Страница 3 из 15
Поскольку я не знал, пригласит ли меня Манфу в горный домик, я не мог заранее спланировать, где я проведу следующую ночь. Я решил до вечера покататься по городу и возле озера, а потом забрать рюкзак из отеля и отправиться ночевать в палатке где-нибудь на отшибе.
Следующий день был не по-юньнаньски облачным, но солнце всё же появлялось порою, безуспешно пытаясь разогнать облака. Дождь так и не пошел, но воздух был очень влажным. Проехав на хозяйкином велосипеде через квадратный старый город и покинув его украшенные сторожевыми башнями древние стены, я добрался до озера и вместе с редкими туристами, которые, главным образом, ездили на вездесущих китайских мопедах, я отправился обозревать окрестности.
Само озеро Эрхай считается особенно красивым. Действительно, и его похожие на полумесяц очертания, и причудливые затопленные деревья у берегов, и горы, окружающие озеро, создавали умиротворяющую картину. По берегам раскинулись поля и деревни, можно было наблюдать за бытом современных китайских крестьян – как они, например, сажают овощи и одновременно разговаривают по огромным смартфонам, прижимая их к уху плечом… Больше всего мне запомнились деревенские храмы, где возле статуй божественных предков и покровителей – по большей части, животных с человеческими очертаниями тел, – стояли красные свечи и тлеющие сигареты на фильтрах. Эти нюансы, связанные с местными религиями, всегда вызывали у меня некий ступор, потому что я, будучи человеком, привыкшим к благообразию православных церквей, как-то не приучен ни к статуям животных в храме, ни к сигаретам вместо свечек; тем более что сам не курю, а моя богобоязненная бабушка с детства внушила мне, что сигареты – это «свечки сатане». Но старушки в храмах почитают сигаретки на уровне свечей и нисколько не гнушаются ими, а, напротив, заботливо раскуривают потухшие папироски…
Я собирался проехать еще дальше, а потом вернуться назад по трассе, когда мой телефон неожиданно завибрировал. Звонил Манфу. Он заговорил со мной непривычно-деловым тоном и сразу перешел к делу:
‒ Как я понял, ты не против горных походов… Значит так, записывай, как добраться до домика, – начал он вместо приветствия. Едва не подпрыгнув от радости, я вытащил записную книжку и стал неряшливыми иероглифами, смешанными с русскими словами, наскоро записывать довольно мудреный маршрут.
К нужному мне месту вели две дороги – пешая и асфальтированная. Трасса была очень длинной, шла серпантином, но до самого места назначения всё-таки не доходила, так что последние пару-тройку километров нужно было пройти пешком. Удобнее и быстрее было идти по склону горы напрямик, через старое буддийское кладбище и лес. Тропинка, как мне пообещал Манфу, была хорошо протоптана теми, кто восходил на гору, пренебрегая услугами канатной дороги. Быстрый подъём по довольно крутому, но вполне безопасному склону, в котором утопали гранитные плиты разрушенной каменной лестницы, вел на высоту около двух с половиной тысяч метров над уровнем моря. Учитывая, что сам город находился на высоте больше одного километра, такой подъем можно было осуществить в течение пары часов, так что я не спорил. Потом надо было пройти по горной дороге, где обычно гуляют туристы, до небольшой развилки, ведущей к одному из гротов. Сейчас, зимой, путь к гроту, скорее всего, будет перекрыт, там дежурят охранники, но им нужно сказать, что я иду в «Дом весеннего снега» по приглашению некоего Вана Юпина, после этого охранники должны пропустить.
Я поблагодарил Манфу и быстро помчался на велосипеде в обратном направлении, потому что было уже за полдень, а путь предстоял неблизкий.
2. Терем в горах
Добравшись до отеля, я попрощался с хозяйкой (она, в лучших традициях китайского гостеприимства, дала мне в путь рисовый хлеб, ею же самой испеченный), забрал рюкзак и, уточнив, как мне выйти на дорогу, ведущую в горы, отправился на поиски загадочного дома. Мой путь лежал через весь старый город Дали, мимо туристических кафе и лавок с сувенирами, мимо банков и старинных зданий, внешний вид которых немного портила недавняя реставрация, уничтожившая ощущение подлинной древности. Старый город был заключен внутри крепостных стен, правильным четырехугольником обступивших средневековые улицы и дома. Несмотря на то, что стояла зима и было немного прохладно, туристы встречались в изобилии, в том числе иностранцы. В Дали вообще много иностранцев – настолько, что одна из главных улиц даже названа в их честь – Проспект чужеземцев. Старый город Дали – место, действительно, колоритное и запоминающееся, хотя чересчур «отуристиченное», на мой взгляд. Мне больше нравятся менее «цивилизованные» местечки, где можно увидеть настоящую жизнь, простую и настоящую, не подкрашенную плодами туриндустрии.
Я шел быстро, и старый город плавно проплывал мимо меня. Выйдя через противоположные врата, каменные и массивные, снабженные приплюснутой сторожевой башней, я перешел через оживленную трассу и, разглядывая по пути школы, жилые здания и отели, теснившиеся у подножия гор, продолжил свой путь. Горы, действительно, были очень близко; серо-синими стенами возвышались они над домами, казавшимися игрушечными по сравнению с этими величественными громадами. Горы Цан весьма примечательны: их контуры напоминают симметричные треугольники, возвышающиеся один над другим, так что складывается впечатление, что горы циклопическими пластами возносятся друг над другом, и каждый новый, более объемный пласт, повторяет контуры предыдущего. В облачную погоду горы похожи на вереницу сине-серых теней, чередой возвышающихся над городом, а свинцовые облака сливаются с их вершинами, повторяя причудливый контур, так что кажется, что горы бесконечно высоки.
Покинув, наконец, пределы города, я вошел в неухоженный лес, где субтропические растения, бледные и жалкие зимой, терялись в чаще сосновых ветвей. Тропа вела вверх, и вскоре я оказался на территории старого китайского кладбища, где ветхие каменные надгробия, обросшие серым лишайником, проглядывали сквозь заросли и унылой вереницей сползали по склону горы. В Китае всё сосуществует по соседству: туристическая тропа и кладбище, магистрали и грядки, чайные плантации и заводы, люди и домашний скот. В этой перенаселенной стране, кажется, совсем не осталось необжитых мест, но на поверку эта догадка оказывается неверна: здесь всегда можно найти уединенное местечко, потому что китайцы – великие коллективисты, они не ходят поодиночке и избегают безлюдных мест, поэтому их либо сразу очень много, либо совсем нет ни души. На горном кладбище в тот день не было людей, лишь у самого подножия я встретил небольшую группу пожилых китаянок, совершавших оздоровительный променад. Но на протяжении всего подъема я был один.
Тропа петляла между надгробий, порою сливалась с руслом пересохших горных ручьев, порой разветвлялась, но неумолимо вела наверх. Подъем был достаточно крутым, но из-за обилия корней и камней не очень сложным. Временами тропа расширялась и становилась лестницей, мощеной крупными бесформенными булыжниками, напоминавшими о том, что когда-то здесь проходил более популярный маршрут, утративший свое значение с появлением канатной дороги. Но ехать на подъемнике я счел неспортивным и дорогим способом, да и верхняя станция находилась на значительном удалении от того места, куда я планировал попасть сегодня до наступления ночи.
Вскоре под ногами стали попадаться первые пятна снега, мокрого и некрасивого. Потом пятна разрослись в целые полянки, а на ветвях деревьев и на траве заблестели тяжелые белые комочки. Между тем свет солнца, невидимого за плотной завесой облаков, становился всё тусклее, надвигались ранние январские сумерки. В пять вечера, когда в густом лесу стало темно, я добрался до первого молельного домика, каких множество в горах Цан. Покатая крыша домика была густо заснежена, на пороге образовался мокрый сугроб, а внутри, как в темной нише, виднелась облупленная статуя буддийской богини. Второй такой домик был жилищем для статуи воина. Было видно, что места эти посещаются не так часто: на полу скопился ворох сосновых игл, а огарки сандаловых свечек давно сгнили. Наконец, уже порядком уставший, я добрался до горного храма, от которого начиналась относительно пологая и ровная дорожка. Храм за оградой выделялся на окружающем черно-белом пространстве своими бордовыми мокрыми стенами, украшенными большим символом Инь-Ян, нарисованном на потрескавшейся штукатурке. Вход в сам храм, несмотря на выцветшую вывеску «Welcome», был заколочен на зиму, и я обошел его, следуя по тропинке, которая вела вдоль старинных стен.