Медвежий вал

— Ставьте на прямую наводку, пусть готовятся поддержать атаку, — распорядился Нагорный. — Товарищи офицеры, всем в подразделения.

Он быстро перечислил, кому в какой батальон идти, чтобы личным примером воодушевить бойцов. Офицеры вставали со своих мест.

Нагорный взглянул на Крутова и, когда тот поспешно вскочил, ожидая, что ему будет поручение, отвел глаза в сторону: офицер из чужого полка.

— Пошли, товарищи! — скомандовал подполковник, и все стали выходить из блиндажа, надевая на ходу каски. Радисты поднялись тоже, но Нагорный от них отмахнулся:

— Оставайтесь. Когда займем рощу, сразу туда!

Блиндаж опустел. Крутову стало тревожно, неловко, тоскливо. Он был здесь как чужой, не у дела. А ему не хотелось быть лишним, хотелось включиться в общую работу, чтобы Нагорный, который пришелся ему по душе, не отводил от него взгляда, как от человека, которому ничего нельзя приказать. Минутное раздумье кончилось тем, что Крутов выбежал вслед за Нагорным.

Он не сразу догнал подполковника. Нагорный шагал быстро, с какой-то злой и отчаянной решимостью, не обращая внимания на артиллерийский обстрел. Адъютант едва поспевал за ним, не имея времени даже прильнуть к земле, когда с воем летел снаряд.

Командный пункт батальона, куда пришел Нагорный, размещался в подполье сгоревшего дома на окраине деревни. Печка с отшибленной трубой уродливо возвышалась над землей. На грудах обвалившихся кирпичей, засыпанные красноватой пылью, жались к завалинкам телефонисты и адъютант батальона. Окровавленные бинты и тряпье свидетельствовали о том, что здесь побывали раненые. В дальнем углу из-под пыльной плащ-палатки торчали чьи-то ноги с поблескивающими подковками на каблуках легких хромовых сапог. По неловкой позе, в которой лежал человек, Крутов сразу определил — мертвый.

Нагорный взялся за телефон и переговорил с остальными своими батальонами. Заместителю он передал, что за ними наблюдает Бойченко и нужно не осрамиться. Сообщение о том, что командир полка лично пойдет в атаку, обошло полк, залегший по вспаханному снарядами полю.

Нагорный поднялся на завалинку осмотреться, чтобы определить, где удобней пройти до рощи, которую надлежало взять.

Подходило время атаки. Выскочил из подвала и перебежал в роту адъютант батальона. Подполковник взглянул на часы.

— Что они копаются? — сказал он, имея в виду артиллеристов, но в это время гулко ударили пушки, часто, как кузнецы по наковальне, застучали батальонные минометы. Казалось удивительным, что расчеты справляются с такой частотой выстрелов.

В воздухе звонко заголосили снаряды, летящие издалека, от полка Чернякова. Роща сразу окуталась дымом, вверх взлетали отбитые сучья, комья мерзлой земли. Разрывы тяжелых мин, дружно ложившихся по опушке, вздымали рыжий песок.

— Теперь пора! — сказал подполковник и легко выскочил из укрытия.

По всему полю из окопчиков, воронок поднимались бойцы и офицеры его полка.

— Гвардия, вперед! — кричал он зычным голосом, призывно взмахивая рукой, хотя вой, визг снарядов и гром разрывов заглушали его голос.

Крупная фигура Нагорного хорошо была видна отовсюду. Он шел прямо, смело, несмотря на огонь, бушевавший вокруг, не прячась, не перебегая. Шел, как раньше, еще в первую германскую, на его памяти водил их в атаку ротный командир.

Среди грохота нельзя было разобрать, кто же стреляет больше — свои или противник? Только когда снаряд или мина с внезапно возникающим свистом рвались вблизи, угадывалось: противник отбивается, ставит заградительный огонь.

— Вперед! За мной! — оборачиваясь, призывал Нагорный. Лицо его багровело от напряжения, но, согретое внутренним волнением, приобретало что-то орлиное. Крутов с трудом удерживал себя от желания встать рядом, плечо к плечу с Нагорным, и, если понадобится, сгореть с ним в бушующем огне боя.

Подхватив оставленный кем-то карабин, Крутов бросками кидался от воронки к воронке. Изредка стреляя, он перебегал, падал, словом, двигался по полю боя с оглядкой, разумно, как когда-то сам учил наступать бойцов. Командир полка вел полк в атаку, а он был здесь залетным человеком, никто его здесь не знал, и ему незачем было выставлять себя напоказ. Он любовался Нагорным и в то же время в душе не одобрял его за то, что он сейчас так демонстративно рискует жизнью. Однако, довелись до него, и он сам поступил бы только так, не иначе. Это была крайняя мера, которая могла еще спасти положение в дивизии Квашина.

Вот Нагорный выхватил пистолет и, еще раз призывно взмахнув рукой, бегом устремился вперед. До рощи — считанные полторы сотни метров. Бегут в атаку гвардейцы. Наверное, у них, как и у Крутова, одна мысль: только бы скорее преодолеть это проклятое поле. Сердце колотится, готовое выскочить из груди. Скорей, скорей! Крутов мчится, не разбирая дороги, лишь бы только вперед, и вдруг, зацепившись о что-то, кувырком летит на землю. Тут же с хрястом, одна за другой, разорвались мины. Втянув голову в плечи, он прижался к земле. Кажется, цел. Сейчас перевести дух и одним махом догнать Нагорного. Потирая ушибленное колено, он приподнял голову и не увидел знакомой фигуры.

Дымилась земля, оголенная от снега ударом мин. Возле воронки неподвижно лежали двое — один в зеленоватой бекеше» другой в телогрейке.

Крутов подскочил к ним. Тело адъютанта изрешечено осколками. Нагорный застонал и попытался приподняться, но снова бессильно уронил голову. В рваных дырах бекеши начинала кровяниться вата.

— Вы можете двигаться? — спросил Крутов, припадая к Нагорному вплотную.

— Черт возьми... Боюсь, что нет... Совсем отшибло ноги, — ответил, не открывая глаз, подполковник.

— Ноги целы, в спину ранены, — сказал Крутов. — Метрах в пяти воронка, попытаемся туда.

Он изо всей силы потянул за собой сразу отяжелевшего Нагорного Если бы подполковник не упирался руками, слегка приподнимаясь. Крутову не удалось бы дотянуть его до укрытия.

Налет своей артиллерии кончился. Только сейчас видно, насколько плотная стена разрывов поставлена противником «Ура!» — донеслось издали. Нагорный силился приподняться, посмотреть.

— Гвардия... сынки.. Смотрите же у меня!

Голова бессильно опустилась, добрая улыбка сменилась гримасой боли и неожиданного гнева.

— Черт бы вас побрал! Куда вы меня затащили? Я ничего отсюда не вижу! — ругал он Крутова. — Что вы торчите, как пень? Встаньте, посмотрите, где они?.. В роще?

Крутов встал посмотрел вперед.

— Успокойтесь, товарищ подполковник, они уже в роще!

— Ну, вот... — сказал Нагорный, и силы, перегоревшие в нечеловеческом напряжении нервов, покинули его. Он лежал неподвижный, безучастный, раскинув могучие руки и закрыв сразу ввалившиеся глаза.

В воронку, где укрылись Крутов и Нагорный, спрыгнул незнакомый лейтенант.

— Тяжело ранен? — спросил он у Крутова, указывая на командира полка.

— По-видимому, тяжело! Надо было бы перевязать, да нечем.

— Сейчас, — пообещал лейтенант и метнулся из воронки. Через несколько минут он привел за собой еще двух бойцов.

Уложив Нагорного на плащ-палатку, они вчетвером подхватили его и бегом понесли к подполью, из которого вышли. Те три-четыре сотни метров, что отделяли их от командного пункта, удалось миновать благополучно. Здесь Нагорного усадили и перевязали. Воспользовавшись тем, что каждый занялся своими делами, Крутов подсел к Нагорному:

— Как вы себя чувствуете?

— Вообще скверно, но скажите, чего вы здесь толчетесь?

Крутов пожал плечами:

— А что же, надо было прятаться в блиндаже?

— Странный вы человек, — покачал головой Нагорный. — Хотя... — Не договорив, он с интересом взглянул на Крутова.

— А вот скажите, — обратился Крутов, — неужели не было иного выхода, как только самому идти в атаку? Тут... — Крутов повертел пальцами, подыскивая подходящее слово, чтобы не обидеть человека, — тут я чего-то недопонимаю.

— Для меня — не было! — ответил Нагорный, и брови его сурово надвинулись на глаза, как тогда, когда он шел поднимать полк. — К черту!.. Не время говорить... — Он сделал нетерпеливое движение, хотел повернуться и со стоном закусил губу: — До чего же больно!.. Хоть бы скорее там...