Страница 18 из 36
Варенников требует единства любой ценой
Особенно прискорбна была имитация общественной активности, которая осуществилась силами Союза православных граждан, к созданию которого я некогда имел непосредственное отношение. Глазьев пришел в СПГ заметно позже меня, но в силу своей близости к власти был объявлен одним из сопредседателей. Теперь СПГ, оставаясь совершенно не структурированной организацией, без обозначенного круга участников, заполнила зал лицами, симпатизирующими Глазьеву. Но эти люди вовсе не представляли избирателей «Родины». А политические договоренности никак не давали Глазьеву права на сепаратные действия и присвоение общего бренда. Играя ва-банк на президентских выборах, он поставил на карту и доверие к себе со стороны ближайших союзников, и само существование союзнических организаций, которые агитационная активность Глазьева по замыслу должна была растворить в движении его личных приверженцев.
Рогозин, узнавший о действиях Глазьева, сказал несколько слов из Страсбурга, а потом и сразу по приезде. Особенно не понравилась его противникам фраза: «Кот из дому – мыши в пляс. Приеду – разберемся». В ответ они слили информацию о заседании блока в «Независимую газету», где появилась пасквильная статья о Рогозине. «Мыши», действительно, расшалились.
Состоявшееся обсуждение ситуации на Высшем Совете было изнурительным. Глазьев не высказал и тени сомнения в правильности своих действий – попросту «валял Ваньку». Как выразился Рогозин в одном из интервью, «малину собирали все, а обчистил лукошко один, и смотрит честными глазками». Агрессивные сторонники Глазьева (в основном Глотов и отчасти Павлов) этим пользовались, то и дело поднимая волну эмоций. Варенников все время говорил только об этом: мол, мы ответственны перед избирателями и потому не должны публично устраивать скандалы.
Меня просто оскорбило поведение Глазьева, который ни в чем не хотел признавать своей некрасивой роли в создании организации с именем блока. Даже когда Бабурин рассказал в подробностях об уставе, который представлял собой «вертикаль» административного толка (с назначением руководителей региональных отделений) и не предполагал вхождение в нее юридических лиц (чем по закону движение отличается от организации). Сергей Юрьевич толковал одно и то же: мы всех предупреждали, всех звали, двери открыты, надо работать и т.д. В общем, «игра в несознанку».
Рогозин высказался достаточно жестко: Глазьев должен дезавуировать свои действия. Иначе дальнейшая работа будет невозможной.
Наталья Нарочницкая сказала, что надо оградить фракцию от того раскола, который образовался в Высшем Совете, и заняться фракционной работой. Она также определила, что все партии блока слишком «левые», а еще одна организация, созданная Глазьевым, ничего толком не меняет. Более того, она продолжает дурную тенденцию: лидеры пытаются оседлать волну случайных настроений и на ней въехать во власть. А надо бы работать с элитами, которые в действительности предопределяют все долговременные изменения.
Я поддержал Наталью Алексеевну в достаточно жестком выступлении. Сказал, что Глазьев действует в стиле начала 90-х годов, когда стремились имитировать овладение массами, загоняя людей на всяческие учредительные съезды. Устоявшаяся политическая среда формирует политические армии только вокруг штабов и мобилизует «политическую пехоту» только через «офицерский корпус» – активистов политических партий. Действия Глазьева я оценил так: что они похожи на попытку командующего бросить свой штаб и бежать на солдатский митинг. Собрание новой организации – открытое действие раскольников, которые от слов перешли к делам. Я лично в такой организации никогда участвовать не буду и другим не советую.
Мое выступление Глазьев попытался обратить в шутку: «Андрей Николаевич эмоциональный человек – может и по уху дать». А потом снова о своем: что нам нужно движение, собирающее сторонников. Но ведь в его движение вместо сторонников блока собираются сторонники лично Глазьева! Сергей Юрьевич уже не видел логических противоречий в своих речах. Бес закрыл ему способность мыслить рационально. Вероятно, он стремится к тому, чтобы Рогозин сам ушел, оставив площадку, отвоеванную на выборах.
Павлов в свойственной ему эмоциональной речи высказал верную мысль: нас разделяет разное отношение к президенту, и эти позиции не могут быть умиротворены. Правда, потом эта мысль всеми была забыта. (Если бы Глазьев спрятал свои амбиции и занялся делом – фракцией и партийным строительством, нас бы никто не делил.) Глотов тоже был обижен словами Рогозина «Кот из дома – мыши в пляс». Он кипел: «Мы не мыши!» И тут же обозвал Рогозина «лоснящимся котом». И после этого потребовал извинений, не собираясь приносить свои.
В результате решили прекратить публичную полемику, а рабочей группе определиться с публичной оценкой созданной Глазьевым организации и попытаться согласовать дальнейшие действия. Измотанные дискуссией члены ВС включили в группу самого Глазьева, Шишкарева, Глотова и меня. Наверное, чтобы мы передрались. Лучше уж было принять бабуринскую сверхмягкую формулировку: «Выразить сожаление по поводу…». Когда через несколько дней группа провела заседание, Глазьев не сопротивлялся нашим с предложениям, а лишь выражал некоторые сомнения и принимал к сведению. Мы отказались обсуждать устав и предложили менять организационно-правовую форму, позволяя формировать организацию как движение с включением юридических лиц, прежде всего – блоковых партий. Разумеется, следовало менять название и вводить институт сопредседателей. Глазьев все записал. Но получилось, что это просто напускное миролюбие. Раскол проявился в новых публикациях в прессе. Жанр избирательной кампании диктовал правило: не жалеть ни своих, ни чужих.
Когда мы ехали с Бабуриным с ВС, я сказал, что уже никогда не поверю в чистоту помыслов Глазьева. Сергей Николаевич согласился с моей позицией. Последующие шаги Глазьева показали, что ему нельзя было доверять. Он не собирался подчиняться ВС, а просто тянул время, демонстрируя готовность к сотрудничеству. Прошло немногим более года, и по поводу Бабурина можно было уверенно сказать то же самое: я уже никогда не поверю в чистоту его помыслов.
Вопреки решению Высшего Совета о прекращении полемики в прессе, сразу после заседания, Глазьев, выйдя к журналистам, сказал, что будет развивать и укреплять свою организацию. Это было прямым продолжением полемики и расходилось по смыслу с только что состоявшимся обсуждением. К сожалению, Дмитрий Рогозин, в очередной раз жалея Глазьева и спасая репутацию блока, не возразил ничего на эти бодрые пассажи. Представляю, как было ему стыдно за партнера, когда они стояли перед телекамерами бок о бок.
Ради обеспечения участия Глазьева в президентских выборах, глазьевцы предприняли враждебные действия и против блокообразующих партий – прежде всего, против «Народной воли», где накануне чрезвычайного съезда предпринимались усилия для подрыва партии и формирования на ее основе новых региональных отделений глазьевской организации. Бабурину готовили на съезде импичмент. Глазьев не мог простить ему жесткой позиции, осуждающей сепаратные действия и подмену формирования единой партии образованием организации с единоличным лидерством Глазьева.
Таким же образом действовала и близкий соратник Глазьева депутат Елена Мухина, под которой закачалось кресло председателя партии СЕПР. Ею проводилась упорная работа, чтобы заставить руководство партии признать, что блок и сама партия существуют только благодаря Глазьеву. За бесстыдный поступок с письмом против Геращенко на ближайшем съезде СЕПР Мухину должны были исключить из партии. И она торопилась разрушить уже неподвластную ей структуру.
Глазееву удалось разрушить процесс консолидации патриотических сил вокруг «Родины». Участие в его президентской кампании многих отвлекло от «Родины». Глазьев прельщал своим радикализмом, остротой противостояния и финансами, которые осваивались на этих выборах, вероятно, еще менее эффективно, чем на парламентских.