Страница 262 из 291
- Простите, Юрь Михалч, - вырвалось у меня его имя-отчество, будто и вправду были мы с ним давнишние знакомцы. - А вы ведь в патрульно-постовой служите. Почему вы этим делом занимаетесь? Вы ведь не в оперативном отделе и не в уголовном розыске.
Он поднял глаза и я впервые заметил некоторое оживление на его лица.
- Угу, исполняю обязанности командира роты ППС по району, - Филинов шумно выдохнул заросшими ноздрями. - Но с этим делом, с Марией Шагиной, у меня особые счеты, поэтому, вот, помогаю оперативникам. По собственной, так сказать, инициативе.
Он глянул на меня быстро, с особой какой-то пристальностью, после чего глаза его ушли в пол.
- Дочка у меня была... ее возраста... - так он это сказал, что не захотелось мне узнавать подробности.
Филинов снова трубно выдохнул, после чего продолжил:
- Пацанье это, помните, что на девчонку напали, когда вы их скрутили, они ж тоже с этого района. Давно проходят по легким статьям, да еще один приезжий с ними увязался. А этот, Терентьев Евгений одной с ними компании. За ним погуще история - ширялся, шакалил по дворам. Мать его вытаскивала несколько раз. Не пойму, как в университет поступил, через дядьку своего что ли. Но теперь уж он крышей тронулся, перебрал, видать, с наркотой. В психиатрический стационар отправили со строгим наблюдением, проводят курс интенсивки, чтоб не помер во время ломки. Статуи белые видит везде, на стены бросается.
Он снова посмотрел на меня и закрыл большую свою записную книжку.
- Эта информация так, обстоятельства. Дело-то, считай, закрыто уже, показания собраны и с соседей Машиных, с Григория и Ольги. Вас то, ясное дело, беспокоить не полагается, но порядок требует. За это извиняюсь. Показания сам оформлю.
Я все еще переваривал слова Филинова о белых статуях, вспоминая образ, которым однажды напугал меня Азар. Он тем временем, видя что задумался я, кряжисто поднялся, и протянул на прощание руку. Я встрепенулся и пожал его большую ладонь. Он кивнул и двинулся по коридору большим, переваливающимся из стороны в сторону Винни-Пухом в наброшенном на плечи белом халате. Только теперь до меня долетел смысл сказанной им фразы, что меня де беспокоить не полагается. Что имел ввиду капитан Филинов? Состояние ли мое болезненное или присутствие третьего лица, манипулирующего, расставляющего декорации, запрещающего меня беспокоить?
Про нейронную сеть я и думать забыл.
С Азаром мы встретились вечером в четверг, перед самой выпиской. Днем мне делали снимок и рентген показал, что кость срастается правильно, хотя придется походить со спицами еще пару недель. Заживление основания пятой плюсневой кости у кубовидной кости стопы требовало времени. Больше ничего не удерживало меня в больнице. С отцом мы заранее договорились, что приедет он за мной в пятницу к обеду, когда сдам я свои больничные принадлежности.
Ильдар Гаязыч в тот день поймал меня в коридоре, на полпути из туалета. Собравши складки на лбу, он виновато сообщил, что зашивается и не успевает проверить моих результатов. Он оставил мне номера всех своих телефонов: домашнего, рабочего и в региональном клинико-диагностическом центре, где работал дополнительно. Обещал Ильдар Гаязыч закончить анализ моих анкет в ближайшее время, хотя и не верил особенно в результат. Посулил, если получится, записать меня на на редчайшую процедуру — МРТ (Магнитно-резонансная томография), позволявшую со значительной степенью достоверности диагностировать происходящее в моем мозгу. Делали такую процедуру по огромному блату, через необъятной длины очередь.
Наши с Ильдар Гаязычем разговоры об Альцгеймере оставляли у меня странное послевкусие, будто бы мы - Шерлок Холмс с Ватсоном, бегаем за неуловимым Мориарти, полностью упуская из виду, что призом за обнаружение будет диагностирование у меня неизлечимой болезни. Условились мы с Ильдар Гаязычем о встрече через неделю, чтобы заменить мою перевязку и, возможно, удалить спицы.
Как и в первую больничную встречу, Азар сидел на угловой скамейке, в черном тренче и лучезарных обсидиановых ботинках. Пожалуй, я не сумею выразиться точнее: ботинки его блестели, будто начистили их кремом перед самым входом в больницу, манжеты и воротник слепили белизной, а о стрелку на брюках можно было порезаться.
Азар отвесил мне двусмысленный комплимент о том, что передвигаюсь я на костылях как заправский пользователь, не теряю больше подмышечные перекладины. Как и в прошлый раз я сел рядом и вытянул ногу.
Он едва дождался пока я устроюсь, и сразу перешел к делу:
- Итак, Борис Петрович, что вы мне сегодня скажете? Удалось вам все обдумать?
- Обдумать про болезнь Альцгеймера? - ответил я заготовленным вопросом, глядя на него с вызовом.
Азар не изменился в лице.
- Давайте не будем упражняться в остроумии. Все-таки тренировочный стаж у нас разный. Но если вас интересует Альцгеймер, я безо всякой задней мысли готов вас просветить. Вам известно, кстати, что названа болезнь эта была вовсе не немецким психиатром Алоисом Альцгеймером, а его руководителем, Эмилем Крепелином? Тот тоже был замечательным специалистом по слабоумию. Экспертом. Умник по слабоумию — каламбур! - Азар коротко улыбнулся. - Хотелось бы однако сосредоточиться на других, гораздо более интересных немецких ученых.