Страница 30 из 36
Одно время в качестве партийной газеты пытались использовать «Завтра». Но своеобразный авторский стиль главного редактора Александра Проханова, который после выборов подружился с Дмитрием Рогозиным и получал от партии поддержку в издании газеты, имел ничтожную аудиторию. У «родинцев» постоянно спрашивали: а где же газета «Родины»? Ее не было. Вместо «Родины» подсовывали «Завтра».
Листовки «Родины» – просто слезы! Кто-то из «технологов» Бабакова или Скокова решил, что листовка – это материал для расклейки на заборах. При этом обилие текста не позволяло ее читать. Тексты были заунывны и никакого мобилизующего эффекта не давали. Листовки не годились и в качестве мини-газеты для раздачи. В них презентировалась не партия, а какие-то социальные инициативы, оторванные от вопросов, которые интересовали людей. Занятно, что на наших листовках не было ни телефона, ни адреса, ни электронной почты для обращений граждан. Мол, не нужна нам «обратная связь» и добровольцы в помощь!
Колченогость наших идеологических текстов была очевидна. Она заложена в способе их создания и возникала от недоверия к авторской образности, которая всегда изгоняется из бюрократических воззваний. Усилиями Скокова была выброшена разработанная к съезду 2004 года идеология. Мне было предложено срочно (запланированная работа не была сделана в срок, а Съезд был на носу) интегрировать большое количество разнородных текстов. За основу я взял тексты Михаила Делягина и Виктора Аксючица. Их надо было срастить, разбить на логические части, дополнить отдельными «отраслевыми» разработками из других документов и заполнить лакуны. Выполняя пожелания Скокова по доработке программы партии, я просидел, не разгибая спины, трое суток у компьютера. Был создан документ объемом в сотню страниц. За неделю до съезда он мог быть размножен и роздан делегатам для обсуждения. Но Скоков, увидев толстую пачку бумаги, тут же отложил материал в сторону, сказав, что он слишком объемен и «тут много назиданий». Последнее касалось фрагментов из материалов Аксючица, которые я широко использовал для программы. Перечить Скокову я не стал, хотя очень хотелось. «Хозяин – барин», – сказал я ему, и тем завоевал сердце старого бюрократа. Но в подарок мне было участие в затяжных коллективных правках и переправках Манифеста и Политического заявления, от которых только болела голова. Политзаявление я писал дважды с чистого листа. А потом мы часами сидели во главе со Скоковым (Аксючиц, Денисов, Султанов и я).
С этой писаниной я измучился капитально. И дал себе обещание никогда не предпринимать таких идеологических усилий, которые ценятся столь низко, и результаты которых с такой легкостью отбрасываются. Впрочем, я мог бы дать это обещание гораздо раньше, вспоминая, как Скоков поступил с Манифестом КРО. Надежды на то, что со временем человек меняется, чаще всего оказываются ложными.
Брошюру Дмитрия Рогозина «Мы вернем себе Россию» (2003), которая включала многие мои рекомендации, я считал замечательным идеологическим произведением. Но после избирательной кампании она так и не была издана повторно. Вместо нее возникали тексты неизвестного авторства, забитые в скучнейшие брошюрки ядовито-желтого цвета. Это был совершеннейший мусор. Сколько я ни обращал на это внимания, никто из руководителей партии в это не верил. Некоторые усилия Рогозина, вылившиеся в тексты, названные «Антиолигарх» и «Экономическая война», были изданы в партийных брошюрах, но в массовом количестве так и не издавались. Да и были, честно говоря, не вполне доработаны.
Бюрократия сделала свое дело: «Родина» так и не смогла превратиться в идеологическую партию.
Раз партия была не идеологическая, то массовые мероприятия могли проводиться только за счет значительных денежных вливаний. Пикеты по Москве в 2005 году были набраны не из активистов партии и стояли совершенно равнодушно, не в силах ответить ни на один вопрос граждан, которым поступали многословные ядовито-желтые брошюрки. Они старались не замечать превращенные в мусор цветные листовки у них под ногами. Они не смотрели в глаза гражданам. И эта фальшь всем бросалась в глаза. Кроме руководства партии.
Мне трудно понять, почему бывший чиновник высшего звена управления и действующий крупный бизнесмен (Скоков и Бабаков) предпочитали никогда не советоваться с теми, кто собаку съел на избирательных кампаниях или имел большой опыт в создании идеологических документов. Печатные материалы «Родины» оставались слабыми, никак не воздействовавшими на мозги, не заставлявшими людей передавать наши материалы из рук в руки. Отпечаток рутинной вялости лежал на всем, если дело в свои руки не брал Дмитрий Рогозин. Но он не всюду мог поспевать, не всегда имел возможность убеждать Скокова и Бабакова в своей правоте. Кроме того, после московской избирательной кампании они сформировали против Рогозина достаточно основательный тандем: один давил своим авторитетом и выматывающим занудством, другой – финансовыми аргументами и тоже занудством. Лидер «Родины» занудство переносил хуже всего.
Уверен, что Скоков боялся моих выступлений. Мне ни разу не была предоставлена трибуна партии на съездах. Разве что для оглашения какой-то резолюции. Скоков предпочитал выпускать на публику тех, с кем работал многие годы и кого стремился укрепить в партии. Меня он считал «рогозинцем» и, вероятно, не очень-то хотел укрепления Рогозина в правящем партией триумвирате.
В декабре 2004 накануне нашего Конгресса «В защиту прав нации и гражданина» я приехал к Скокову обсуждать документы, которые планировались к принятию. Кое-что подправили, а я собрался доработать свой материал, который подготовил в противовес текстам одного известного публициста либерал-патриотического толка. Спросил у Скокова: откуда взялся этот «фрукт» и зачем он нужен на Конгрессе? Скоков ответил неожиданно: «Сам не понимаю, откуда заводятся эти жиды». Я попытался смягчить характеристику: «По Интернету судя, на нем клейма негде ставить. Наверное, преувеличивают?». «Как бы не приуменьшают», – возразил Скоков. В результате на Конгрессе оказалось, что не роздано ни моих, ни альтернативных текстов проектов по Резолюции и Манифесту. На их месте оказалась достаточно пустая декларация в одну страницу. Скоков не дал возможности реализовать свои идеи ни национал-патриоту, ни либерал-патриоту. Но при этом либералу было предоставлено слово, а мне места в списке выступающих не досталось.
Невесело встретил Скоков всплеск интереса к моей персоне после потасовки с Жириновским. В какой-то момент я стал любимцем партии, но и это не дало мне возможность выступить на партийном съезде. Предпочтение отдавалось тем, кто даже не считал необходимым готовить свои речи. Сценариями проведения съездов Скоков предпочитал руководить сам, взваливая на себя техническую работу, но получая за это право определять, кто будет поставлен в центр внимания, а кто отодвинут в тень.
Безусловно, за Юрием Скоковым много полезных дел. Он держал региональную инфраструктуру. Он своим авторитетом не давал руководителям различных уровней расслабляться. Он приложил свои организаторские таланты во время голодовки депутатов «Родины». Но его сил не хватало, чтобы уследить за ситуацией как во фракции, так и в политике в целом.
Бюрократические методы управления не позволили «Родине» стать полноценной партией – корпорацией единомышленников. Именно поэтому актив «Родины», лишившись Рогозина, не смог противостоять рейдерскому захвату, а сам Юрий Владимирович до последнего момента полагал, что он партию спасает. Оказалось, что партия сохранилась именно как бюрократическая структура, в которое не было ничего живого. И даже Скоков в ней не получил никакой роли. Его опыт управленца и идеолога не пришелся ко двору.
Мне запомнились слова Скокова на одном из последних заседаний Политсовета «Родины» до отставки Рогозина, когда в отсутствии лидера Юрий Владимирович обрушился на него, повторяя слова прокремлевской прессы. Скоков сказал примерно так: «Не знаю, что с ним стало в последнее время! Он сошел с ума! Он погубит партию!»