Страница 4 из 4
- Физкультура - это не просто так, кот наплакал, а, так и напиши, сынок, повыше, настоящая:
- Фи-зи-чес-кая Культ-Ура!
Что, мол, народу, простому народу, ваше Слово не нужно - иму зерна выдай из заначки губисполкома, ибо план? А когда мы его выполняли? Не бывает.
Пушкин, следовательно, делает как раз наоборот, не Стихию производит, а:
- Словом ее укрощает, превращая в мир для человека - Христианство.
Вот так как раз думал Евгений в Медном Всаднике, и ему показали Куськину Мать, Потоп, а потом и сам Медный Всадник, как Материя за Духом:
- Погнался.
Или мистер Х-ера, привезенный возницей евреем в село Горюхино, заставил его мирных и добрых жителей повесить носы, и прекратить писать даже про физическую культуру на клубе, заставил, чтобы доказать:
- Материя определяет его сознание, - и не только:
- Даже наше.
Как, спрашивается, после этого не поменять частицы НЕ в Воображаемом Разговоре местами? Да, трудно, но трудно поверить в Бога, а ученый мог бы и последовать логике. Как и в Двух Веронцах, Аникст мог бы заметить, что таких Описок, как спутать сушу с морем, а Милан с Падуей:
- Не бывает-т.
Хотя Пушкин - в общем-то - предупредил:
- Чтобы увидеть это, победы его героев во всех Повестях Белкина - кажущиеся с первого взгляда поражениями - надо увидеть:
- Дом Джентльмена в сельской местности, Дом этого самого Белкина, как:
- Эфирную структуру дома Германна из Пиковой Дамы, - следовательно, надо быть:
- Рыцарем Розы и Креста, - а:
- Это еще больше запрещено, чем верить в бога.
Тем не менее, повторю еще раз: ученый мог настоять на том, что Пушкин в Воображаемом Разговоре с Александром 1 изобразил Сиэтэ, ну, как Шекспир всегда делал.
Но вполне возможно Мистер Икс - Х - запретил и это весьма недвусмысленно. Удивляет:
- Откуда они в 17-м году знали все эти премудрости? Чтобы очень логично запретить их враз и завсегда, - я не понимаю.
Неужели древняя идеология Золотого Литого Тельца была так проработана в России перед 1917 годом, что ее всей душой, всем сердцем поняли в России и, возможно, даже не только евреи?
В любом случае можно сделать вывод:
- Стихия - это не Пушкин, а его антипод, и второй:
- Стихия, да, есть, но и она, похоже, тоже кем-то управляется.
Поэт идет: открыты вежды,
Но он не видит никого;
А между тем за край одежды
Прохожий дергает его...
- - - - - - - -
И в конце:
Как Дездемона избирает
Кумир для сердца своего.
--------------------
И вопрос:
- Как выбирает Дездемона? - И можно думать, душой, стихией, как думают Борис Парамонов и Иван Толстой, но вот Пушкин конкретизирует, что нет, не только, а точнее:
- Бурмин нашел Марью Гавриловну у пруда, под ивою, с книгою в руках и в белом платье, настоящей героинею романа.
И более того, она проверяет по этой книге то, что говорит Бурмин, объясняясь ей в любви, укрощая свою стихию театром:
- Я вас люблю, - сказал Бурмин, - я вас люблю страстно...
И она видит: совпало - это первое письмо Сен-Пре, вспомнила, с кем она переписывались в юности письмами из этого романа Жан-Жака Руссо Новая Элоиза.
Поэтому.
Поэтому Человеку, чтобы поверить в Бога - надо только вспомнить всё, - как сказал Арнольд Шварценеггер, вспомнить свой с Ним Завет - не чужой:
- Свой Завет.
Кажется:
- Ну не смешно ли противопоставлять ТЕАТР - Стихии, тем более управляемой?
Говорят, бог был против театра, - но это может быть только, как против профанации истины.
Недаром какая сейчас ведется борьба с театрами-то! Поняли, что не вырубить топором - театр с легкостью даже аннигилирует.
Далее, про формулировку Толстым: Гордись поэт! - Откуда взято? Также:
- Гнилой пень вместо того, что сейчас вижу я в тексте открытой книги:
- Чахлый.
Толстой читает:
- Волнует степь и пыль несет, - когда написано:
- Подъемлет лист и пыль несет.
И вот этот:
- Гордись поэт, - тогда, как у меня просто:
- Таков поэт: как Аквилон
Что хочет, то и носит он.
И делается заключение:
- Этим Гордись Пушкин отменяет нравственность.
Похоже на какой-то черновой вариант в стиле допотопной лирики Жуковского.
Здесь дело не в гордости, принципиально не в этом дело, когда Пушкин пишет:
- Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу? - а до этого про ветр в овраге, когда надо гонять корабли по морю, про орла, покидающего горы и башни ради чахлого пня.
И продолжает:
Таков поэт: как Аквилон
Что хочет, то и носит он -
Орлу подобно он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона избирает
Кумир для сердца своего.
И, не мудрствуя лукаво, Иван Толстой называет такое поведение:
- Стихийным! - Вопрос:
- Почему тогда Чарский молчал, изумленный и растроганный?
- Ну что? - спрашивает поэт.
И Чарский рассказывает, чем он очень удивлен и растроган, - нет, не стихией, клокочущей в Медном Всаднике, а наоборот, тем, что чужая мысль, чуть коснувшись слуха поэта, тут же стала его собственной! Как будто он думал об этом же самом всю оставшуюся жизнь.
Понимаете, думал всю жизнь! Вот в чем дело, в том, что поэт только о том и думает, как:
- Укротить Стихию, - едва она появится. - А не наоборот, сам такая же стихия.
Разница большая:
- Тигр и его Укротитель.
Как говорится:
- Я звал тебя и рад, что вижу! - Это не просто бой Лермонтова с барсом - или что у него там было, в ожидание смертельной ничьей - а ожидание противника, чтобы победить его, однако:
- Во славу Божию! - Как и написано в другом месте:
- И как гром его угроза поражала мусульман.
В конце там же написано, что вернувшись домой после победы:
- Как безумец умер он. - Ибо:
- Вступить в бой со стихией - это одно, победить её можно, как это сделал Импровизатор из Египетских Ночей, - но.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.