Страница 3 из 10
А Нелли – в перерывах между нашими с Квилпом забавами – трудилась над моими рекламочками. Она прилежно писала о русском фарфоре, выборе подвесных потолков, тюнинге иномарок и новогодних подарках. Платили ей призрачными виртуальными фартингами и при этом нередко обижали.
…Из молла мы с Элен вышли давними приятелями. Обменялись телефонами, и я сказал, что непременно найду её в Интернете. Правда, тут же выяснилось, что Элен живёт в полузакрытой страничке на ресурсе, который я на дух не выношу, а «Вконтактике» её нет. Ничего, созвонимся. И, может быть, однажды побываем друг у друга в гостях.
Гость в моём доме – явление исключительное. Примерно как и я сам в качестве гостя. Но Элен – особый случай и совершенно другое дело. Ради неё я даже вымою окна и вытрясу половичок.
Моя квартира очень мне соответствует. Там мало места и, как следствие, мало лишних вещей. Квартира просто вытесняет лишние вещи, у неё быстрый метаболизм – как и у меня. Посему мы с моей конуркой вот уже который год пребываем в одной поре: не захламляемся и не толстеем. Правда, у меня на лбу давно уже морщина, а на потолке в комнате – трещина. Но соответствовать так соответствовать.
Мой старый комп, мой кормилец и единственный друг… Ты заменяешь мне телевизор и окно. Не на что смотреть в нынешнем телевизоре, не на что смотреть в моём окне – там лишь чужие окна и продуктовая вывеска. Поэтому они всегда скрыты за белыми рёбрышками жалюзи. А я скрыт в моём компе.
Да, не сказал: в тот светленький, совершенно зрелый весенний вечер я принёс домой две некупленные вещи.
Мокрый потрёпанный «Гамлет» дожидался меня возле дворовой помойки. «Забери его», – жалобно шепнула Нелли Трент. «А нафига он тебе? Ты же всё равно не будешь его читать», – прогундосил мистер Квилп. Я никогда не зачитывался Шекспиром, но всё же послушался Нелли. К тому же, собственного «Гамлета» у меня не было.
А потом мистер Квилп криво наподдал ногой по красноватому камню на краю грубо подсыпанной гравием дороги. Яшма? В наших краях, ископаемая щедрость которых воспета не в одной бравурной строке, дороги нередко подсыпают недорогими самоцветами. Я поднял камушек, и он мне понравился. Дома я продырявил стену над компом, вогнал в неё дюбель и подвесил найдёныша на чёрном шнурке.
«Это будет на память о встрече с Элен», – молвила Нелли Трент и заботливо повернула яшмочку более красивым боком, где косо тянулась белая жилка.
«О первой и последней встрече, – не замедлил встрять мистер Квилп и ковырнул жёлтым ногтем между жёлтыми зубами. – Тебе же с ней совершенно не о чем говорить. Она снова будет вспоминать свои гормоны и операции, свой замечательный салон, поездки в Москву и за границу – ты соскучишься первым. А по ходу будешь мямлить и кукситься, ведь в твоей никчёмной жизни ничего не происходит. И никогда ничего не произойдёт».
Я пустил шлёпанцем в гадкого карлика, включил компьютер и привычно обещал Нелли не засиживаться.
…Чёрта с два. Я лёг спать в восьмом часу. Утра, разумеется. Где меня носило, с кем болтало по сетям – уже и не вспомнить. Столичные площадные новости текли удушливым потоком, и мне становилось тошно до слёз, однако оторваться я не мог. Нелли давно махнула на меня рукой, а мистер Квилп радостно сучил грязными ногами, сидя верхом на комоде и злорадно гнуся привычные гадости в адрес моих Креативных Сограждан, у которых опять не получилось: «Фейсбучники-инстаграмщики, анемичная диванная гвардия!» Я хлопнул мистера Квилпа по коленке: «Ты прав, старина. Вырубай машину и пошли спать».
«Э, э, куда так рано?! Ты ведь ещё в торренты не лазил! Вытяни оттуда что-нибудь свеженькое, неигранное… Давно я мечтаю ограбить банк и пострелять копов!»
«Хрен тебе, а не банк. Достали твои стрелялки!»
Я не пошёл в торренты. Но и спать не пошёл. Меня потащило по блогам путешественников. И вот в одном таком пижонском журнале я наткнулся на тихий европейский городок. Между панегириком тамошнему пиву и фотоотчётом о колбасном празднике я увидел старинный плац, крепостную стену и сизый морской горизонт…
«Недурное местечко… Узнаёшь? – прохрипел мистер Квилп, тыкая когтем в монитор. – Очень подходящее местечко для почётной ссылки непутёвого наследника старинного рода. Сейчас там музей… А сто лет назад была военная школа. Ты был образованным негодяем. И покровители у тебя были хорошие. Иначе вместо учительской кафедры тебе, как знать, досталась бы тюремная камера. Бедняжка Элен…»
«Элен?! Причём здесь Элен?»
Мистер Квилп картинно воздел заскорузлые лапы и продолжил свой скрипучий монолог: «Бедняжка Элен… Ну, тогда-то её звали иначе, но это мелочи… Послали же ей небеса такого братца, как ты. Из-за тебя её жизнь превратилась в заунывный кошмар. Ты расстроил её свадьбу… Наделал долгов… Боже, боже, с какими гнусными субъектами ты путался, в какие грязные истории влипал! Но у тебя была благообразная рожа и хорошо подвешенный язык. Таким всегда неоправданно везёт… до какого-то момента».
Я скроллил чужие картинки, и ноги мои холодели. Когда мелькнул шахматный коридор, я почти не удивился. И вновь вернулся на два экрана назад, к крепостной стене.
«Вот тут ты его и убил», – довольно булькнул мистер Квилп и оскалил редкие зубы.
«Кого?!»
«Своего сослуживца. И последнего любовника».
«Это был несчастный случай! – молящим голоском вскрикнула Нелли. – Несчастный случай на стрельбах. Они развлекались, били по тарелочкам. И там была даже не пуля…»
«Не пуля, – подтвердил мистер Квилп. – Там был камешек. Пуля попала в стену и выбила его. Но до чего удачно выбила! Молодому дураку прилетело прямо в висок. Ну, он, конечно, сам виноват, нечего было стоять не в том месте. Но главного это не отменяет: убийцей был ты! И не нашлось никого, кто это опровергнул. Не надо вам было уединяться в безлюдье с револьверами. Началось длинное тягомотное разбирательство. Естественно, тебе тут же отказали от места, а потом… Сказать, что было потом?»
Нелли заплакала и съёжилась в комочек. Мистер Квилп в ораторском упоении мотался по комнате, гадостно лыбился, и заткнуть его было невозможно: «Опозоренный, полунищий, в грязном воротничке, ты вернулся однажды в свою квартиру на убогом чердаке – изрядно на рогах. Пьяными руками зажёг свечу… А рядом с криво поставленной свечой лежала книжечка».
«Только не говори, что это был “Гамлет”», – прорычал я.
«Нет, не «Гамлет». В принца датского ты был безнадёжно влюблён в отрочестве, и потом никогда к нему не возвращался. Нет, в тот расчудесный вечер на твоём столике лежал пошлый переводной роман про тайну герцогини. Ты втихаря жрал такое чтиво кубометрами…» – глазки мистера Квилпа сладенько заблестели.
Я ждал развязки, хоть и знал, к чему всё клонится.
«Так вот, – продолжал мистер Квилп. – Ты был достаточно пьян, чтобы прохлопать возгорание тайны герцогини. Но уже достаточно трезв к тому занимательному моменту, когда весь твой чердачок захватил огонь. И бежать некуда – разве что сигануть в окошко, разгрохать череп об мостовую. Ты всё, всё понимал и всё, всё чувствовал…»
С мерзкой физиономии карлика не сходили гримасы одна другой сладострастнее.
«Прежде чем задохнуться, ты загорелся. Горящая штора подпалила тебе волосы… Ты катался по полу, верещал, звал на помощь… Но никто тебя не слышал и никто к тебе не успел. Интересно, что чувствует человек, в полном сознании сгорая заживо, а, Нелли? Наверное, это очень, очень больно и неприятно! Сдирать с себя одежду вместе с кожей… Обонять вонь собственного палёного мяса… И понимать, что выхода нет! Никто и ничто не спасёт! Вряд ли это состояние длилось долго, но эти минуты были самыми длинными в твоей жизни. А когда всё наконец-то закончилось и болевой шок выбросил тебя в бушующий тоннель, ты долго не мог принять это и смириться. Ты влетел в гудящий ад, встретил там всех своих чудовищ, и не было никого, кто бы тебя защитил и утешил. Потом был суд… По его итогам карма швырнула тебя в тело жалкой девчонки – и ты стал именно тем, что так высокомерно высмеивал в прежней жизни. А по инерции протащил некие склонности из прошлого, совершенно неуместные и невоплощаемые в этом слабом, несуразном теле. И в этих жидких эстрогеновых мозгах. Поэтому – мой тебе дружеский совет: не презирай беременных попрошаек и маленьких шлюх, сэкономивших на презервативе. Иначе в следующей жизни станешь глупым отцом большого, истеричного и вечно голодного семейства. Или многодетной вдовой, что во сто раз хуже».