Страница 11 из 25
Наместник Квитий медленно поднялся с кресла, с восхищением осмотрел окружающую его беснующуюся толпу.
– Зрелище удалось и народ доволен этим, а впереди ещё целая неделя игр, и значит, моё благосостояние в очередной раз многократно пополнится. Наёмник сделал своё дело, и теперь я могу спать спокойно. Надо бы его отблагодарить, – наместник слегка улыбнулся. – Ну вот и поблагодарил. Пожалуй, ему этого хватит. Он повернулся в сторону ожидающего кровавой развязки бойца, стоявшего на песке арены, и легонько кивнул головой. Воин наклонился, и одним рывком схватив за горло своего противника, поднял его на ноги. Раненый уже не сопротивлялся, и удержать его в вертикальном положении стоило воину больших трудов. Тело врага обмякло и превратилось в тушу избитого мяса. Одним резким движением боец вонзил в умирающего свой клинок, торчащий из железной перчатки, и когда последний вздох вырвался из груди поверженного, отбросил уже мёртвое тело обратно к стене.
Арена содрогнулась от очередной волны крика. Зрелище короткого боя и невероятной жестокости финала действительно поразило публику. Люди кричали, свистели и требовали продолжения. Мужчина опустил окровавленную перчатку, и лезвие клинка мигом исчезло во встроенном в ней механизме. Он ещё раз посмотрел на поверженного им бойца и, развернувшись, пошёл прочь. Навстречу ему уже бежали люди с готовностью зарыть тело в специально приготовленной возле арены яме, а в центр песчаной площадки уже выехала телега гружёная булками свежего хлеба.
– Отличное зрелище Герхольд, – услышал боец, входя в ворота арены. – Жаль только короткое, – встретивший его мужчина рассмеялся.
– Да плевать, Залух. – грубо ответил ему Герхольд. – Моё дело убивать, а уж быстро это будет или медленно, зависит не от меня. Но результат всегда один и тот же.
Сказав это, он громко рассмеялся и, снимая шлем, направился в купальню. Мужчина посмотрел ему вслед и, покачав головой, подумал: «Совсем озверел. А ведь раньше ты не был таким».
Уже долгих десять лет он знал Герхольда. С того самого дня, как купил его на севере Италии, заплатив приличные деньги за раба, который приглянулся ему своей злобой. Но та злоба не была наполнена кровью и убийством, она была сплошь покрыта ненавистью к тем, кто заковал некогда простого кузнеца в кандалы. Когда Римские легионы разгромили кельтов и готов в долине реки По, Герхольд не стал воевать, считая что его ремесло и его трудная жизнь и без того слишком давят на него. Он остался в своём родном городе Отон и продолжал работать. Война не повод, чтобы бросать семью – считал он. Его жена как раз вынашивала третьего ребёнка, и работать Герхольду приходилось много. Он целыми днями торчал в своей кузнице и лишь на несколько часов возвращался домой. В деревне его уважали за столь усердный труд, да и мастером он был отменным, и никто не посмел сказать ему поперёк слова. Хотя и шептались люди у него за спиной, обвиняя кузнеца в трусости, но когда в деревню пришли римляне, то только он один встал на защиту своих соплеменников, защищая их и свою семью от тех бесчинств, которые творили распоясавшиеся легионеры. С огромным мечём в руках он отбивался от настырных врагов и положил не один десяток, пока силы не оставили кузнеца. Римляне налетели на него оравой, связав по рукам и ногам. Генерал Римской армии долго осматривал кельта и избивал своим хлыстом. А потом на обозрении всей деревни и на глазах Герхольда зарезал всю его семью, включая беременную жену. Самого упрямого кузнеца заковали в кандалы и отправили в ближайшую Римскую провинцию, где его и встретил Залух. Он как раз возвращался с границы, где полно всякого сброда готового служить кому угодно, и работать кем угодно. По поручению своего Господина, Залух покупал на границе беглых рабов, выбирал из их числа мужчин покрепче и отправлял в господский дом, где в дальнейшем из них делали превосходных наёмников и бойцов для боёв на арене. Проходя по рынку, он заметил прикованных к стене мужчин. Они были неимоверно грязны, небриты и практически без одежды. Вокруг не было никого и это Залуха весьма заинтересовало. Он подошёл к закованным и спросил:
– Кто ваш Господин? – ему не ответили. Он повторил свой вопрос на германском наречии, но и тут его ждало молчание. Пожав плечами, Залух осмотрелся по сторонам. Когда он вновь взглянул на рабов, то встретился глазами с довольно бледным мужчиной. Мурашки пробежали по спине Залуха, настолько сильно он испугался этого человека. Он даже попытался отвести глаза, но вдруг понял, что это за взгляд. Страх, который сковал его в тот момент, был вызван не самим человеком, сидевшим в оковах, а именно его взглядом. Взглядом полным ненависти, злобы и безумного желания мести. Залух увидел в этом взгляде, всё то, что ему требовалось. Именно такой взгляд бывает у людей, способных на всё ради своей цели. А главная цель сидевшего напротив него человека в данную минуту была, по всей видимости, месть.
Отвлёк его от размышлений голос. Залух повернул голову и увидел Римского легионера.
– Чего уставился торговец? Знакомого что ли встретил? – солдат рассмеялся. Залух уже знал что делать.
– Чьи это рабы? – спросил он у солдата. Тот ещё больше зашёлся смехом.
– Это не рабы, это мертвецы. Ожидают казни. Вот этот особенно! – и он пнул смотревшего на Залуха того самого человека. – Убери глаза, пёс! – проорал он на закованного. Понимая, что такой подарок судьбы упускать нельзя, Залух вновь обратился к солдату:
– Я хотел бы купить нескольких. С кем я могу поговорить? – солдат от таких слов явно опешил.
– Купить??? Ты что торговец, совсем из ума выжил? Это же звери, они тебя разорвут, как только ты снимешь с них оковы. Особенно этот. – Он снова пнул того же мужчину. – Убил, говорят, многих прежде чем его скрутили. Ты давай топай отсюда подобру-поздорову, да брось эту затею. – Но Залух знал своё дело и не отступался.
– Я всё-таки рискну, – ответил он. – Сколько ты за него хочешь? – и снял с пояса увесистый кошель с монетами. Солдат мигом забыл о своих словах и уставился на качающийся кошелёк.
– Ну, ты знаешь, они вообще-то не продаются. Их ведь… на казнь. – Он запинался в словах и был похож на щенка, которому показали кусок мяса.
– Я дам тебе за него десять денарий, – начал свой натиск Залух. Солдат проглотил слюну, и с трудом отведя взгляд от серебряных монет, высыпавшихся на ладонь торговца, сказал:
– Я же говорю, они для казни.
– Двадцать, – выпалил Залух. Солдат судорожно осмотрелся по сторонам.
– Двадцать пять, и я тебя не знаю.
– Хорошо, – согласился торговец.
– Но смотри, если он тебя убьёт, я тут не причём. Я тебя предупредил, – оглядываясь по сторонам, – сказал солдат.
– Договорились, – ответил Залух, и отсчитав двадцать пять монет, протянул их солдату. Тот быстро спрятал монеты в нагрудный карман, и стал отстёгивать раба. Залух тем временем подозвал к себе своего телохранителя, огромного мулата, сопровождавшего его во всех поездках такого рода. Тот без лишних вопросов схватил грязного мужчину за волосы и потащил к повозке. Пристегнув его сзади телеги цепью, он махнул Залуху рукой.
– Спасибо тебе! – сказал Залух и, попрощавшись с солдатом, отправился дальше.
Ещё полдня он шатался по рыночной площади, покупая заказанные товары. А к вечеру его гружёный караван направился в родные земли. Путь предстоял неблизкий, и в среднем занимал около месяца. Маршрут пролегал через северные земли Италии на юг, в портовый город Неаполь. Оттуда по Тирренскому морю гружёные суда спускались в столь родную провинцию Сицилия.
Залух задумался, вспоминая родные края. Тёплые солнечные дни были там обычным делом, а вот ненастье было редкостью, чего не скажешь, о тех местах, в которых он сейчас находился.
Огромные оливковые рощи, со спелыми плодами, запах свежего масла, кипарисовые склоны. Хвойные леса спускаются вниз, пастбища сменяются виноградниками, нивы – фруктовыми садами и лугами вплоть до обрабатываемых полей и красной черепицы крыш. Ещё сильнее захотелось домой. Он откинул навес своей телеги и подозвал к себе телохранителя мулата.