Теория квантовых состояний

Дорога к клинико-диагностическому центру, оторвавшись от многополосного шоссе, взвивалась в гору меж двумя холмами. С одного из них настороженно глядели дома частного сектора, которых много еще осталось в городе N, недоверчивые, усталые подставляя заснеженные скаты крыш чистому, голубому небу. Их старые трехпролетные окна с прищуром выглядывали из-за старых кособоких заборов, деревянных и металлических, кто во что горазд. То тут, то там среди съежившихся, потемневших домиков выступали высокие современные коттеджи; еще бы, кому не хотелось иметь собственный дом в черте города. С противоположного холма, опоясанный, словно крепость, нитью забора с кольчатыми стальными пролетами, раскинулся комплекс нового клинико-диагностического центра. Огороженная территория покрывала значительную площадь, гораздо большую, чем требовалось медицинскому центру, но замечательное отечественное свойство рекомендует огородить заранее как можно больше, авось пригодится в будущем. Часть территории за забором все еще была изрыта стройкой и грунтовыми дорогами меж земляных скосов, испорченных тяжелой техникой. Строительные вагончики перемежались с горами песка и сваленным стройматериалом. Грандиозное строительство растянулась на пятнадцать лет, планировали медицинский центр еще в Советском Союзе, кромсали и перекраивали во время бюджетных войн нового государства, а строили только теперь, как водится, совсем не то, что изначально задумывали. Полгода назад закончилось возведение второго терапевтического корпуса рядом с первым, диагностическим. Многоэтажное здание в светло-серых тонах взмывало в небо на вершине холма, выбрасывая к подъездному кольцу и парковке распластанный двухэтажный язык, с просторным современным холлом и крыльцом, к которому одинаково легко было подъехать на автомобиле, подойти пешком и подвезти на инвалидной коляске.

Медицинским центром, обслуживающим целый регион, гордились. Сюда привозили гостей, столичных и иностранных. Попасть сюда на диагностику или, подумать страшно, на процедуры, можно было тремя способами: по блату, куда ж без него, купив процедуру за весьма существенные деньги, либо через детище бесплатной медицины - официальную очередь, прождавши шесть-восемь месяцев. Иными словами страшно мне повезло, что Ильдар Гаязыч, как сотрудник центра, отыскал для меня, которому и исследование-то потребовалось из-за нелепых подозрений, временное окно.

Я висел задумчиво на костыле, рядом с сопровождающим меня отцом, в обширном холле, который словно звезды освещали россыпи круглых ламп, спрятанные в потолочных панелях. Вдоль стен и окон стояли мягкие диваны и раскидистые деревья в кадках, на стенах висели работающие телевизоры. От всего здесь веяло эксклюзивностью, не было очередей и вездесущих строгих бабушек. Сюда и добраться-то можно было только на машине - от автобусной остановки требовалось топать с километр.

Ильдар Гаязыч, как обычно запыхавшийся, взъерошенный, явился довольно скоро, и прикатил для меня блестящую, новенькую кресло-коляску. Я оставил костыль отцу, и покатились мы торопливо по длинному освещенному коридору, через двухэтажный язык, к диагностическому корпусу. На Т-образном перекрестке мы свернули и вышли к сияющим металлическим блеском лифтам с налитыми, круглыми кнопками. В пути Ильдар Гаязыч жаловался на препоны, которые устраивает ему, травматологу по образованию, отечественная медицина, на пути к диссертации по болезни Альцгеймера. Как пытается он с научным руководителем схитрить, опереться на западный опыт, но очень ревностно столичные профессора следят за периферией, хотя совсем не много в России мест, в сравнении с которыми называть нас можно периферией. Мимо нас неслышно проскальзывали врачи, медсестры, пациенты. Центр сам по себе был немноголюдный, а субботний день еще усилил его необитаемость, сдержанность, люди подспудно старались не шуметь.

Ильдар Гаязыч справился у меня, воздержался ли я от еды, правильную ли надел одежду, без металлических пуговиц, пряжек и блях. Все эти простые правила я хорошо запомнил с прошлой встречи и только поддакивал ему. Спицы в моей ноге мы обсудили еще в прошлый раз - слишком далеко находились они от обследуемого органа, ведь сканированию подвергалась только область головы и шеи.

Мы заехали в небольшой кабинет, где молоденькая медсестра выдала мне полотняную рубаху для собственно процедуры. Несмотря на недовольства, Ильдар Гаязыч был в хорошем настроении, подшучивал и между делом рассказывал, что желал бы обойтись в процедуре без контраста, однако, если не очень внятный получится результат, сделаем мы и контрастный МРТ. Пребывал я в состоянии удрученном, все-таки процедура должна была поставить мне диагноз, поэтому веселое настроение эскулапа мною не подхватывалось. Размышлял я о том, что очень это наша, отечественная черта, когда к недоступной, элитарной какой-то процедуре имеет простейший доступ ночной сторож, не взирая на обученную и зоркую охрану. МРТ, на которую вряд ли раскошелился бы я, и уж точно не стал бы дожидаться долгие месяцы в очереди, досталась мне неофициально, бесплатно, по удачному знакомству. Я подписал какие-то бумаги и повторил, что не имею аллергий и клаустрофобий.

Потом отправились мы в другую часть здания, где Ильдар Гаязыч скрылся за дверью, а меня в кресле-коляске приставил к стене, как тумбочку. Ожидая его в пустом коридоре, я решил попробовать поуправлять коляской и повернул обод колеса. Кресло отозвалось так живо, что я немедленно развернулся и выкатился на середину коридора. Почертыхавшись и изрядно вспотев, я вернулся к исходной позиции у стены.

Наконец, Ильдар Гаязыч прикатил меня к цели наших перемещений - в процедурную высокопольной магнитно-резонансной томографии (МРТ). Представляла она собой просторный продолговатый кабинет без окон, с застекленной операторской кабиной, в которой таинственно поблескивали включенные мониторы. Посреди помещения раскинулся аппарат МРТ, словно поваленный набок кусок заводской трубы с толстыми, скругленными стенками. Веяло от него невообразимой тяжестью и мощью. У подножия контура, на примыкавшей к нему толстой продолговатой ноге покоилась кроватеподобная подвижная платформа-стол, на которую полагалось водружаться пациенту. Обязана была она поднять меня и всосать в хищное жерло градирни, чтобы внутри безжалостно греметь, трещать, стучать, шинкуя и препарируя мой мозг. Освещалась процедурная тускло, отчего присутствовало ощущение некоторого таинства, священнодействия. Помимо слабых плафонных ламп, помещение оживляли только отблески мерцающих мониторов за затемненными стеклами кабины, да набор световых панелей на дорогостоящем аппарате.