Страница 23 из 25
В действительности же все, в общем, уладилось. Через некоторое время, довольно недолгое, мы похохотали с командиром над забавным сюжетом, разыскали мне и место, где ночевать, и угол, чтобы сидел и писал, и поход оказался недолгим (маневры «Океан»), и расстались мы друзьями, а через два месяца командир приехал в Ленинград и вручил мне медаль (единственную полученную мной в жизни), вероятно, за то, что я все же несколько дней прожил на его лодке в этой «особой» каюте.
Так что же это за каюта? Видит Бог, все предыдущее не стоило бы не только того, чтобы делать это предметом рассказа, но даже упоминания, если бы причины того, почему вышеупомянутая каюта не была годна к обитанию в ней человека, не уходили бы корнями далеко за пределы и прочного корпуса, и легкого, и вообще за пределы не только лодки, но и всего Северного флота…
За грохочущей переборкой горизонтально лежала ракетная установка. Перед пуском ее поднимали в наклонное положение (за этот силуэт, схожий с недораскрытым перочинным ножом, лодку называли «раскладушкой»). Потом установку снова опускали. Тут ее должны были бы покрыть щиты-обтекатели. Вот они-то, эти щиты, и были сделаны наспех и так небрежно, что никакого обтекания не получалось, лодка в подводном положении гребла угловатым железом воду так, что сквозь переборку слышался хруст и треск. Когда как-то в московской газете я прочел, что дистанция, на которой могут обнаружить себя наши подводные корабли, из-за повышенной шумности в десять раз больше, нежели у американских, я сразу вспомнил свою «раскладушку». Для военного времени это была лодка-смертник. Как сообщили мне офицеры лодки, проектировал ракетную установку на их «раскладушке» Сергей Хрущев, сын премьера. А недоделки объяснялись тем, что корпусники гнали работу день и ночь, чтобы успеть под его курсовую работу (диплом, кандидатскую, докторскую, орденскую, лауреатскую и не знаю еще какую). Ни моряки не знали, какую, ни я не знаю – все, касавшееся конструкции «раскладушки», было вглухую засекречено, как, впрочем, и то, что на этой же лодке приваривали около кормового люка некую дугу, чтобы Никите Сергеевичу с его телосложением было удобно держаться, когда он лез в люк: хотел, видимо, посмотреть своими глазами. Затем дугу срезали автогеном, но оплавленное место осталось…
С. Н. Хрущев, может, и не вспомнит эти «раскладушки», а вспомнит, так законным образом ответит, что щиты-обтекатели – это забота корпусников, а не ракетчиков. Все это так. Да не так.
Читаю в НРСлове главу о кубинском кризисе из книги Сергея Хрущева и диву даюсь. Во-первых, тому (в сотый раз, конечно), как блистательно кучка политических ловкачей удерживала власть в огромной стране, часто поступая этой стране только во вред. И, во-вторых, дивлюсь интонации автора, очень забавной, чтобы не сказать чего-то другого, интонации.
Сергей Хрущев, который писал эту книгу, субъективно, конечно, никаких решений, связанных с переброской ракет на Кубу, не принимал. Но объективно именно он, и никто другой, был тем прямым проводом от военно-промышленного комплекса, генералитета и непосредственно ракетчиков, по которому передавалась в родственно-правительственное ухо информация об успехах ракетчиков и хоть прямо, хоть косвенно внушались мысли о желательности опробовать эффективность их достижений. Тем более что, как мы знаем, за всякой такой пробой у нас следовал звездопад – званий, орденов, премий. Н. С. Хрущев не был профессионалом ни в чем, кроме партийных козней. По всему тому, за что он брался и каких результатов достиг – в сельском хозяйстве, в руководстве промышленностью, в руководстве искусством и литературой, в делах, связанных с отношениями между народами (Будапешт, Кубинский кризис, преподнесение Украине Крыма) – он повсюду после своего ухода оставил шрамы и борозды воинствующего невежества и грубого насилия, а окружавшие его советники и министры (это очень ярко показано его сыном), все эти Громыки и Малиновские, безгласно одобряли бессвязные, а часто и пьяные речи своего премьера. Да простит мне С. Хрущев, я не стал бы так говорить, если бы сам не был свидетелем такой абсолютно бессвязной речи его отца перед народом, заполнившим Дворцовую площадь в Ленинграде летом 1956 года. Никита Сергеевич повелел тогда праздновать 250-летие города (правда, почему-то на три года позже, чем следовало).
Профессионалов, знания которых могли бы стать опорой Н. С. Хрущева, в его окружении становилось все меньше, но оставался сын. Как выясняется, деловой, как выясняется, профессионал, при этом в очень нужной, прямо-таки необходимой для всякого диктатора области – в области создания страшного нового оружия. С ним можно говорить, спорить, делиться замыслами. А главное, доверять: все-таки своя семья.
Сколько раз отец слушал и расспрашивал сына? Десять? Пятьдесят? Сто? Может, и больше. Кто внушил Н. С. Хрущеву и снабдил реальными деталями планы этого чудовищного дела – тащить ракеты «земля – земля» через океан? Громыко? Кавалерист Плиев? Нина Петровна? Да за обеденным столом утром, днем и вечером сидит рядом специалист из самого что ни на есть сердца ракетной мысли. Он при отце на вечерней прогулке, в театре, на даче. Кого еще нужно звать?
Детали того, как выполнялся чудовищный план, завораживают своей советской характерностью.
Это и предложение маршала ракетных войск замаскировать ракеты под пальмы, это и отправка шестидесятилетнего кавалериста Плиева (незадолго до того разобравшегося в Новороссийске со взбунтовавшимися рабочими) в тропики устанавливать незнакомое ему оружие… А чего стоит сообщение Громыко Хрущеву о том, что письмо американцам на телеграфе не прошло? А тот факт, что никому в голову из советско-кубинских военных стратегов не приходило посмотреть на собственные позиции с воздуха, чтобы понять, что видят американцы? А это непрестанное вранье первого лица «великой державы»? А потом благородное негодование, что ему почему-то не верят? А неинформирование собственного посла в Штатах о том, каковы же на самом деле со Штатами отношения? А эта дипломатическая почта, касающаяся возможного начала третьей мировой войны, которую то ли довезет, то ли не довезет веселый негр на велосипеде?
Хочется поставить точку. Приведенные примеры забавны только потому, что не грянул первый залп. Иначе каждое из перечисленных обстоятельств стоило бы жизни не сотням, не тысячам, а, возможно, миллионам людей. И одной из первых погибла бы, несомненно, подводная лодка «раскладушка», поскольку какой разговор мог быть о проблемах шума или бесшумности какой-то рядовой лодки, если речь шла о том, чтобы через сына угодить такому отцу… Неужели не наградит? Наградит!
Типов людей, конечно, бесчисленное множество. Есть даже такие люди, которые идут за своими учениками в газовые камеры, если это – судьба учеников. И такие, что добровольно работают в лепрозориях. И тех, и других Бог создает поштучно. Более распространены те, кто из десяти заповедей соблюдает половину, а то так и две-три, но все же соблюдают. Есть люди, которые считают себя вправе не жить там, где все исковеркал их отец, по той причине, что с отцом они согласны не были (внутренне). Пусть другие живут здесь дальше, если хотят, а я уеду. Санитар кой в этой больнице я работать не собираюсь. К этому типу людей мы отнесли бы Светлану Аллилуеву.
Но что сказать по поводу того человеческого типа, к которому принадлежит Сергей Хрущев? Участник событий, полностью включенный в замыслы того круга людей, что стояли у власти в СССР тридцать лет назад, явный вдохновитель своего отца по части миллиардных трат на ракеты в нищей стране, он теперь переезжает в страну, на которую были нацелены когда-то им же создаваемые ракеты. И будет, конечно, и здесь и советником, и экспертом, и консультантом. Военного противостояния сейчас нет, но ведомства, занимающиеся сбором информации, остались. Не бездельничают же они! Не смогут же они пройти мимо такой фигуры! А вы там, в России, – колупайтесь.