Мой личный джинн

Мисс Хэйвуд отпустила ручку двери и медленно подошла к главному редактору, глядя в упор на него.

– И в чем подвох, мистер Барретт? Надеетесь, что я провалю задание, и еще три года вы будете эксплуатировать меня, ежедневно унижая?

Барретт нервно откашлялся, избегая встречного взгляда девушки. Он ведал, где кроется истина, но мисс Хэйвуд знать об этом не стоило.

– Нет, я не пытаюсь вас провести. Я лишь хочу вам доказать, мисс Хэйвуд, что я абсолютно объективен к вам и к вашим статьям. Вы можете отказаться, и тогда никогда больше не придется спорить о вашем профессионализме. Но если согласитесь, то я, возможно, поверю, что вы не потеряли нюх, и предыдущие работы, опубликованные в других изданиях, это всего лишь неудачное стечение обстоятельств.

Эмили нервно закусила губу. От природы она была чертовски упряма. Она могла опустить руки, когда враг использовал неблагородные методы, дабы сразить ее. Но в данной ситуации, она знала, что может победить, нужно лишь было проявить осторожность и смекалку.

– Я вижу нерешительность в ваших глазах, вы боитесь рискнуть? – голос редактора звучал издевательски, ему явно полегчало после бурбона. Маленькие свиные глазки, цвета бурых водорослей, лукаво заблестели. Он провоцировал ее. Старый боров бесстыдно подталкивал Эмили, заключить спор!

– Я ничего не боюсь, мистер Барретт. Неделя? Хорошо, будет вам сенсация! Но если вы не сдержите обещание, я клянусь, вы пожалеете об этом, – с этими словами, девушка торопливо покинула кабинет, громко хлопнув дверью напоследок.

Главный редактор облегченно вздохнул и поспешил усесться за стол, в свое любимое кресло из кожзаменителя, потрепанное, скрипучее, но такое удобное. Сигара потухла, и он не стал прикуривать заново. Клайд поднял трубку телефона и начал спешно набирать чей-то номер. Возможно, он сейчас совершил самую большую глупость в жизни или же заключил сделку века, которая вскоре зазвенит золотыми монетами у него в кармане.

2

Нью-Йорк! Большое яблоко, куда стремятся начинающие певцы, дабы записать свой первый альбом, или хотя бы стать частью труппы бродвейского мюзикла. Здесь «белые воротнички» жаждут обогатиться, срывая голос на фондовой бирже и ежесекундно рискуя миллионами акций или бумажками с изображением отцов нации. Этот город не менее привлекателен и для юристов. Мегаполис кишит преступниками, которых нужно защищать от цепких рук служителей закона.

Нью-Йорк прекрасен зеркальными небоскребами, заполненными людьми, подобно муравейникам, Центральным парком с чудесными пейзажами, знаменитым Таймс-Сквер, неоновыми рекламными щитами и рождественской елкой. Вот только сегодня, городу не так повезло, как его калифорнийскому родственнику. Этот октябрьский пятничный вечер не баловал горожан теплом.

С наступлением тьмы, над мегаполисом собрались темные тучи, гонимые беспощадным порывистым ветром, и обрушили тонны воды на каменные джунгли. С дождем температура воздуха опустилась, заставляя жителей пополнить гардероб теплыми вещами.

Редкие прохожие, решившие выглянуть наружу в ненастье, торопливо передвигались по улицам, придерживая зонты, так рьяно вырываемые из рук ветром. Сегодня у таксистов работы было невпроворот. За свободные машины пассажиры готовы были убивать или, в крайнем случае, мириться с присутствием незнакомого попутчика. Желтые автомобили, ярко освещая фарами дорогу, пестрыми пятнами разбавляли тоскливую палитру дождя, окрашивающую Нью-Йорк в серые тона.

Амстердам-авеню накрыло водной пеленой. Собор Иоанна Богослова, в свете фонарей и косых линий дождя, выглядел мистически. Казалось, стоит немного подождать, и кадры из голливудских фильмов оживут, свет и тьма столкнутся в битве. Но, к счастью, никакой бесовщины не происходило. Храм мирно стоял под проливным дождем, ниспосланным с темных небес на грешную землю.

Единственной таинственной фигурой, в радиусе нескольких метрах, был незнакомец в коротком темном пальто из кашемировой ткани и огромным черным зонтом. Он прятался за углом здания на перекрестке сто двенадцатой Западной улицы и Амстердам-авеню. Капли дождя, уворачиваясь от зонта, настойчиво стремились попасть на элегантные туфли, начищенные до блеска. Мужчина периодически пытался стряхнуть с обуви воду, которая раздражала его до безумия.

Грегори Тейлор терпеть не мог сырую погоду. В такие дни он предпочитал сидеть у электрического камина в своем пентхаусе и наслаждаться вкусом «Poggio all’Oro Brunello di Montalcino», выдержанными французскими сырами и возможно горячим женским телом. Вода, падающая с неба на его дорогие туфли, влажность, портящая его идеальную прическу, действовали на него негативно.

Мистер Тейлор, самый известный журналист Нью-Йорка, публицист, красавец, плейбой и жутко педантичная персона, должен был сейчас мокнуть под ливнем, прячась в переулке, как бездомная собака. В сорок лет, репортер выглядел моложе своего возраста. Он тщательно следил за внешностью: кожа, волосы, ногти. Все в нем выглядело идеально. Всевышний, или кто там управляет вселенной, наделил этого мужчину удивительной харизмой, атлетическим телосложением, бездонными зелеными глазами, волевым подбородком. Грегори Пек и Жан Маре в одном лице! Недаром родители его нарекли именем известного актера.

Мистер Тейлор пользовался своей внешностью, обаянием, умом, чтобы достичь вершины славы и благосостояния. Единственное чего у него не было – это таланта искателя сенсаций, но такой нюанс не удручал его. Скандалы, горячие новости, громкие события. Весь этот материал он мог купить и выдать за свои достижения. А если договориться не получалось, то тогда журналист использовал радикальные меры. Он просто нагло воровал информацию при помощи темных личностей.

Грегори Тейлор всегда получал самое лучшее. Если он чего-то желал, то его мечта сбывалась, правда иногда приходилось переступать закон. Но такова была цена мировой известности или раритетного артефакта.

Вот, например, сегодня он вынужден был принять холодный душ на Амстердам-авеню, ради одной достаточно редкой вещицы, которую ему привезли с Ближнего Востока. Курьер опаздывал, и это злило Грегори.

– Где же тебя черти носят!– тихо выругался журналист, оглядывая пустынную улицу, скрытую за завесой дождя.

– Добрый вечер, мистер Тейлор, – глухой бас с ярко выраженным британским акцентом, прозвучавший за спиной Грегори, заставил его вздрогнуть. Репортер резко развернулся, чуть не задев зонтом, стоящего позади него бугая.

Эдмонд Харланд был невероятно высокого роста, с широкими плечами, каменным лицом, редко выражающим какие-либо эмоции, с густыми бровями и короткостриженой рыжей шевелюрой. Совсем недавно он отметил свое пятидесятилетие. Уроженец Бристоля, наполовину ирландец, наполовину англичанин, был из тех парней, которых судьба проверяла на прочность, обильно посыпая жизненный путь тяжелыми испытаниями. Вот эти самые испытания и заставили Эдмонда стать частью преступного мира. Его неординарная внешность в детстве служила поводом для насмешек, а сейчас вызывала страх у недругов. Верзила, одним ударом кулака, мог лишить человека сознания. С чувством юмора у него было туго, поэтому собеседнику всегда приходилось следить за словами, дабы не нарваться на неприятности.

Грегори, обладающий довольно высоким ростом, метр восемьдесят семь, рядом с британцем казался щуплым худощавым подростком. Гигант не вселял страх в журналиста. Он уже много лет вел дела с этим странным типом, и все недопонимания остались в далеком прошлом. Репортер оглядел Эдмонда, облаченного в полиэтиленовый синий дождевик, и с укором произнес:

– Отвратительная у вас манера, мистер Харланд, незаметно подкрадываться к людям.

Громила попытался изобразить подобие улыбки, обнажив свои кривые зубы, желтые от чрезмерного жевания табака.

– Неприметность – часть моей профессии.

Грегори, согласившись, кивнул головой. Удивительно, как обладая такими внушительными размерами, британцу удавалось соблюдать конспирацию. Не узнать Харланда, это все равно, что не заметить слона в чистом поле!