Фиолетовый снег

Я босыми ногами протопала в гостиную и зажгла свечи на старом пианино. Откинула крышку. И заиграла раннего Рахманинова. Мне было плевать, слышат ли меня соседи. Моя логически выверенная и размеренная жизнь ломалась, как лед под ломом дворника в марте. Казалось, я попала в мир, которого нет на обычной двухмерной карте. Эта проекция была нелогичной, иррациональной. Я сама лепила и обжигала кирпичики моего теперешнего дома. Я думала, он перенесет любую бурю. А выяснилось, крышу сносит и от легкого ветерка.

Я училась тому, что мне было интересно и принесло доход в моей взрослой жизни. У меня были любимые увлечения. Я сама нашла себе мужа. Тогда почему я думаю и переживаю о Бортниковых, а мужу даже позвонить не спешу? И вообще, если разобраться, что я знаю о работе и увлечениях Семена, кроме того, что в отпуске мы путешествуем вместе, а в будни спим на одной кровати? Я доиграла прелюдию, когда раздался стук по батарее.

“Утро вечера мудренее”. -  Решила я и забралась под одеяло.

День встретил меня серой мутью за окном, падающим снегом и сопящим рядом Семеном. Я тихо встала и пошла варить кофе. Сегодня опять придется ехать к школе. Надо забрать со стоянки мой верный старенький Марч.

Я надела толстый свитер, джинсы, теплые сапоги без каблука и куртку-пуховик. На голову нацепила вязаную шапку с помпоном. Взяла телефон, ключи от машины, документы и, заперев дверь, легко побежала на улицу. Внутри было спокойно и тепло. Звонок настиг меня на автобусной остановке. Звонила Олечка Александровна. Она только проснулась и спешила поделиться со мной впечатлением от  праздника. Как же хорошо, что Иван не объявил во всеуслышание, кто будет петь на школьном вечере! Олечка захлебывалась восторгом от того, какими милыми были мальчики, и как она натанцевалась; какой смешной был спектакль и какой молодец Борис Игнатьевич. А певица, которая пела на вечере – это вообще был улет! И, главное, какой молодец Бортников, который все это организовал и со всеми договорился.

- Представляешь, - делилась она новостями, - эта певица, оказывается, его девушка! Он сам об этом сказал! Девчонки наши так расстроились! – На меня напал безудержный смех. Ай да Бортников!

Давясь и похрюкивая, я как-то незаметно доехала до школы. Вот и мой Марчик! Он стоял на углу дома, где я его всегда оставляла. Снега на нем не было, в отличие от соседних автомобилей. Там, где перед лобовым стеклом крепятся поводки от стеклоочистителей, в углублении, в плотно завязанном целлофане, лежала крупная белая роза. “Ванечка!”- улыбнулась я про себя.

Когда я приехала домой, уже вечерело. Дни были короткими и тусклыми. Солнышко на небе показывалось слишком редко. Дороги, по случаю наступивших длительных выходных дней, не были чищены и через снеговую прослойку отважные автомобилисты прокатали узкие черные колеи. Я ехала медленно. Во-первых, мне надо было немного притушить ликующее состояние души, затопившее мое сердце, когда я увидела Ванину розу. Я согласна со многими нашими коллегами: рядом с Бортниковым невозможно не радоваться: он одним своим присутствием делился с окружающими его людьми нескончаемым теплом своей натуры. А после того, как он познакомил меня со своим отцом, я словно проснулась и внезапно отчетливо поняла, какими должны быть отношения близких и любящих друг друга людей. Значит, все, что я с таким трудом создала для себя, весь мой маленький мир оказался ложью, обманкой? Отношение моей матери ко мне, всегда опускавшей меня на вторые роли по сравнению с сестрой, и при этом делая меня ей должной – разве это любовь? Почему я обязана бежать и спасать их по первому требованию, получая вместо благодарности презрение и зависть, а также отказ в любой помощи для меня? Разве это правильно? Мой идеальный брак с красивым и богатым мужчиной, в котором каждый живет своими личными событиями, не снисходя к интересам другого… Разве так должно быть? Моя вселенная рушилась и осыпалась на грязную неубранную дорогу. Уже не радость, а слезы текли ручьями по щекам и падали крупными каплями на куртку. Бортниковы, ну зачем вы сюда приехали?

 Я представляла Ивана и понимала, что и у меня мог быть самый лучший на свете сын. Или умница-дочка. Я бы всегда ей говорила, что она красива и неподражаема. Сколько потенциально талантливых людей ведет серое никчемное существование только из-за того, что родители в детстве не похвалили ребенка за нарисованный первый в его жизни цветок! Он же так старался порадовать маму! Не важно, что на обоях. Ему никто не дал лист чистой бумаги и цветные мелки, а ткнули носом в испачканный угол и наорали, что виниловые обои стоят больше двух тысяч рублей за рулон! Вот скажите мне, причем тут скучные стены, когда так хотелось нарисовать на них сказочный лес! Ребенок больше никогда не возьмет в руки карандаш или кисть, мир потеряет необычного художника, а родители будут жаловаться друзьям и коллегам, что их чадо ничто не интересует!

Я сидела перед своим домом в машине и смотрела на розу. Спасибо тебе, мальчик, за поддержку. Я не рассыплюсь. Я снова соберу по кирпичикам свой мир. Пусть это дело не одного дня или даже месяца, но я постараюсь снова стать личностью, а не училкой английского или красивой куклой богатого человека, которую, по мере надобности, можно засунуть в дальний угол или вытащить и похвастать перед гостями.

Пристроив длинный стебель на сгиб локтя, я заперла машину и отправилась домой.

Семен бегал по квартире, собираясь куда-то, и одновременно говорил по телефону. Когда я вошла с розой в гостиную, он мазнул по нам взглядом и ушел на кухню договаривать. Голос зазвучал значительно тише. Через минуту он ворвался обратно: - Опаздываю, бегу, целую! – скороговоркой выпалил он и вышел в прихожую одеваться. Я пошла за ним.

- Вопрос первый. Тебя сегодня ждать? Вопрос второй. Завтра тридцать первое декабря. Новый год.

Семен остановился и наморщил свой ровный греческий нос: - Училка, что тут можно сказать? Ответ первый. Мы взрослые свободные люди. Ответ второй. Мы завтра идем в ресторан с Игнатьевыми и Труновыми. Одень тот комплект с сапфирами и бриллиантами, что я привез из Франции. И то синее платье, что недавно купила. Помнишь, мне показывала? Не грусти. – Он щелкнул меня по носу, одел ботинки, куртку. И захлопнул дверь.

И такую жизнь я считала нормальной? Ду-ура!

Новый год мы встречали в самом престижном ресторане нашего города. Вокруг находились значимые люди. Играла легкая музыка. Я сидела, выпрямив спину, в сапфировом гарнитуре и синем платье, иногда прикладывая губы к бокалу с шампанским, не уменьшая его количество. Рядом со мной сидела жена директора складского комплекса Тамара Игнатьева,  хорошенькая блондинка с силиконовым бюстом и губами, в бриллиантовом комплекте. Обтягивающее все прелести платье было серебристым. Короче, сверкала, аки снежный сугроб под фонарем. Она потягивала бейлис и рассказывала про плотный рабочий график, занятый с утра фитнесом, маникюршей, массажисткой, косметологом, магазинами и парикмахерской. Да мне за месяц столько не обойти, сколько в один день объезжает эта стойкая женщина! Я искренне ей посочувствовала. Мужики пили коньяк, на глазах становясь все хвастливее и хвастливее. Разговор с политики и количества заключенных сделок плавно перетек к качеству сидящих в зале женщин. Нас с Тамарой и Ольгой Григорьевной Труновой, женой местного пивовара, составляющего свой напиток все на тех же складах, уже не замечали. Я – мебель. Я – швейцарские часы. Потикать, что ли? А вдруг подумают, бомба? Вот будет умора! Куранты на Кремлевской башне пробили двенадцать. Мы дружно встали и выпили шампанского. Дядька, ведущий в этом ресторане новогоднее шоу, что-то кричал в микрофон, приглашая всех желающих идти запускать салют. Я встала.

- Ты куда? – вдруг заметил меня Семен.

- Смотреть фейерверк. – ответила я и пожала плечами.

- Ступай! – важно разрешил он и засмеялся.

Мне стало мерзко. Я надела легкое удлиненное пальто и в туфлях потопала на улицу. Мы приехали на машине мужа, и я не сочла нужным одеть что-нибудь теплое на ноги. Путаясь в полах и спотыкаясь на нечищеном льду, я упрямо брела по направлению к дороге. Хотелось поймать такси и уехать домой. Выпить бокал шампанского и сесть за пианино. Кругом  рвались петарды, рассыпая в черном небе яркие и разноцветные звезды. Доковыляв до нашей центральной трассы, я встала на обочину и подняла руку. Мимо проезжали редкие машины, спешащие  развезти предвкушающих пассажиров к праздничным столам. Я не выдержала и заплакала. У меня замерзли ноги и рассыпался в щебень гранитный пол моих надежд и чаяний. Вытирая мокрым платком мороженые сопли и согревая дыханием руки, я целеустремленно шла по обочине освещенной улицы, как вдруг сзади меня остановилась машина. Я обернулась. Меня освещал фарами огромный джип. Сквозь бликующие в этом ярком свете слезы, увидела, как открылись сразу с двух сторон двери и ко мне побежали две мужские фигуры. Совершенно закоченевшая, я молча стояла и ждала.