическом обществе все существует в семействе и для семейства; каждый индивидуум есть не лицо, а член семейной корпорации, с которой связаны все права его и обязанности; так и женщина: ход исторического развития принуждает мужчину обратить ее на исключительное служение семье, которая нуждается в ее труде и в ее половой производительной силе.

Но говоря о мании патриархальных народов к чадородию, мы выражаемся не совсем точно; все они, от нагого зверообразного дикаря до цивилизованного китайца или индуса, желают иметь не детей вообще, а сыновей. Дочери или избиваются вскоре после рождения, или воспитываются в полном пренебрежении и то только как товар, на выгодную продажу которого впоследствии можно рассчитывать. У арабов дочь называется «дрянным ребенком». Спрашивать китайца, есть ли у него дочери, значит оскорблять его. Сын же другое дело; его рождение – всеобщий праздник для семейства, а особенно для отца, так как последний возрождается в сыне и еще при своей жизни выходит вторым изданием, если можно так выразиться. Сын тотчас по рождении делается совладельцем отца по семейному имуществу, и все признают в нем будущего главу дома; у габунцев, в Африке, сын может даже начать против своего отца судебный процесс за растрату их семейного имения и принудить его к уплате за промотанное. Как работник семьи, как защитник ее, как преемник отца – во всех отношениях сын должен цениться более дочери. В дикой жизни семья часто вовсе погибает после смерти отца, не оставившего ни одного сына; чужие люди растаскивают все имущество покойного, овладевают шалашом, изгоняют из него вдову и дочерей покойного. Сын нужен для семейства как наследник, не в современном, а в архаическом значении этого слова. Первобытная семья считается бессмертной; входящие в состав ее лица меняются, она же, корпорация, никогда не умирает, и средством для этого бессмертия служит институция наследства. Наследник принимает на себя все права и обязанности, или, по римскому техническому выражению, universitas juris умершего главы семейства, и поэтому смерть домовладыки не производит никаких существенных изменений ни в самом семействе, ни в его отношениях к обществу. Каждый член древнего общества желает прежде всего иметь наследника, «да не погибнет имя его в родном народе», как выражались евреи. Но первостепенная важность наследства, как у диких, так и у культурных народов, заключается в его назначении не для семейства вообще, а для умершего отца; главная обязанность наследника состоит в принесении жертв за умершего, в поддержании домашнего богослужения. Мыслью об этом проникнута вся семейная жизнь ориентала; он женится для того, чтобы иметь сына, который мог бы приносить жертвы после его смерти; если у него нет детей, то он должен усыновить чужих, «имея в виду похоронные пироги, воду и торжественное жертвоприношение», как выражается один индустанский ученый. Мы остановимся на объяснении этой чрезвычайно важной связи первобытного наследства с семейными жертвами.

Для дикаря смерть есть не что иное, как продолжение прежней жизни, только при другой обстановке; покойники также нуждаются в пище, одежде, оружии, как и живые, поэтому у всех первобытных народов в могилу кладут вместе с трупом и все необходимые хозяйственные принадлежности; у некоторых дикарей покойнику отдается даже все его имущество, а самое жилье, брошенное семейством, сжигается, и, по всей вероятности, это самый первобытный обычай, предшествующий возникновению наследства, при котором семья дает покойнику только часть общего семейного имущества. Сношения между домочадцем и их покойным родственником не прекращаются, тем более что в первобытной жизни умершие хоронятся большей частью в самом жилище или, по крайней мере, поблизости его, как это делается до сих пор, например, на Филиппинских островах; обычай превращать трупы в удобосохраняемые мумии, например, у тех же филиппинцев и многих других дикарей, еще более придает прочности упомянутым сношениям, сообщая им характер осязательности. Это первобытное миросозерцание, смешанное с верованием в метемпсихозис[5], особенно рельефно выразилось в Египте. Пирамида – это вечный дом умершего, которого посещают в известные дни его родственники. Он живет тут окруженный своим семейством, своими невольниками, птицами, собаками, обезьянами, изображенными в настенных барельефах. В Перу по смерти каждого государя все принадлежавшие ему сокровища оставлялись в том же виде, как были при его жизни, и никто не смел прикоснуться к ним. Многочисленные дворцы его запирались навеки. Трупы умерших государей, бальзамированные, выставлялись в главном храме Солнца. Они сидели там в два ряда, мужчины по правую, а женщины по левую сторону от золотого Солнца, одетые в царские платья, с наклоненными головами и с скрещенными на груди руками. Покойников все дикари очень боятся; мучимые жаждой и голодом, они постоянно посещают жилища своей семьи, отыскивая пищу и наказывая родственников, не радеющих об их пропитании; в разных видах являются они живым, нагоняют на них тревожные сны, беспокоят и мучат их; некоторые дикари приписывают своим умершим родственникам всякое приключившееся с ними зло. Покойник имеет прежние притязания на имущество и уважение к себе семейства, поэтому, чтобы мирно жить с ним, новый представитель семьи, наследник, должен кормить, поить и всячески ублажать умершего. В Египте феллах до сих пор ходит на могилы своих умерших родственников и угощает их; а завещатель, отказывая наследнику свое имение, часть его предназначает на свое продовольствие в будущей жизни. У чуваш и черемис наследники до сих пор устрояют по временам обеды, на которых угощают будто бы являющихся к ним невидимых родственников и, кроме того, ходят кормить их на их могилы. У всех жителей Африки, индейцев, малайцев, инородцев Сибири, киргизов, китайцев, норманнов, у русских крестьян, в старинной Силезии, Польше, Верхнем и Нижнем Лаузице – везде мы видим это кормление покойников их наследниками. В Белоруссии до сих пор в родительский день устраивается на могилах угощение мертвых, как и во многих местах России, и белорусы делают при этом такое воззвание: «святые родители, пожалуйте хлеба соли откушать!» У некоторых народов в честь каждого умершего делается идол, которому суют в рот пищу и поклоняются. Вообще же благополучие семейства требует не только кормить предков, но и уважать их, как они уважались живыми. Домашнее богослужение им мы видим у многих народов, и оно совершается наследником. В Китае, например, каждое семейство имеет особые «комнаты предков»; в известное время здесь собираются все члены фамилии и поклоняются им. Забвение и пренебрежение к памяти умерших возбуждает гнев и мстительность их. Однажды калмыцкий князь Тогон с пренебрежением отозвался о покойном Чингисе, могиле которого поклонялись все его преемники, и не хотел, по совету бывших тут монголов, просить у тени Чингиса прощения. Тотчас пошла у него горлом кровь, и он пал мертвым. Все бывшие при этом приписали такое несчастье гневу оскорбленной тени Чингиса.

5

Учение о переселении душ, реинкарнация. – Примеч. ред.