Родина против бесов

Закулисная политика Скокова потерпела полный провал. Стремясь сохранить свою роль в партии через бюрократический механизм и манипуляции партийным активом, Скоков сослужил только Бабакову, который рассматривал политику как бизнес весьма непривлекательного вида. На пару они избавились от Рогозина, фактически обманув его, предав те дружеские отношения, которые, казалось, сложились в этом триумвирате. Без Рогозина роль Скокова была сведена к нулю почти сразу. Вопрос на этот счет я прямо задал Бабакову в частной беседе (примерно в июне 2006 года), посетовав на бюрократизацию, исходящую от Скокова. Александр Михайлович заверил меня, что Юрий Владимирович больше не будет пользоваться прежним влиянием. Так оно и произошло. Отстранив Скокова, Бабаков еще больше бюрократизировал партию и фактически умертвил ее, превратив в подобие «Единой России». Скокову после превращения «Родины» в «Справедроссию» в 2006 году окончательно пришлось уходить на политическую пенсию, так и не реализовав своего потенциала политика, который он хранил многие годы. Как оказалось, зря.

Вывод из опыта «Родины» прост. Партии нужна дисциплина, а не бюрократизация. Попытка всё решать путем приказа оборачивается самым дорогим и самым неэффективным управлением. Конечно, всегда в партии будет «болото», которому достаточно самых минимальных проявлений солидарности с идеями партии и ее лидерами. Но партию держит актив, который должен жить партийными идеями, партийной дискуссией по множеству вопросов. И принимать решения не потому, что они спущены «сверху», а потому что они развивают идею в непрекращающемся интеллектуальном творчестве, подкрепленном публичными акциями поддержки.

Глава 3. ГОЛОДНЫЙ БУНТ

Смысл

Всегда может показаться, что политическая голодовка граничит с шизофренией. Действительно, зачем люди ставят себя на грань жизни и смерти? Чтобы что-то доказать? Если своим оппонентам, то не лучше ли другие, безопасные для здоровья методы? Например, аргументы. Если же аргументы не действуют, с какой стати рассчитывать, что на бесчувственных оппонентов подействует факт голодовки? Враги могут даже пожелать вам околеть и обрадуются нелепости затеи голодовщиков.

Кажется, что еще больше аргументов в пользу оценки политической голодовки как мальчишества – неразумного расчета, родившегося пусть и с благородными целями, но обреченного на провал. Голодовкой ведь вряд ли можно чего-то добиться. Сколько уже их было… Стоит ли геройствовать, если заранее знаешь результат?

Наконец, любимый довод политического противника по поводу голодовки – ее рекламный характер. «Сколько можно пиариться! По-другому не могут обратить на себя внимания!», – так говорили в период январской голодовки «Родины» 2005 года разномастные циники.

Все эти доводы, конечно, отражают некоторые стороны политической голодовки. В ней есть, безусловно, и безрассудство, и юношеский порыв, и прагматическая задача быть услышанными. Но существо дела совсем в другом. Голодовка имеет смысл и разумную задачу, когда она проводится в нужном месте, в нужный срок и встроена в систему политических акций. За спиной участников голодовки депутатов в нашем случае была парламентская фракция, партия с отделениями по всей стране. Голодовка произошла в момент прояснения ситуации: население (поначалу только пенсионеры, военнослужащие и студенты) начало осознавать враждебность власти, совершенно откровенно немереной уморить народ, и вышло на акции протеста. Голодовка стала одним из символов других протестных действий и протестных настроений вообще.

Все, что можно сказать против такого метода, как голодовка, можно сказать и по поводу политики в целом. Зачем заниматься политикой, если ты лично – песчинка, если твой комариный голос никто не услышит? Если этот голос не попадает в резонанс с настроением народа, то, действительно, все бессмысленно. Если ты вне команды, предпочитаешь сольные партии, то напрасен труд – соло в политике редко входит в моду.

Можно сказать, что политикой заниматься даже неприлично – слишком много внимания требуешь к себе. Это нескромно. Или свидетельствует о каком-то эгоистическом замысле. «Они рвутся к власти!» – то и дело повторяют те, кто привык к отсутствию политической конкуренции и считают свои собственные позиции во власти или при власти закрепленными пожизненно с правом наследования.

Нам предлагается устыдиться публичности голодовки и все время оправдываться, будто мы замыслили что-то неприличное. Замысел был. А неприличного ничего не было. Замысел – только в том, чтобы быть вместе с народом и дать ему знак: мы вместе, на нас можно рассчитывать. Тот же знак дан и власти: мы с народом, а вы, государственные мужи, с кем? Если не с народом, то против него. А значит – мы против вас. Не страшно? Ну, тогда пеняйте на себя!

Вход

Обстановка в Государственной Думе в конце 2004 года была гнетущей. Безмозглость, а порой и прямое хамство руководства парламента, становились нестерпимыми. Образовался альянс многочисленной «Единой России» и малочисленной, но цинично-развязной ЛДПР. Дума не думала, а парламент не обсуждал. Шелуха ненужных законов занимала месяц за месяцем. Важнейшие инициативы оппозиции рубились на корню без всяких дискуссий. Чудовищные законы, выносимые от имени президента или правительства, голосовались послушным большинством стремительно – также без обсуждений, без понимания их смысла, без расчетов последствий. Статус депутата попирался на каждом заседании.

Закон о «монетизации» льгот был одним из главных в 2004 году. Его не обсуждали. Более 900 поправок, внесенных от оппозиции, никто не читал. Их завалили в течение дня, отбрасывая оптом и в розницу. Фракция «Единая Россия» совместно с правительством намеревались затянуть не шее народа удавку, оправдывая себя либеральными догматами о «невидимой руке рынка».

Фракция «Родина» исходила из того, что льготы – наследие прежних времен – сегодня нужны только для того, чтобы люди могли выжить. Сама система могла пересматриваться, но только вместе с повышением пенсий, пособий и зарплат. Причем не на проценты (которые всегда съедала торопливая инфляция), а в разы. Соответственно, нужны были источники пополнения госбюджета. Правительству все это вовсе не было нужно. Оно делало ставку не на воспроизводство нации, а на кратковременную доходность страны – будто это одна большая нефтяная скважина, которую надо быстренько выкачать, а потом бросить. Кто «обслуживал трубу», тому полагалось жить; кто в прежние годы создавал национальное богатство, должен был отойти как можно быстрее в мир иной. Такая логика правительства была содержанием убийственного закона. А вовсе не стремление ввести учет и контроль, выдавая деньги на руки пенсионерам, инвалидам, ветеранам, студентам и военным.

В январе 2005 года после как будто специально придуманных правящими кругами десятидневных каникул, в которые страна упивалась «паленой» водкой, бывшие «льготники» обнаружили, что должны платить за билеты в общественном транспорте. Денег на это в семейных бюджетах – особенно после праздничных затрат – не было. Никто не знал о сути закона и не планировал затягивать ремни и дальше. И вот теперь оказывалось, что до конца января дожить будет очень трудно. Начались стихийные митинги, подхваченные по всей стране оппозиционными силами.

Партия «Родина» была застигнута этой волной социального протеста не в полной готовности – региональные отделения практически всюду находились на стадии становления, затяжные каникулы многих расхолодили. Пришлось на марше перестраиваться и мобилизоваться. Непредвиденный фактор – просто фантастическая бесталанность и безответственность высших чиновников, которые собственный закон к введению, как оказалось, вообще не готовили.

Начавшаяся сессия Думы вспыхивала дискуссиями по поводу «монетизации». Спикер систематически подавлял всякие попытки поставить этот вопрос в повестку дня, чутко слушая, что ему скажут в Кремле. А Кремль молчал – президент был в отъезде. Как только фракция «Родина» выдвинула свой проект постановления Думы по поводу бездарных действий правительства, Грызлов с соратниками создали свой проект, в котором думское большинство отмежевывалось от правительства, но предлагало (в стиле советского застоя) только «углубить и усугубить», ничего не поправляя ни в законе, ни в жизни.