Страница 9 из 13
В этот момент его брюхо сначала заухало филином, а потом выдало громкую раскатистую трель соловья. Господи, только не хватало, чтобы Хавацкий его заметил! Родион принялся быстро по часовой стрелке поглаживать живот, уговаривая его успокоиться. Этому нехитрому приему научил его Зола еще в детстве. И, знаете, помогло. Утихомирился, голубчик. Хавацкий направлялся по той самой тропинке, ведущей к летнему театру, мимо кустов, где сидел новоявленный детектив. Пришлось уменьшиться до размеров стручка акации и затаить дыхание. Вот Аркадий прошел мимо и зашагал дальше. Родион тихонько выдохнул и тоже выбрался на дорожку, поднял повыше воротник, надвинул шляпу и заторопился следом. Сгущающиеся сумерки скрывали его личность вполне сносно.
Хавацкий ступал мягко, передвигаясь мелкими пружинистыми шажками, словно крадущийся к птичке кот. Весенин, в свою очередь, спешил следом, стараясь не слишком приближаться, но, в то же время, и не потерять объект из виду. Приходилось двигаться прерывисто: то, ускоряясь, то совсем останавливаясь. Со стороны, очевидно, это выглядело странным, и поэтому приходилось думать о том, чтобы не вызывать подозрений у случайных прохожих. Одним словом, профессия филера продолжала испытывать терпение начинающего дилетанта. Таким способом они покинули парк и направились в сторону ткацкой фабрики.
Улица шла вдоль Клязьмы, и от воды веяло сыростью и холодом. Осень все-таки. Днем, правда, солнышко еще грело по-летнему, но с наступлением темноты картина совершенно изменилась, и с реки тянулся уже хорошо заметный туман. Он проникал в переулочки, спускающиеся к мосткам на берегу, скапливался, густел и белой змеей выползал на улицу, по которой они шли. Хорошо, что дороги в поселке строились прямые, и Родион мог позволить Хавацкому оторваться на приличное расстояние. Он шел, не оборачиваясь, видимо даже не допуская возможности, что за ним следят. И очень хорошо. Поскольку улица приближалась к фабричным корпусам, то на противоположной стороне увеличилось количество фонарных столбов, несущих множество проводов и лампы уличного освещения. Вскоре возник и высокий деревянный забор, огораживающий территорию фабрики. Больше стало и рабочих, деловито идущих в сторону четырехэтажного здания. Атмосфера промышленного производства достигла своего апогея, слышался приглушенный шум станков. Когда, соблюдая все законы слежки, Родион приблизился к подъезду, то заметил на стене возле входных дверей вывеску:
Ткацкая фабрика
Т-ва Мануфактуръ Викулы Морозова
На здание с широкими окнами было приятно смотреть - чистое, свежевыкрашенное, со сверкающими стеклами. Не было никаких сомнений, что и внутри тоже поддерживается идеальная чистота. Следующий корпус стоял в глубине улицы и во всем походил на первый, только со двора к нему присоседилась башня. Она возвышалась над зданием еще на три этажа, и была построена из красного клинкерного кирпича - скорее всего водонапорная башня, на ткацкой фабрике без воды не обойтись. И здесь над входом висел деревянный щит:
Бумагопрядильная фабрика
Т-ва Мануфактуръ Викулы Морозова
Одним словом, они находились в индустриальном центре поселка. Становилось интересно, куда это Хавацкий собрался? На работу во вторую смену что ли?.. Не может быть. Зачем выходить на работу так вот сразу после тренировки, уставшим? Неясно?!
...Но нет. Свернул направо в переулок в сторону жилого района. Приходилось спешить, чтобы не потерять его из виду.
Путешествие продолжалось. С удалением от фабрики улочки становились все уже и теперь не были такими прямыми и чистыми, да и дома остались только одноэтажные. Интересно, долго ли еще? Родиону сегодня хотя бы узнать, где Аркадий живет, а то ведь надо еще до тетушкиного дома добраться. Он не так хорошо знал Орехово, а выбираться обратно из таких трущоб - не самое приятное занятие. Через двадцать минут ходьбы Хавацкий, наконец, вошел в калитку одного из ничем не выдающихся участков, с синим домиком. Слава Богу! Хлопнула дверь и "морозовец" исчез внутри. Так, сейчас надо посмотреть номер дома. Пока они ходили - совсем стемнело, но в неверном свете уличного фонаря Родион сумел различить надпись: "ул. Речная, 38". Фу-у-у... Теперь можно домой, пока голодная смерть не настигла его в расцвете лет.
...Дверь хлопнула еще раз...
Что такое?.. Он пригнулся и прильнул к забору. Аркадий, уже без футбольного чемоданчика, снова появился на крыльце, вышел за калитку и закурил. Он еще и курит! Раньше Родион этого не замечал. Спортсмен называется! Поглядел по сторонам, сплюнул и отправился по боковой улочке еще дальше от центра поселка, светя в ночи огоньком папиросы. Вот тебе и раз... Что же делать? Раз уж взялся быть детективом, надо идти до конца, иначе весь смысл поездки теряется. Будь что будет. Он отпрянул от забора и поспешил за Хавацким. Живот больше не урчал, видимо потерял всякую надежду и приготовился к худшему.
Они прошли какой-то глухой улочкой, где даже свет не горел, и выскочили на небольшой пустырь в стороне от домов. Посередине стояла широкая с высоким крыльцом изба, в окнах которой горел свет, и слышалась музыка. У коновязи лениво жевали солому две лошади, а чуть в стороне стояла пролетка с задремавшим кучером. После тишины и мрака улицы картина казалась нереальной. В дверь избы периодически входили и выходили какие-то несимпатичные личности, иногда гогоча над своими шутками. Родион подошел поближе и заметил надпись над дверью:
Трактиръ
Мiнуточка.
О еде он забыл окончательно, открывались новые перспективы расследования. Хавацкий затушил папиросу и привычным движением распахнул дверь. На миг Весенин увидел в сизой дымке людей, сидящих за столами, услышал музыку и громкие мужские голоса, потом дверь захлопнулась, и все исчезло.
Выждав положенное время, он бочком протиснулся в дверь и разглядел в центре зала Аркадия, здоровающегося с какой-то пестрой компанией. За их столом шла карточная игра, на зеленом сукне, напротив игроков, лежали стопки ассигнаций. Лица сидящих, с опущенными в карты щелочками глаз, были непроницаемы, и определенно было ясно, что люди собрались серьезные. Рядом с лестницей на второй этаж стоял столик с граммофоном, из трубы которого раздавалась песня Александра Вертинского:
"...У моря за старенькой будкой,
Люлю с обезьянкой шалит,
Меня называет минуткой
И мне постоянно твердит :
Ну, погоди, ну, погоди, Минуточка,
Ну, погоди, мой мальчик-пай,
Ведь любовь наша только шуточка,
Это выдумал глупый май..."
Пластинка была весьма заезженная, и слышался треск от многочисленных царапин, но ни у кого это не вызывало раздражения. Грампластинки в наше время в большом дефиците. А если судить по названию трактира, она здесь может вообще одна, и заведение именуется в честь песни.
Стараясь, чтобы его не заметили, Родион проскользнул к свободному столику в дальнем углу и уселся вполоборота к игрокам. Сейчас же подошел "половой" в белом фартуке, чтобы справиться о желаниях клиента. Юный детектив заказал уху с расстегаями, чай и блины. Наконец-то он поест! Настроение, несколько упавшее ввиду затянувшегося преследования, заметно улучшилось, и перспективы найти Кубок Фульды уже не казались столь туманными - надо понаблюдать за знакомыми Хавацкого, расспросить "половых".
- Любезный, а нет ли у вас отдельного кабинета здесь, на первом этаже, - Родион пристроил дорожный саквояж на соседний стул.
- Нет-с, но мы можем поставить для удобства ширму. Будет весьма вольготно-с.