Теория квантовых состояний

- Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их как песок морской, - Никанор Никанорыч замолк. - Такие вот пироги, - надломленно добавил он после паузы, и непривычным показался этот прежний его голос после того, низкого. - Перевод подкачал, конечно. Поди разбери про что там говорится.

Я откинулся на спинку своего некрепкого преподавательского стула. Ишь ты, наизусть заучил. Между тем сам произнесенный текст никаких чувств у меня не вызвал. Разве что фоново уже подивился я манерам Никанор Никанорыча, запасы которого на репризы похоже были неисчерпаемы. Виртуозно Никанор Никанорыч, манипулировал мною. Снова мысли мои съехали с личности моего удивительного собеседника, которого, казалось бы, припер я к стенке и вывел уже на откровенный разговор, на новый предмет - «Апокалипсис». Задумался я теперь о всех тех сломанных копьях и разбитых теориях, которых навыстраивали пытливые историки и теологи за аллегоричным изложением. Переводя на современный язык, благодатная почва для писак желтой прессы это «Откровение Иоанна Богослова». Как хочешь его трактуй, что хочешь выдумывай и все словно бы верно. Все будто так и есть. Тут тебе и римляне, и Нострадамус, и второе пришествие. В том и есть парадокс веры, что обратного не докажешь. События окутаны пеленой времени ровно настолько, чтобы оставить лазейки любым домыслам.

- Об чем это вы, Борис Петрович, задумались? - промямлил Никанор Никанорыч. - Уж не о последней ли книге Нового Завета?

- Да, о ней. Но думать здесь особенно нечего. Библия - это история, записанная плохо, в легендах и сказках, порой, как любая история, подведенная под предписанные лекала, однако же — история, и никуда от этого факта не деться. И столько же раз, сколько слышим мы о ее глупостях и нестыковках, мы слышим о реальных исторических фактах скрытых за библейскими сказаниями.

Никанор Никанорыч закивал и вообще заметно повеселел.

- Совершеннейше так, милостивый государь, совершеннейше. За что и дорог, - повторил он фразу, вызвавшую мое недоумение еще в столовой. - Еще одну упомяну отвратительнейшую вещь, происходящую, к прискорбию моему, со всеми древними документами — переводы. Читаешь, бывает оригинал — все чинно, понятно. А перевели текст на другой язык — и на тебе, и подробности поползли, которых сроду не было, и персонажи зашевелились новые. Бардак с этими переводами! Возьмем этот ваш «Апокалипсис». Вот пишут «тыща лет». А причем здесь тыща лет? Ну какая к черту тыща лет, если прошло уж поди за две тыщи, а правило-то как было, так и действует, план составленный выполняется!

Я совсем не понял этого опуса Никанор Никанорыча. Тысяча лет, две тысячи. Ну и что? Легенда. Писалась-то ведь эта книга Нового Завета не объективным историком, а, чего греха таить, крайне заинтересованным лицом - Иоанном, апостолом Христа. По крайней мере такое у нее заявлено авторство.

Никанор Никанорыч зашевелился. Он выпрямился за Толиным столом и принялся задирать рукав пиджака, очевидно пытаясь добраться до часов. Пиджак отчаянно сопротивлялся.

- Не подскажете, Борис Петрович, который сейчас час?

- Десятый, - навскидку ответил я.

Никанор Никанорыч замер.

- Десятый час! Боже милостивый! Так ведь мы опаздываем уже!.. Скорее, Борис Петрович, скорее одевайтесь, запирайте преподавательскую и побежим. Заболтались мы с этой мифологией, а про самое главное-то, про нейронные сети ваши и не поговорили. А это ведь наиглавнейшее! - он засуетился, вскочил и принялся выполнять неловкие движения у моего стола, как бы желая совершить действие, но не решаясь. - Заждутся товарищи-то, Борис Петрович!

Я не пошевелился, и даже по-моему не изменился в лице, хотя упоминание о товарищах явилось для меня полной неожиданностью. Оказывается, Никанор Никанорыч был не один. С одним-то ним, мягко говоря, полная неразбериха, а если еще его, Никанор Никанорыча, будет несколько, то можно прямо на месте свихнуться. Не говоря уже о том, что случайно ли, осознанно ли, но перескочил Никанор Никанорыч прямо с невнятных своих рассуждений о библейских книгах, на нейронные сети, предмет моих научных исканий.

Никанор Никанорыч продолжал исполнять свой дивертисмент, пытливо заглядывая мне в лицо, когда я понял наконец, что хочет он добраться до своего портфеля, который держал я почти месяц в своем столе. Я вынул сложенный вдвое тощий портфель и вручил его Никанору Никанорычу, отчего тот просветлел и двинулся меж столов к выходу. На ходу он расправил портфель, проверил как бы невзначай защелки и взбил его, словно подушку. И портфель отозвался, как-то вспух и придал Никанор Никанорычу некоторую недостающую важность.

Наблюдая торжественный исход Никанор Никанорыча, про себя я решил, что ни к каким товарищам Никанор Никанорыча я не пойду. Если требуется ему встретиться с товарищами, пусть сам к ним и отправляется. Я останусь здесь, в преподавательской, у меня еще дела есть.

По хозяйски прошествовав к входной двери, Никанор Никанорыч открыл створки стенного шкафа, где сотрудники кафедры обыкновенно оставляли одежду. В настоящее время в шкафу, цепляясь стальным крюком плечиков за перекладину одиноко висело мое пальто. Остальные плечики скучились пустые у внутренней стенки. Интересовало Никанор Никанорыча однако вовсе не мое пальто, а то, что скрывалось за ним. Он отодвинул по-хозяйски мое облачение в сторону и оказалась за ним еще одна вешалка и на ней то ли плащ то ли пальто, серенькое, невыразительное, потрепанное. Никанор Никанорыч снял его с вешалки, сунул руки в рукава и накинул на плечи. И удивительным образом к лицу Никанор Никанорычу был этот плащ, подходил к его черным стоптанным ботинкам, серым брюкам с множественной стрелкой, помятому пиджаку с короткими рукавами и портфелю, так вовремя дополнившему картину невзрачного чиновничишки.