Страница 4 из 7
– Это ты навинчиваешь, – не согласилась на этот раз Норд. – А вот дальше… Она зашла в твою комнату и стала с тобой разговаривать.
– Если это и мама, то она сошла с ума. Разговаривает сама с собой, – скептически заметил я, намекая на то, что переодетое в мою мать существо разыграло для Норд дешевенький спектакль.
– Нет, с тобой.
– Ты что? Я же сидел под окном. С другой стороны.
– Я слышала, как она с тобой разговаривала.
– А я тебе там спокойной ночи не пожелал?
– Не знаю. Но кто-то бубнил.
– Вот именно, что кто-то… А, может, это она сама?
– Нет, – уверенно сказала Норд. – Это был другой голос. Еще чей-то. И вообще похож… – Она прямо посмотрела мне в глаза.
Ну, что делать? Из дома идти некуда, и в дом нельзя: там уже и без меня полно народу. А если бы я вошел? Куда бы тот второй делся? Растаял бы? Превратился в пыль под кроватью? Или бы драться кинулся?
– Может быть, тебе послышалось? – на всякий случай спросил я.
– Может быть, – сказала Норд. – Пойдем.
И она вновь потянула меня за рукав.
– Куда?
– На чердачок. (Так она называла свой мезонин). Там у нас теперь будет штаб. Надо подумать хорошенько и решить, что делать дальше.
Штаб там и без того у нас всегда был. За бревенчатыми стенами небольшой комнатки с одним окошком, с гобеленовым ковриком над старым кожаным диваном было всегда уютно. Здесь мы слушали музыку, разговаривали. Когда шел дождь, смотрели сквозь стекло единственного окна нашего убежища. Легко было представить, что мы в джунглях – под огромными эвкалиптами, как по бородам мхов и лианам течет вода…
В ясные дни просто глядели за город – отсюда был хорошо виден ближний лесок и целый океан желтых пшеничных полей. Стороной от них бежал овраг с высокой пестрой травой и ручьем на самом дне. Можно было смотреть и говорить. Или молчать.
Ночью я здесь никогда не был, какой она кажется из этого окна? Огромной, вездесущей? Или просто придуманной сказкой?
Мне понравилась идея Норд. Скорее укрыться за толщей стен. Можно даже не включать свет, чтобы не привлекать внимание посторонних. (А кроме нее в тот миг все для меня были посторонними). Включить фонарик и подумать. Только вот о чем? О чем мы будем думать? А ковер? Мы же пришли для того, чтобы снять его с моей стены и выбросить....
– Норд, о чем мы будем думать? И почему мы уходим без ковра?
Мама, будь она со своими волосами, будь она моей настоящей мамой, могла бы гордиться мной в эту минуту – моей смелостью и рассудительностью.
Норд уже пробиралась меж кустов к ограде. Приостановилась:
– О чем думать? А вот об этом.
И ткнула меня чем-то твердым в бок.
– Что это?
Я пошарил в темноте руками. Ничего не видно. Только профиль Норд, ее локон черных сейчас волос на фоне слабо светившегося звездного неба.
– Вот, – еще раз подтолкнула она мне что-то прямо в руки.
Я ухватился, сжал пальцы и понял, что это – книга. Хотел, было, что-то сказать, но язык тут же застрял у меня между зубов. Я понял, что это за книга. Провались все! Не было у меня никогда «Книги синих сказок»! Я даже не слышал о такой.
– Теперь понял? – услышал я издалека голос Норд.
И более ни слова не говоря, она пошла вперед. Я последовал за ней, и уже абсолютно черная стена – без всяких звезд – стояла у меня перед глазами. И ничего я не понял.
5. Вся жизнь игра
Как только рама, пискнув, закрылась за нами, и щелкнул шпингалет, Норд накинула на стекло, зацепив за гвоздики, большую клетчатую шаль и включила небольшой светильник на столе. Света от него не много, с улицы, наверняка, не видно.
Я осмотрел окно – нет ли где щелей, но все было закрыто. Норд сидела рядом со мной, подобрав под себя одну ногу, а второй чуть покачивала и глядела задумчиво на книгу. Я чувствовал, как ее плечо касается моего, и впервые за последнее время был относительно спокоен. Говорю же: к ненормальному привыкаешь. И потом, здесь так уютно в полумраке, и такими толстыми кажутся стены, что страхи рассеиваются.
– Почему же книга не синяя? – первое, что сказал я, когда мы укрылись у Норд на чердачке.
– Почему она вообще существует?
Как всегда Норд думала о главном. Почему, в самом деле?
Я раскрыл осторожно книгу, ничего особенного. Даже страницы не синие.
– Ты никогда не слышала прежде о ней?
– Нет. Я сказала первое, что пришло на ум.
Я закрыл книгу. Обложка из толстого картона, оклеенного крашеной тканью. Ничего в ней особенного. Не старинная, не колдовская с медными застежками…
– Коричневая, – вновь сказал я. Норд все молчала и о чем-то думала.
– Это символ или сигнал, – сказала она, наконец.
– Сигнал?
– Да. Не может же это быть совпадением? Так не бывает. Значит, книга о чем-то говорит.
– Давай прочтем.
– Я о другом: сама книга, ее появление о чем-то говорит. Это нам сигнал или подсказка.
Я, наконец, понял.
– От кого подсказка? Ты так говоришь, как будто мы в какой-то игре.
– Конечно. Мы всегда в игре. Только к своей мы привыкли и не замечаем этого. А сейчас изменились правила, вот мы и тупим.
– А если проиграем? Что тогда будет?
– Не знаю. Но это же не компьютерная игрушка. Едва ли можно будет переиграть.
Заключение Норд не радовало. Но я решил больше не огорчаться по пустякам. Все равно что-то да будет. А если не будет ничего – значит, не будет ничего. Это я уже начал играть. Точно. В обычной жизни я так легко и смело не рассуждал.
На улице вдруг залаяла собака. Сразу с верхней полки, на всю катушку:
– Вау-вау-ууу! Гав-ууу!
Мы замерли. Еще пять минут назад, когда мы пробирались к лестнице, Дружок беспечно дрых в будке. И вот вдруг закатился.
– Кто же это? – Норд потянулась к окну.
– Ты что! – я схватил ее в охапку и вновь перешел к своему сдавленному крику: – Свет!
Она понимающе кивнула. А я понял, что моя игровая смелость носила временный характер. Мы если и играли, то в странную игру. Фигуры в ней были живые, и неизвестно какие еще кроме наших.
– Теперь все кажется особенным, – сказал я, выждав несколько минут в тишине. – И книга, и собачий лай. Может быть, он нас тоже предупреждает?
– О чем?
– О чем, о чем?.. Чтобы мы не заигрывались, например?
– Это слишком. Приснилось что-нибудь, вот он и взвился. – И кивнула в сторону окна, как будто Дружок сидел сразу за ним. На крыше.
По окну скользнул свет фар, квадраты шали наполнились жизнью и закачались, поехали по стене напротив. По улице медленно, тихо урча мотором, прокатила легковая машина.
– Вот это он на кого, – догадалась Норд, выглянула в щелочку и через мгновение добавила: – Машина какая-то проехала… Кажется, «Нива». А больше никого. Все в порядке.
– Тогда давай читать книгу, – предложил я. – Что там за синие сказки?
Мы листали книгу и ровным счетом ничего не понимали. Не понимали – в чем символ? В чем подсказка? Сказки были так себе, да нам и не до них было.
– И вообще это не сказки, – сказала Норд, после того, как мы просидели над книгой часа два. – Это притчи. И все больше о мальчике, который, то не слушал родителей, то не уважал взрослых, то не верил людям… Заметил?
– Умгу, – я дочитывал страницу и потому ничего больше не сказал.
– А как все было таинственно, невероятно… Нет, здесь что-то не так.
– В притчах все зашифровано, иносказательно. Может быть, мы просто не видим того, что нам хотят сказать. Смотри, как красиво написано: «Река жизни его текла туда, куда несли ее воды ветры его души…»
– Ну и что? Нам-то от этого?
Я развел руками.
– Я по телеку слышал, библию не понять, если другую какую-то книгу не прочитать. Там все зашифровано. Может, и здесь…
– А ну-ка! – Норд бесцеремонно прервала мои размышления и потянула книгу к себе. – Если бы ты зашифровал что-нибудь в этой книге для таких, как мы, что бы ты сделал?
– А что зашифровал?