Ворон

- Приехали!

Крытый экипаж остановился у старинного особняка на одной из городских улиц.

Лошади взирали круглыми глазами на ночную бурю и сердито били копытами.

- Где она? –спросил маг.

- В подвале. Лиза нашла ей кормилицу.

Монтадо кивнул головой.

- Ступай, делай свое дело!

Феликс вместе с экипажем быстро исчез в темной утробе улицы.

Монтадо, глянул на небо, вслушиваясь в раскаты грома, а затем быстрыми широкими шагами перешел улицу, опираясь на посох. И вдруг увидел, при свете сине-серебристых молний, у железной калитки, перекошенное лицо старого нищего.

Тот, раскрыв рот, скорее механически протянул руку, не сводя с Монтадо глаз. Маг и иллюзионист, глядя в водянистые глаза старика, быстро вложил в руку с изломанными ногтями монету.

Затем громко добавил:

- Иди. Тебя там ждут!

И указал вдаль, на зеленовато-золотистые огоньки.

Испуганный нищий, кивнув, заспешил прочь, все оглядываясь на Монтадо, который не спускал с него глаз.

А маг, запахнувшись плащом, открыл калитку, постучал посохом в дверь и исчез в доме.

Ровно через двадцать минут он стоял на балкончике дома со свертком под плащом. Там шевелилось крохотное существо. Оно словно испугалось грозы, издало крик, смешавшийся с шумом бури.

- Ш-ш, - успокоил ребенка Монтадо. – Не бойся, малышка. Гроза тебе не страшна.

И ребенок вдруг затих. Спрятав его под плащом. Маг произнес:

Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,

Свободной птицею стремится в небеса, -

Кто внял цветов и трав немые голоса,

Чей дух возносится высоко над землею! *

(* Стихи Шарля Бодлера)

Когда он закончил читать, грозовое небо стало светлеть. Ноги стали плавно отделятся от балкона. Маэстро стал подниматься всем телом в темно-голубое небо, навстречу буре.

Неистовый ветер сорвал с Монтадо шляпу и унес ее в пространство, но маг лишь рассмеялся, осторожно и крепко держа в руке драгоценный сверток, а в другой – посох, пронзая серые кипучие вихри бури, поглядывая на бушующий океан деревьев внизу, на неистово вертящиеся городские флюгера, на памятники, омываемые первыми дождевыми каплями.

Гроза раскинула свои крылья.

Новые раскаты грома, и молния устремляется к Монтадо! Но тот ловит ее посохом, трясет рукой и радуется, но сразу же снижается у знакомого зеленого флюгера, сделанного в виде рыбки.

Здесь, на пороге дома, он медленно опускается под цепким взглядом Феликса, стоящего за кустами сирени.

Монтадо осторожно кладет драгоценный сверток на порог и тут же, изо всей силы, стучит в окно, а сам распускает над свертком зонтик, возникающий из посоха самым чудесным образом.

Наконец-то дверь открывается, вышедший на порог немолодой мужчина видит лишь сверток, практически сухой, да первые капли дождя. Сверток подает признаки жизни. Он начинает плакать и стонать!

- Господи, Дуня, да здесь ребенок. Смотри, кто-то оставил нам ребенка!

Вышедшая вслед за ним испуганная его супруга, говорит:

- Действительно, малыша подкинули… Ну, что же ты стоишь, быстро в дом, а то ведь дождь!

Дождь, словно до этого сдерживаемый кем-то, вдруг хлынул сплошной стеной. Остро запахло пылью и мокрой листвой.

А Монтадо с Феликсом вышли из-за кустов.

- Вот так - то будет правильно! И справедливо, - говорит он Феликсу.

Тот молча смотрит на него, и видит, как на мокром лице мага теплится улыбка.

***

Дирижер городского оркестра Владимир Миронович Счастливцев был несчастливым человеком. Тридцать лет его супружеской жизни с Евдокией Павловной, любимой и уважаемой женой, не принесли наследника.

И вот грандиозный подарок судьбы – подкидыш!

А это была малюсенькая девочка, почти Дюймовочка, напоминавшая птичку, только что вылупившуюся из яйца!

На следующий день радостный и взволнованный Счастливцев пригласил доктора Петра Якушева.

- Девочка абсолютно здорова, - констатировал тот, спрятав стетоскоп.

Счастливцев вытер капли пота со лба. Его руки от волнения дрожали. А Евдокия Павловна аккуратно приняла младенчика, и тут же велела прислуге покормить дите.

- Ах, какие у нее глазоньки темненькие, - сказала служанка Марфуша.

Девочку решили назвать Кариной!

Поздно вечером малышка начала плакать, и несчастные родители долго не могли успокоиться, практически полночи по очереди укачивая маленькую Карину на руках. Марфуша решила помочь, и пришла в их покои.

- Барыня, давайте я побуду с дитем, - сказала она. – Ох, маленькие дети – это такое беспокойство!

- Не стоит, Марфуша, - сказал Владимир Миронович. – Беспокойство это приятное… Как-нибудь помучаемся…

И он улыбнулся.

- У этих малышей вечно животики болят, - хмуро сказала Марфуша. – Я со своими измучалась, пока вырастила в деревне. Надо укропной водички дать…

- Так ступай, приготовь, - велела Евдокия Павловна, передавая ребенка мужу, запахивая ночной капот. – И проверь, доставил ли Григорий свежее молоко?

Когда через час Марфуша заглянула в спальню, то застала всех спящими. Счастливцев и его жена чудом умещались на краешках кровати. Между ними, открыв ротик, вся распахнувшись, сладко спала на спинке маленькая черноволосая девочка.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЮЖНЫЕ ВСТРЕЧИ

Монтадо взмахнул посохом, и стайка звонкоголосых колибри полетела над сценой, неся в клювиках миниатюрные цветочки. Миг – и птички остановились в воздухе, а потом разноцветный цветочный дождь, блистая лепестками, полетел вниз, прямо в руки зрителей!

Зал поднялся в неописуемом восторге, и, махая букетиками, шумно рукоплескал магу, который удалился так же таинственно, как и пришел. Под чарующие звуки Nocturne Шопена, в богато вышитом и украшенном камзоле, в шляпе и плаще, он стал медленно подниматься по невидимым ступенькам в полной темноте. Лишь две хрустальные звезды, загоревшиеся справа и слева, освещали его путь.

В звенящей тишине, среди летящих аккордов, с замиранием сердца, открыв от изумления ротик, смотрела на шествие мага черноволосая, худенькая девочка лет семи, сидевшая на коленях седоголового мужчины, меланхоличными глазами смотревшего представление. Рядом сидел худощавый черноволосый молодой человек с лихо закрученными усиками, в белой бумажной паре, и серьезными черными глазами наблюдал за происходящим.

- Мама, смотри, он идет по воздуху, нет, он летит! – воскликнула девочка, обращаясь к немолодой круглолицей женщине, сидевшей рядом. Та выронила от волнения кружевной платочек, но тут же забыла об этом.

Чей - то голос сказал позади:

- Ничего особенного! Обыкновенный гипноз!

Ему возразили:

- Да, какой гипноз! Световые эффекты и зеркала – вот и весь секрет!

Молодой длинноносый человек в белой паре укоризненно и строго посмотрел на говорящих. Все его лицо выражало негодование.

- А музыку флейты вы тоже считаете лишь гипнозом? А симфония дождя – это эффект зеркал?

Но ему не ответили, да и маг уже пропал, как не бывало, а оркестр грянул бравурный марш.

После окончания представления ошарашенный народ потянулся к выходу. Зашумели, застучали богатые экипажи. Слышен был многоголосый гул. Зрители с улыбками и смехом обсуждали необычайное представление. Лишь девочка, державшая за руки своих папу и маму, была полна скрытого восторга. Она глядела бусинками темных глаз в ночное южное небо, богатое россыпью алмазных звезд, и о чем-то думала…

Молодой человек в бумажной паре, выйдя из толпы под мигающую иллюминацию, задержался под золотистым фонарем у афиши необыкновенного цирка, а затем, достав дешевую папиросу, с наслаждением ею затянулся.

Потом быстрыми шагами он направился по брусчатой дороге, обгоняя нарядные группки людей, к полыхавшему магнием ночному морю.

Лишь там, усевшись на камне, он предался размышлениям.