Родина против бесов

Блок сломался по двум трещинам, наметившимся еще при его создании: по отношению к Путину и по отношению к лидерам блока. Дополнительные надломы просматривались и по идеологии – между теми, кто считал возможным вести только борьбу за социальные программы (социал-патриоты), и теми, кто более важными видел вопросы национально-государственные (национал-патриоты, националисты). С Глазьевым оказались те, кто не видел ограничений в средствах борьбы с собственными соратниками и требовал политических авантюр – в открытом противостоянии с Путиным и выдвижении радикальных требований к власти. Ради красного словца эти люди готовы были загубить блок, растранжирить с таким трудом полученные результаты. С Рогозиным остались политические прагматики, знающие невысокую цену пустых бравад, всегда кончающихся раздором. Это тот род зрелого романтизма, когда ради мечты люди готовы работать день и ночь, собирая силы и готовясь к серьезным политическим сражениям. Авантюристический романтизм, выпаленный в лозунги, чужд таким им. Поэтому они не пошли за Глазьевым.

Треугольник: Глазьев, Рогозин, Путин

Распределение полученных в результате выборов политических дивидендов не стало для «Родины» большой проблемой. Посты в блоке-победителе были распределены почти мгновенно. Если бы не президентские выборы, если бы не амбиции Глазьева…

Глазьев пошел на президентские выборы в 2004 году, надеясь победить сразу, на волне популярности «Родины» и без предварительной подготовки. Его упрекают за нарушение договоренности с Путиным, который боялся серьезных конкурентов и надеялся триумфально победить в первом туре, выставив себя отцом нации, которому нет альтернатив. Глазьев спутал все карты и подвиг власть на фальсификацию выборов и подавление всех возможных центров оппозиции, главным из которых явно просматривалась «Родина». Даже отстранение Глазьева от руководства фракцией не смирило смертельно обиженного Путина. В течение короткого срока была подготовлена и запущена кампания против «Родины» – она начала набирать обороты уже с конца 2004 года.

Даже если какое-то соглашение Глазьева с Путиным имело место, оно не могло иметь никакого значения для публичной политики. В этом случае наиболее неприлична была бы позиция Путина: мы даем «Родине» возможность участия в парламентских выборах, а ты не ходи на президентские выборы. Главе государства вести подобные переговоры не только неприлично. Они прямо противоречат его статусу. Президент не волен кому-то давать право участвовать в выборах, а кого-то лишать этого права. Он должен требовать законности любого решения и равенства всех перед законом. Если же он ведет подобные переговоры, значит, он состоит в сговоре с преступниками, попирающими основы государственного строя России. И, давая какие угодно обещания, Глазьев мог считать себя свободным от их подобострастного исполнения. Подобные договоренности вполне могли быть объявлены сорванными уже самим фактом отключения «Родины» от телеэфира за десять дней до выборов.

Мое осуждение решения Глазьева обусловлено совершенно иным мотивом – вовсе не тем, что он оказался «недоговороспособен» по отношению к Кремлю. Перед бюрократией у него не могло быть обязательств выше, чем перед своими соратниками. А мы в большинстве своем стремились закрепить успех и готовиться к новым политическим битвам. Атаку «нахрапом» поддерживали разве что авантюристы.

Глазьев, к сожалению, пошел против собственной команды. Как если бы князь предал свою собственную дружину, когда дружина говорит: «Не ходи, мы еще к битве не готовы». А князь отвечает: «Плевать! Наберу новую дружину». Другую дружину набрать не удалось, выборы были проиграны, а дружина уже не доверяла своему князю. Пришлось Дмитрию Рогозину выполнять функции лидера, хотя я не сказал бы, что он страстно желал подставиться под огонь кремлевских гряземетов.

С момента, когда решение Глазьева идти на выборы обозначилось достаточно ясно, блок «Родина» начали склонять во всех ведущих российских СМИ, представляя ситуацию в блоке таким образом, будто его раздирают внутренние противоречия, и блок находится на грани разрушения. Блок стал объектом для насмешек и ернических выпадов. Между тем, от общества и избирателей, голосовавших за блок, была скрыта истинная причина и смысл конфликта, представленного в СМИ как столкновение интересов сопредседателей блока Глазьева и Рогозина, затеявших мелочную возню в борьбе за контроль над блоком и фракцией в Думе.

Непониманию ситуации способствовала не только враждебность СМИ, продолжающих дело Чубайса, но и попытки Высшего Совета до времени не оглашать своего отношения к ситуации в блоке. Такое решение вынуждало Рогозина покрывать Глазьева, принимая на себя поток оскорбительных и иронических нападок. Вместе с тем, есть ответственность более высокая, чем ответственность перед «честью мундира» – ответственность перед избирателями, которые вправе знать, какие действия и по каким причинам предпринимались Глазьевым, и почему Рогозин обязан был на них отвечать. Решение ВС не выносить сор из избы было ошибочным.

Рогозин также сделал ошибку, не настояв, чтобы решения ВС открыто обнародовались. Стремясь урезонить Глазьева, в надежде не допустить его дискредитации как одного из лидеров блока, Рогозин нанес ущерб собственной репутации. Распространился домысел о том, что Рогозин выполняет установку Кремля по сдерживанию Глазьева. Создавалось впечатление, что циничный здоровяк Рогозин обижает скромного и честного мальчика Сережу.

В действительности ситуация была совершенно иной. Как раз Глазьев выполнял волю одной из «башен» Кремля – тех, кто намерен был превратить самого Глазьева и блок «Родина» в марионетки, с помощью которых можно шантажировать президента или, в случае изменения ситуации, оказывать ему верноподданнические услуги. В этом смысле Глазьев оказывается фигурой, аналогичной Лебедю, который был «разыгран» людьми Чубайса в 1996 году как оппозиционер, а потом превращен в прислугу Ельцина. На Глазьева положили глаз «великие комбинаторы» того же профиля – старые кремлевские бесы.

Поддержка Рогозиным действующего президента была честнее, поскольку позволяла не кривить душой и не нарушала того замысла о блоке, который был ведом избирателям «Родины». СМИ эта линия представлялась как карьеристская и угодливая. Тем самым либеральные журналисты мстили «Родине» за поражение своих кумиров, выбитых ею из политики раз и навсегда. Глазьев в такой диспозиции становился надеждой разгромленных либералов как «социально близкий». Они готовы были ему всячески помогать, унижая Рогозина и «Родину».

В российской политике пока слишком много принято прощать. Возможно, именно поэтому столь долго бесстыдные люди остаются на виду и продолжают свою карьеру публичных деятелей. Партии, возникшие в эпоху тотальной лжи и тотального предательства интересов нации и государства, целое десятилетие занимали внимание общества и заполняли СМИ бесовщиной. Они заразили общество своим бесстыдством. Проникла эта болезнь и в блок «Родина».

Разлад в блоке возник, потому что интриги Глазьева не были сразу оценены по достоинству. Некоторым влиятельным лицам, вошедшим в состав Высшего Совета блока, казалось, что самое ценное – внутреннее единство, которое надо сохранять, а если не получается, то хотя бы имитировать – ради того, чтобы преодолеть период раскола и вновь выйти к избирателям единой командой. Наивность такой установки не учитывает, что уступка лжи означает рассечение человеческой общности – никакими призывами к единству в таком случае не поможешь.

Некоторые депутаты «Родины» предпочли закрыть глаза на очевидный деструктив, исходящий от Глазьева. Ему прощали все. Возможно, за какую-то почти детскую наивность, с которой он повторял и повторял, что поддержан на выборах блоком «Родина». Его жалели как непрагматичного недотепу-правдолюбца. Не расставлять всех точек над «и» было удобно. Оставались возможности игры – перебегания то на одну сторону от линии раскола, то на другую.