ЧЕРЕПАХОВЫЙ КОТ

Мать подкидывала мне денег с получек – чтобы я как можно скорее почувствовал себя последней мразью и взялся за ум. Мразью я себя чувствовал, но за ум не брался. Ум, наверное, у меня был, но ручек у него не было, не за что было браться.

В один прекрасный день мне пришла гнусная бумажка с лаконичными угрозами от городских электросетей. Ну, и прочие коммунальные счета тоже никто не отменял. Словом, надвигалась жопа. Я обошёл все сраные газеты в моём трижды сраном городишке, стремясь продать своё не слишком бойкое перо, но нигде мне не были рады. Ни одна гнида за всю мою жизнь ни разу не сказала мне, что я хреново пишу. Я действительно никогда не писал хреново. Но у бога Кризиса были, видно, какие-то свои особые счёты с великовозрастными гуманитариями из богоспасаемой российской провинции. И я огребал по полной – за себя и за всё моё никчёмное унылое племя.

Единственные джинсы замахрились внизу до состояния корпии, кепке сравнялся пятый год. Медленно, но верно я превращался в драное угрёбище. А встречают у нас по одёжке. И уж коли я на что-то претендовал, то просто обязан был ежели не излучать сраный успех, то хотя бы симулировать успешность, иначе быть мне слитым в девятнадцатимиллионную армию российских нищих. По-хорошему, мне нужен был небольшой кредит – на какие-нибудь шмотки. Я уж не говорю про смартфон. Но безработным кредитов не дают.

Максик смотрел на меня зелёными марсианскими глазами и давал понять, что одноразовое питание такому хорошему коту никак не подходит. В октябре я понял, что больше так продолжаться не может. Внутренне извиваясь, попросил у матери пятьсот рублей, поучаствовал в суетной клоунаде, именуемой медосмотром, и в три дня трудоустроился в первый попавшийся ЖЭУ. Кем? А вы как думаете? Дворником, конечно. Дворники всегда нужны – скверно одетые, безграмотные, с лёгким клиническим прибабахом в голове – да какие угодно. От дворника требуется лишь посильная трезвость и умение вставать в семь утра.

Первое давалось мне без труда. Второе – с грехом пополам. Но, схватив первый штраф за опоздание, я всё же вынужден был подчиниться дрессировке. Кошка под хвостом и горчицу лижет. Понятное дело, добровольно и с песней.

Квартальчик мне достался тихий, двухэтажный, с берёзами и сиренью. Скоро я научился вязать мётлы из карагача, обкусывать садовыми ножницами тонкие кленовые поросли и выносить крупногабаритный чужой хлам из подвалов и чердаков, дыша пылью с голубиным дерьмом пополам.

Стояло прощальное осеннее тепло – сухое, янтарное, подёрнутое летучей паутиной. Я продирал граблями палисадники, сгребал в кучи шумную листву и вывозил её со двора в большой картонной коробке, найденной возле помойки. А чтобы совсем не отупеть, читал себе на память стихи Саши Чёрного. Я был безукоризненно вежлив со всеми вокруг и как никогда следил за речью. Первым делом узнал отчества всех наших пожилых дворничих и подъездных уборщиц. Меня воротило с привычки нашей директрисы, свежей сорокалетней бабы с педагогическим голосом, говорить всем подчинённым «ты» и называть «девочками» даже тех, кто годился ей в матери.

Скоро меня прозвали «самым интелли-ентным дворником на свете». Бабушки у подъездов любили поплакаться в мою оранжевую жилетку на дороговизну и соседей-пьяниц, мамаши с колясками и собачники первыми здоровались со мною. Обласканный нехитрой квартальной любовью, я был кроток и светел, как буддистский святой. В сущности, я ведь неплохой парень. Люблю всё хорошее и ненавижу всё плохое. Покупаю еду бездомным кошакам, когда заводится лишняя копейка. Подписываю правозащитные петиции в Интернете, а вчера вот помог старушке дотащить до помойки ведро.

Тихо было на душе, я бы даже сказал – благостно. Бывают такие моменты, когда кажешься себе безукоризненно-прозрачным, как промытый с содой стакан, и аж поскрипываешь от собственной чистоты. Неужели в такой душе могут быть подвалы и чердаки, наполненные грязью с птичьим дерьмом пополам?

Я травил себя, а лучше сказать – развлекал себя подобными мыслишками, шуруя карагачёвым веником возле мусорных баков. Конечно, всё это была самовлюблённая хрень и маскарадный самообман. Я не святой, не бодхисатва, воплотившийся в худого очкастого дворника, чтобы сделать мир чище. Я не выбирал себе нынешней аскезы и никогда бы её не выбрал, будь у моего ума хоть какие-нибудь ручки. Я хотел бы жить вкусно, хотел бы получить однажды Всё-и-Сразу в самом меркантильном, самом мещанском смысле этого слова. Я люблю спать и ненавижу работать. Особенно руками. Но, поскольку во Всё-и-Сразу я не верю, то вот и гребу эти бесконечные листья, чтобы заработать на кофе себе и на куриные шеи Максу.

Как-то мне вспомнился летний загородный эпизод – тот самый, с травмированным мужиком. Конечно, мужик был обыкновенный сумасшедший – в том не было никаких сомнений. Но если продолжать развлекаться – ну, как если бы я сочинял рассказ или что-то вроде того, – из этого инцидента можно было бы вытянуть интригу. «Предосудительное и вздорное желание»… Хм. В чём же оно может состоять? И я начал рыться в себе, максимально отстраняясь и трезво обобщая – или думая, что отстраняюсь и обобщаю.

Что же во мне скрыто такого, в чём я боюсь себе признаться?

Давно у меня не было женщины. Но об этом я совершенно не скорбел. Женщина в моём бедственном положении – это… Ну, додумайте что-нибудь сами, у вас наверняка получится лучше, чем у меня. Периодически возникающую похоть я утолял самостоятельно, предаваясь одинокому стерильному разврату за интернет-порнухой (о, мой бедный комп!). Может, я латентный гей?

В юности я был по умолчанию гомофобом, напитанным (а, точнее, измазанным) несложными предрассудками. Потом как-то познакомился в Сети с двумя лесбиянками. Они оказались чудесными весёлыми девчонками – и я впервые устыдился своей гомофобии. С подачи девчонок прочёл про Стоунволл и заложил себе статью про Харви Милка, написанную, кстати, женатым натуралом и отцом двух детей – тоже, как и я, вчерашним гомофобом, а ныне завсегдатаем правозащитных пикетов. Но всё-таки: одно дело не быть гомофобом и совсем другое – быть геем. Или хотя бы бисексуалом. Это для меня и вздорно, и предосудительно. Нет, традиционалистские координаты здесь ни при чём. Просто любовь мужчин требует от тебя красоты и хорошего вкуса. А я с рождения лишён был первого, второй не мог проявить из-за безденежья.

Так что же?

Дома я залез в Сеть (благо, компа к тому времени я уже починил и помирился с провайдером), вбил в Гугле слово «гей». Передо мною тут же выкатился целый ковёр из фоток с накачанными парнями, каких не бывает в природе. Я скользил глазами по чужим голым задам, напряжённым членам, мускулистым спинам. Но ничего во мне не отзывалось. Чужие тела вызывали только одно желание: достать из-под шкафа пыльные гантели и привести в порядок собственные бицепсы. Давненько я этого не делал, совсем себя запустил. А вот этот качок на фотке покрыт мастикой, как культурист на сцене. Да, он аппетитный… в своём роде. Как копчёное мясо.

А что, если… Что, если моё пресловутое скрытое желание – всего лишь поесть мяса? Что, если в тайне от себя самого мне тупо хочется навернуть копчёной говядины? И грош тогда цена моему неофитскому вегетарианству.

Вегетарианцем я стал примерно с год назад – не по бедности, а после того, как нечаянно набрёл в Сети на сайт каких-то упёртых зоозащитников. Собственно говоря, я никогда не сходил с ума по зоозащите, но не сходил с ума и по убоине. Большая часть предназначенных мне школьных котлет отправлялась в ведро с объедками (благо, никто не контролировал, чтобы я их ел). А тут вдруг посмотрел чудовищное видео: что делают с животиной на бойнях и птицефабриках. В общем, без лишних слов я понял, что мне совершенно не хочется поддерживать это палачество. И это не будет мне стоить ровным счётом ничего.

Так значит – всего лишь мясо? Закрыв гейские фотки, я полез на сайты с мясными рецептами и долго провоцировал себя, созерцая ростбифы, шашлыки и куриные ножки. И вновь ничего во мне не отозвалось. Разве что жарёной картошки захотелось.