Страница 23 из 32
Отдельный вертолётный полк и впрямь расположился на краю города. Почему он «отдельный», я не знал. Может быть, был спрятан за глухим бетонным забором? Или потому, что находился при штабе воздушной армии и в просторечье назывался придворным? Ну, хорошо, эскадрильи cо статусом самостоятельности имеют право называться отдельными, потому что в полках их по четыре штуки. А вот все части транспортной авиации – почему отдельные? Даже батальоны аэродромно – технического обеспечения ?
Тридцать пять календарных лет прослужил в войсках, но так и не раскрыл великой тайны. Склонен думать, что у вертолётчиков нет дивизий, в этом, скорее всего, и вся загвоздка.
Военный городок произвёл на меня благоприятное впечатление. Сразу за КПП начиналась асфальтовая аллея с двух сторон обсаженная липами и магнолиями, а за ними над кронами просматривались жилые служебные корпуса, увитые плющом так густо, что и стен не разглядеть. Только амбразуры окон чёрными прямоугольниками поблескивали, отражая лучи полуденного солнца.
В двух шагах от проходной, с левой стороны, размещалась двухэтажная гостиница коричневых тонов, на углу которой, энергично жестикулируя, разговаривали двое мужчин.
– Эй, лейтенант, – окликнул меня один из них, когда я прошёл мимо, – из пополнения, что ли?
– Похоже, что так, – подтвердил я, опуская чемодан и сумку на землю.
– Значит, по мою душу. Я как раз и есть комендант гостиницы. Пойдём, определимся с жильём… А тумбы ты мне привезёшь, – это он уже к своему собеседнику, – я с тебя с живого не слезу…
После коротких формальностей комендант отвёл меня в скромно меблированную комнату и сказал:
– Вот здесь, значит, и будет твоё пристанище, – указал он на кровать справа. – Женат? И дети есть? Мальчик? Это хорошо. Получишь квартиру, пошлёшь вызов семье, и заживёте вы за милую душу.
Я огляделся. Стол, накрытый цветной скатертью, на столе – гранёный полупустой графин со стаканом, рядом пара стульев, в углу – видавший виды тёмной расцветки трёхстворчатый шкаф, под овальным зеркалом стеклянная полочка, заставленная мужскими аксессуарами, а под ними – раковина для умывания. Что ещё человеку нужно?
– Ты сейчас в штаб не спеши. Начальство всё равно на полётах, – сообщил комендант и посмотрел на часы. – Ступай– ка в столовую, проголодался, небось, с дороги – то? Обед у нас с двух до трёх, не опаздывай.
Распаковывать вещи я не стал, неудобно как-то в отсутствие старожила. Только достал туалетные принадлежности, умылся и привёл себя в порядок.
Заведующая столовой Галина Ивановна, красивая блондинка с выраженными признаками любви к противоположному полу, встретила меня как родного, с которым не виделась лет десять. Говорила она с явным украинским акцентом, и грудь её, на глазок шестого размера, соблазнительно перекатывалась под серым трикотажным платьем. Овальное лицо и карие глаза, припухшие сочные губы и пунцовые ухоженные щёки напоминали мне картину, на которой возлежала на постели роскошная Даная. Лет Галине было не более тридцати, а то и меньше, кто их разберёт, этих женщин, искусно скрывающих свой возраст.
– Вот туточки и будет ваше место, – указала она на пустой стол в середине обеденного зала. – Приятного аппетита!
И величавой походкой, соблазнительно покачивая крутыми бёдрами, словно Екатерина Великая, уплыла на кухню.
Обедающие рядом офицеры с любопытством поглядывали в мою сторону, явно заинтересованные появлением в их кругу новой фигуры. Слышался негромкий разговор, позвякивание приборов и едва уловимые звуки радиопередачи.
Но вот подъехал автобус, и в столовую ввалилась развесёлая летающая братва. Стало шумно, раздались взрывы смеха, колкие остроты и подначки.
За стол напротив меня плюхнулся парень в защитного цвета комбинезоне, бросил на меня пытливый взгляд, окунул указательный палец во все четыре стакана с компотом, стоящих в центре стола, и нагло улыбнулся, ожидая моей реакции.
Я невозмутимо покончил с бифштексом, и запил его фруктовым напитком.
– О, – с растерянным удивлением приподнял кустистые чёрные брови возмутитель спокойствия, – молодцом! Капитан Цыганков! – представился он. – Будем знакомы.
И протянул широкую ладонь.
– Не возражаю, – сказал я, улыбнулся и назвал своё имя.
– Из каких краёв пожаловал, старлей?
В авиации что – то скрывать не принято. И я коротко рассказал свою историю.
– Стало быть, потянуло в небо? Это и понятно: летать рождённый – не может ползать, – перефразировал он известный афоризм Горького. – Что ж, успехов тебе, старлей.
В приёмной командира полка пришлось посидеть не менее часа. То у него совещание, то входили приближённые со спешными сообщениями. Прямо министр какой – то, а не командир. Но, наконец, ожидание кончилось, и я вошёл в длинный узкий кабинет со столами, составленными в виде посадочного знака «Т».
Под портретом Министра обороны на стуле с высокой спинкой, как на троне, восседал здоровенный мужичина с седой прядью во всю голову и бесцеремонно, будто покупал коня на базаре, рассматривал меня придирчиво и с недоверием. Такому самое подходящее – хребты ломать, знатный бы из него борец получился. А вот гляди – летает.
По – человечески я его понимал: прислали какого-то типа с неуравновешенной психикой и мятущейся душой. Истребители ему не нравятся, с вертолётов сбежал, снова потянулся к небу. Болтается, прости Господи, как дерьмо в проруби, чего от такого ждать? Поманит кто-нибудь куском послаже, и поминай его, как звали. Ж– журналист, пся крев… Так примерно рассуждал я мыслями начальника, глядя на его задумчивое лицо.
– Будете летать в третьей эскадрилье с майором Хлыстовым, – выслушав мой доклад о прибытии к новому месту службы, без предисловий сказал командир полка полковник Мельничук. – В процессе работы познакомимся поближе, а сейчас ступайте, обживайтесь.
Геннадия Степановича Хлыстова я застал в канцелярии за заполнением лётной книжки. Он не стал копаться в моей биографии, спросил о налёте, посмотрел результаты контрольных проверок в лётной книжке, подводя итоги, сказал:
– А что, хорошая у тебя родословная. Получишь пару – тройку контрольных полётов, обновишь навыки и – вперёд. Да ты садись, в ногах правды нет, – запоздало предложил он и коротко обрисовал круг задач, которые выполняла его эскадрилья.
Командир мне понравился. Мягкое овальное, типично русское лицо с умными голубыми глазами, приветливая улыбка с небольшими, привлекательными ямочками на чисто выбритых щеках, неторопливая и ясная речь вполне гармонировали с ладно скроенной фигурой.
Я давно заметил, что первые впечатления при общении с новым человеком для меня становятся определяющими. Если уж понравился, то надолго, до возможного предательства или подлянки, чего я терпеть не могу. Этот, по всему было видно, не такой.
Впоследствии мои первые выводы оказались правильными. Благородства и чести у старшего офицера было ничуть не меньше, чем у Кутузова. Как правило, людей такого склада любят, а за умение достойно себя вести и оберегать честь своих подчинённых – уважают.
– У хорошего руководителя все подчинённые – умницы, – не уставал повторять Геннадий Степанович, когда кто-нибудь из командиров звеньев или инженеров жаловался на неадекватное поведение офицеров и просил призвать к порядку. – Обязанности свои они должны выполнять не потому, что приказали, а потому, что хотят их выполнять, – делал нажим на слове «хотят» комэска. – Это и является основой осознанного отношения к службе.
Летал Хлыстов в любую погоду, минимум её составлял 50 на 500, то есть, нижняя кромка облаков днём должна была быть не менее пятидесяти метров, а видимость – полкилометра. При полётах ночью эти цифры удваивались, но когда припекало, майор взлетал и садился и при худших условиях. Словом, первоклассный лётчик, и с этим замечательным мастером мне в недалёком будущем предстояло работать.
А пока я должен был выполнить несколько контрольных полётов, потому что для человека, однажды совершившего вылет самостоятельный, вывозных не бывает.