Страница 87 из 134
22 августа. Мало того что она отвергла навоз как недостойную себя пищу, она же еще и надулась, будто ее обнесли. Это я про Араукарию. Ее счастье, что досталась мне от бабушки, не то бы давно указал ей, как следует себя вести. Конечно, дворянская гордость - великая вещь, но нужно ведь и с обстоятельствами считаться.
Вот Бегония - дело другое. В народе ее называют Божьим глазом, а у нас, на задворках, она дает такие маленькие цветы, что сравнить их можно разве что со зрачком ангела.
Постепенно до меня доходит, что разумела Кактея, понося кактусово племя. Она принимает их за циничных и грубых детей своего времени, эдаких вандалов, пересмешников, очернителей. Сколь ошибочно подобное заключение! Дикобраз колется - но означает ли это, что сердце его бесчувственно?
23 августа. Нет, пора наконец посмотреть правде в глаза: цветочки-деточки попросту гибнут без света. И в неблагодарности их не заподозришь: они не скрывают, что сыты и ухожены. Да разве хлебом единым жива жизнь? Как прорваться к свету, когда со всех сторон обступает темнота? Пастор говорит: веруй. Ну, положим, я верую, что солнце могло бы избавить деточек моих от хвори, но разве этого достаточно, чтобы оно заглянуло к нам во двор?
Наряду с абонементной затеей фрау Бритцкувейт следовало бы заняться еще распределением солнечных лучей. Бабушка просто умерла бы от горя, если б увидала, в какой кромешной тьме чахнут мои цветочки. Она была твердо убеждена, что тот, кому социальное положение не - обеспечивает сносной жизни, не вправе держать цветы, дабы не подвергать их лишениям и мытарствам. Но что прикажете делать? Отдать деточек в приют, в горный санаторий для принятия солнечных ванн?
Передо мной ответное мое письмо Кактее. Постарался щадить ее и не слишком дурно указывать на заблуждения. Однако ж утаить их не позволила мне щепетильность, так что я написал: "Не является ли застенчивостью так называемая "вредность" цветущего кактуса? Ведь, в конце концов, нежность цветения одерживает верх над всей его воинственностью". Я бы мог добавить: "И не является ли скромностью так называемая "глупость" цветов?" (Ибо что еще остается делать на свете, как не цвести, коли судьбе угодно было сделать - тебя цветком?) Но я не хотел бы произвести на Кактею впечатления поучающего всезнайки, невыгодное с точки зрения псих... Стучат в дверь.
Если это можно назвать стуком - едва не сорвав дверь с петель, - в комнату врывается Бруно. Он в отчаянном положении. Сад его в запустении, все поросло сорняком, обнаглевшие кролики топчут рабатки, а что до тыквенного (и все же прежде не лишенного некоторой приятности) лица его, то оно за последние недели точно подверглось оползням. А все оттого лишь, что Доротея упорно отказывается вернуться. Более того, она буквально брызжет ненавистью в его сторону; недавно полученная им анонимка - маргаритка с несуразным бантиком из конского волоса на стебле - лучшее тому доказательство. И все же: какая женщина станет пускаться на такие выходки, вроде с этой маргариткой, чтобы только позлить предмет своей бывшей любви. Сколь ни покажется мнение мое неожиданным, но я вижу тут скорее жгучую мстительность любви, все еще не остывшей. Бруно, разумеется, не разделил мою мысль. Но что может ведать чурбан о блеске на щеке топора?
24 августа. Уж хоть бы пошел дождь, чтобы сие светило за окном не дразнило моих деточек, нарочно раздаривая свой свет кому попало и без всякого толку. Ну, на что нужно солнце - возьмем самый кричащий пример газгольдеру, который весь день купается в его лучах?
И что всего печальнее: ни в ком не видно ни малейшего стремления изменить позорный порядок вещей, положить конец несправедливости. Для чего вообще существуют все эти партии?
Только что пришло срочное письмо от Кактеи; кажется, она сердится на меня. "С каких это пор, - желает она знать, - воинственность выдает себя за скромность? Вы ведь не будете утверждать, что трусливая беззащитность цветка - необходимое условие для его спокойного самосознания? На чем, в конце концов, зиждется кактусова гордыня? Разве не на уверенности в том, что он не подвергнется нападению?"
Чу! Нужно только вслушаться - и от внимательного слуха не укроется вся глубина сомнения, если не сказать отчаяния, одушевляющая сии строки. Самое лучшее теперь - на всякий случай смиренно попросить у нее прощения, а развеять ее воинственный пыл время еще найдется.
25 августа. А какие хитрости нужны, чтобы цветочки-деточки смирились с тем, что они обречены на вечную тень? У Пеларгоний уже такие прозрачные, бледные шейки, как у больных фламинго. При малейшем дуновении ветерка так и ждешь, что они вот-вот хрустнут и переломятся. Нельзя ли - раз уж врра не помогает - на чем-нибудь вывезти цветочки на прогулку и хоть так напомнить о них солнцу?
Что-то нужно придумать, пока не кончилось лето. Если бы посоветоваться на сей счет с фрау Бритцкувейт! Но у меня никогда не достанет духу описать ей мрачный вид моей мансарды; ведь она, умея ценить обходительность, до сих пор держала меня за человека из приличного общества, и что еще важнее: ее мнение и меня поднимало, иной раз очень кстати, в собственных глазах. Отказаться от всего этого в будущем было бы невосполнимой утратой.
Не зная, что предпринять, я все же извлек пользу из этого состояния: ответил Кактее. "Равносильно ли нежелание защищаться, - пишу я, - признанию в слабости либо даже трусости? Не может ли оно происходить из блаженной отрешенности от мира насилия? Разумеется, - тут же добавил я, спохватившись, - воинственный пыл кактусов - это тоже возможный путь. Но куда приведет он? - не удержался я, чтобы не добавить: разве не проистекает постоянное ощущение опасности от обремененности излишним оружием, будь то даже шипы и колючки?" На сей раз мне показалось уместным поставить внизу: "С сердечным приветом. Ваш Альбин".
26 августа. План выехать с цветочками-деточками на солнце неожиданно приобретает конкретные очертания. У пастора в подвале сохранилась - якобы от прежней экономки - старая детская коляска. Говорит, ужасно скрипит и одно колесо чуть держится, но катить можно, а это главное. В доме все принимают живейшее участие в моей затее. Хулители цветов насажали в горшки всяких сорняков и подсунули к моей двери с запиской: мол, эти растения тоже хотят на солнце. Оставляю эти выпады без внимания.