Культурные индустрии

Итак, исследования культуры предлагают потенциально ценные инструменты для анализа культурных индустрий. Подходы исследований культуры сравнительно редко применялись к культурным индустриям и даже к культурному производству (см. обсуждение концепции «культурной экономики» во вставке 1.1). Есть серьезные исключения, и одна из наметившихся тенденций – подчеркивание взаимосвязи культурных индустрий и более широких течений культуры внутри общества. Кит Негус [Negus, 1999], например, пишет, что «индустрия производит культуру», но что «культура тоже производит индустрию» [р. 14]. Или, если процитировать слова Саймона Фрита [Frith, 2000, р. 27]:

Популярная музыка не является эффектом музыкальной индустрии; скорее музыкальная индустрия – один из аспектов популярной музыкальной культуры <…> Музыкальная индустрия не может рассматриваться как нечто, существующее отдельно от социологии повседневной жизни – ее деятельность культурно детерминирована.

Таким образом, подход с позиций исследований культуры может включать в себя изучение того, как преобладающие паттерны культурного поведения отражаются на самих культурных индустриях. Здесь есть некоторое пересечение с социологией культурного труда, обсуждавшейся ранее, например, как она представлена у Говарда Бекера, но делается больший, чем в социологии культуры, акцент на вопросы власти и неравенства, включая этническую принадлежность и пол. Кроме того, такие методы исследований культуры дополняют подход культурных индустрий, заставляя нас внимательнее относиться к тому, как культурные запросы людей формируют условия, в которых культурные индустрии вынуждены вести дела – например, как способность музыки опосредовать отношения между публичной и частной сторонами личности человека повлияла на то, в какой форме музыкальный бизнес предлагает нам товары, которыми мы можем владеть точно так же, как любыми другими. Подходы исследований культуры к производству могут сглаживать вопрос о том, как, в свою очередь, культурные индустрии влияют на способность музыки осуществлять посредничество между частным и публичным, но поднимают интересные и важные проблемы, которые могут послужить дополнением к вопросам, поставленным другими подходами.

ВСТАВКА I.1. КУЛЬТУРНАЯ ЭКОНОМИКА

Любопытный взгляд на экономическую жизнь, известный как «культурная экономика» [Amin, Thrift, 2004; Gay du, Pryke, 2002] иногда понимают как анализ культурных индустрий, но на самом деле у большинства исследователей, использующих данный термин, далеко идущие амбиции. Их цель заключается в том, чтобы применить достижения постструктуралистских исследований культуры к производству и экономической жизни в целом. Культурная экономика в этом значении рассматривает область экономической практики – в ее самых разнообразных формах, таких как рынки и экономика и организационные отношения – как сферу, форматируемую и определяемую экономическими дискурсами [Gay du, Pryke, 2002, р. 2], и делает это отправной точкой для анализа, а не дополнением к существующему экономическому и политэкономическому анализу. Это, конечно, не мешает анализу культурных индустрий, и под этим знаменем был опубликован ряд работ, но пока, на момент написания данной книги, их недостаточно для того, чтобы образовать отдельный отличительный подход к культурным индустриям (противопоставленный подходу к производству или экономике в целом). Однако культурная экономика задается вопросом, на чем должна базироваться критика изменений в культурных индустриях. Этот подход заставляет нас усомниться в простых дихотомиях, при помощи которых некоторые политэкономисты и социологи культуры описывают различие между сферой культуры и все больше вторгающейся в нее экономики. Однако деконструкция таких бинарных оппозиций выносит за скобки многие важные политические и этические вопросы, касающиеся отношений между культурой и коммерцией. Например, существуют ли последствия, потенциально вредные для коммодификации? Все общества защищают некоторые аспекты своего мира – природу, личность или культуру – от коммодификации. Какие аспекты культуры современные общества могут оградить от обмена и частной собственности и на каких основаниях? (Эти вопросы, например, рассматриваются в работе Джона Фроу [Frow, 1997], который и сам работает в рамках исследований культуры. Я вернусь к этому вопросу применительно к культурному производству в главе II.)

И последнее замечание касательно исследований культуры. Некоторые важные работы в рамках исследований культуры были посвящены взаимодействию телезрителей с телевидением. В действительности, хотя в 1980 – начале 1990-х годов по этому поводу было сделано множество культурных комментариев, работ на эту тему не так уж и много (некоторые из наиболее обсуждаемых: [Ang, 1985] и [Morley, 1986]). За последние годы появилось несколько крупных исследований в этой области ([Gillespie, 1995] и [Mankekar, 1999] – два из них). Вместо этого исследования культуры склонялись в сторону теоретических работ о концепциях культуры и вопросах культурной идентичности. Хотя среди этих исследований есть множество очень полезных работ, ирония заключается в том, что в исследованиях культуры был скорее недостаток, чем избыток эмпирических исследований потребления и рецепции.

За рамками противопоставления исследований культуры и политической экономии… и всего остального

С точки зрения обсуждавшихся выше, а также многих других аспектов, исследования культуры внесли огромный вклад в наше понимание культуры и власти. Учитывая их интерес к проблематизации существующих властных отношений, следовало бы ожидать энергичного отпора со стороны консерваторов, считающих вопросы социальной справедливости беспроблемными или неизменными. Но на исследования культуры нападали и их либеральные и радикальные союзники. Самые мощные нападки часто исходят от сторонников левых в политической экономии и радикальной социологии медиа, которые часто обвиняют исследования культуры в тайном сговоре с консерватизмом (например: [Gitlin, 1998; Miller, Philo, 2000] и др.). Однако исследования культуры смогли дать отпор, и потенциальные союзники слева стали их главной мишенью.

Возможно, из-за этих стычек между коллегами-радикалами с их разными интерпретациями того, как рассматривать социальное неравенство и бороться с ним, возникла идея, что сфера изучения медиа и популярной культуры поровну поделена между двумя лагерями – политической экономией и исследованиями культуры. Эта идея воспроизводится не только в издаваемых книгах и статьях, ее ежедневно цитируют в учебных аудиториях, барах конференц-залов и т. д., выглядит это примерно так: «политическая экономия занимается X, исследования культуры занимаются Y». Но даже когда некоторые авторы заявляют, что хотят выйти за рамки этого разделения, позднее они переходят к атакам с позиций четкой идентификации с одним из лагерей на карикатурную версию другого лагеря, тем самым способствуя сохранению мифа (см. например: [Grossberg, 1995]).

Но противопоставление политической экономии и исследований культуры не позволяет дать точной и полезной характеристики подходов к медиа и к популярной культуре. Оно сводит целый ряд разногласий и конфликтов между разными подходами, описанными выше в данной главе, всего лишь к двум игрокам. Таким образом, вопрос не в конфликте исследований культуры и политической экономии – как будто данная сфера четко поделена между этими двумя подходами. И не в противопоставлении исследований культуры, которые изображают настолько карикатурно, насколько это позволяет фантазия автора, всем остальным. Истинная цель заключается в том, чтобы понять конфликты между целым рядом различных подходов к культуре. А в данном контексте ключевая проблема – соединить лучшие аспекты вышеописанных подходов, для того чтобы дать плодотворное объяснение изменениям и преемственности в культурных индустриях. В данном разделе я изложу мой взгляд на самые важные противоречия между соответствующими подходами.