Фиолетовый снег

- От вас – хороший бэк-вокал! – подмигнула им накрашенным глазом.

- Не вопрос. Сделаем. – ответил Садовский, один из гитаристов и мой ученик из 10-а, который меня тоже не узнал.

Я села за клавиши. Лучи опять ярко высветили мою фигурку. Я повернулась к залу: - Я люблю вас! – сказала от чистого сердца и запела замечательную песню Уитни Хьюстон из `Телохранителя`.

Потом я им пела чудесные и пронзительные по звучанию и смыслу баллады Scorpions: “Lorelei”, “Lonely nights”, “Send me an Angel” “Woman”, что-то еще. Самую их прекрасную песню “Still loving You” петь не стала. Так, как поет ее Клаус Майне, у меня спеть все равно не получится. По крайней мере, сейчас.

- Я хочу подарить еще одну песню этой великолепной группы. – отдышалась я. – Она посвящается всем вам – творцам и мечтателям: “May be I may be you ”

Зал зашумел, как прибойная волна и стих.

May be I, may be you

Can make a change to the world.

We`re reaching out for a soul,

That`s kind of lost in the dark….

…Может быть я, может быть ты можем найти ключ к звездам, чтобы поймать дух надежды, спасти отчаявшуюся душу…

You look up to the sky

With all those questions in mind.

All you need is to hear

The voice of your heart.

In a world full of pain

Someone`s calling your name.

Why don`t we make it true?

May be I may be you.

… Ты поднимаешь глаза к небесам со множеством вопросов. Все, что тебе нужно -  это услышать голос своего сердца. В мире, полном боли, кто-то произносит твое имя. Почему мы не можем сделать это реальностью? Может быть я, может быть, ты….

Может быть, я, может быть, ты, всего лишь иногда мечтаем, но мир будет холоден без таких мечтателей, как ты…  Может быть я, может быть ты – всего лишь солдаты любви, рожденные хранить пламя, неся свет во тьму… - Пела я для этих ребят, которым на их жизненном пути придется столько раз испытывать невыносимую душевную боль! Боль от предательства близких людей, боль разочарований, боль крушения надежд…  Но все равно, я верю, что в каждом из них всегда будет гореть тот самый огонек любви, из которого они будут возрождаться вновь и вновь, как феникс из пепла. И мне очень хочется думать, что сердце, подвергаемое испытаниям жизни, не зачерствеет, не покроется толстой глыбой льда, а будет нести каждому заблудшему и отчаявшемуся  яркое пламя душевной теплоты и разбивающей все преграды силы.

- И никогда, слышите, никогда не переставайте мечтать и любить! Мир вокруг без тепла человеческой души умирает! Так делайте его живым, насыщенным разными красками и ярким! Я желаю вам счастья! С Новым Годом! – выразила я заключительную мысль и передала девочке инструмент. Свет на сцене резко погас и вспыхнул над ди-джейским пультом. Из колонок тут же заиграла легкая музыка. Зажглись огни на елочке. В зале стало светлей. Я нашла мальчишек – гитаристов и пожала им руки.

- Ты клевая! – сказал Садовский, - приходи к нам еще!

 Флейтиста уже не было. Я, хихикая, спрыгнула со сцены, надела на нос дымчатые очки и начала пробираться через зал. Меня сразу окружили. Девчонки хлопали в ладоши и пищали, мальчишки приглашали остаться и потанцевать с ними. Я даже растерялась. Но тут толпу раздвинул плечами Бортников и взял меня за руку: - Моя девушка немного устала, извините нас! – всем улыбнулся он и потащил меня на выход. Меня провожали аплодисментами. Краем глаза заметила наших преподавателей. Они тоже хлопали и, глядя на меня, улыбались.

Бортников паровозом протащил меня через освещенный вестибюль.

- Вы переодевались у себя? – спросил он.

- Да, - переведя дыханье, подтвердила я. Он, все также держа меня за руку, потащил на третий этаж. В коридоре было темно, только свет от фонарей за окном немного освещал пустое пространство и запертые белые двери. Мы быстро шли в конец этажа к моему классу.

- Да не тащи так! – взмолилась я. – Никого нет вокруг!

Он как-то загадочно хмыкнул и, в ответ на этот звук, от стены отделилась высокая фигура, в руках которой, подойдя ближе, я опознала флейту. Теперь хмыкнула я и достала из кармана ключ от двери. Открыв класс и войдя внутрь, я включила свет: - Прошу! – обернулась я к застывшим в дверях двум фигурам. На меня смотрели две пары одинаковых прозрачных глаз.

- Однако! – против воли вырвалось у меня.

- Светлана Васильевна! – Ваня вошел в класс. – Позвольте представить вам моего отца – Александра Ивановича Бортникова.

- Можно войти? – улыбнулся мужчина.

- Конечно входите, раз уж вошли. – махнула я рукой в сторону столов и стульев.

- Вы… - начали мы все трое одновременно и рассмеялись.

- Слово даме! – Тепло посмотрел на меня Бортников - старший, садясь на стул и положив рядом свою флейту.

- Вы чудесно играли, Вы – музыкант? – поинтересовалась я, доставая из косметички лосьон для снятия грима.

- Нет, любитель. – коротко ответил Александр.

- Мой отец – главврач нового военного госпиталя, ведущий хирург! – гордо поведал его сын.

- Иван. – Одернул укоризненно отец.- На самом деле я очень люблю и ценю музыку. В свое время закончил музыкальную школу. Играю практически на всех духовых инструментах…

- Еще на гитаре и аккордеоне! – не утерпел Иван.

- Родственная душа, значит? – спросила я, смывая с глаз подводку и тени.

- Вы красиво поете. Не только голосом, но и душой. И я старался, как мог, Вам соответствовать. Надеюсь, у меня получилось?

- Вы напрашиваетесь на комплимент? – удивленно вскинула я отмытую бровь.

- Серьезно интересуюсь.  – Внимательно посмотрел на меня Бортников-старший.

- Вы, конечно, меня извините, - вклинился в наш зашедший в тупик разговор Ваня, - но мне необходимо вас покинуть. Народ развлекается без моего присмотра. Сами понимаете…

- Иди, Ваня, конечно. Повеселись хорошенько.

- А вы к нам спуститесь? – он внимательно взглянул на меня и на отца.

- Нет, извини, но я устала. Поеду домой.

- Светлана Васильевна! – вдруг  подскочил Иван ко мне, – Вы – потрясающая женщина! -  неожиданно нагнулся, положил руки на мои плечи и поцеловал меня в только что отмытую щеку.

Я рассмеялась, отец нахмурил брови. Ваня пулей вылетел за дверь.

- До свидания в Новом году! – услышала перекатывающийся эхом голос.

Я наконец привела в порядок лицо, сняла пирсинг, надела сережки и цепочку. Достала из косметички обручальное кольцо. Повертела в руках и опустила на палец. Посмотрела на молчащего  мужчину. Ему на вид было лет сорок - сорок пять. Высокий, как заметила я раньше, выше Вани, он был каким-то более светлым. В смысле цвета. Практически белые волосы ежиком стояли на голове. Светло-коричневые брови и такого же цвета ресницы. Пронзительные прозрачные глаза. Одинаковые с сыном даже их выражением. Узкое лицо с длинным прямым носом. Упрямый подбородок с немного выпяченной нижней губой. Морщины у глаз. Похоже, когда он смеется, они лучиками разбегаются к вискам. Стройная подтянутая фигура военного, и длинные нервные пальцы музыканта. Или хирурга. И еще у отца и сына одинаково завораживающий голос. В  госпитале, возможно, в него влюблены все женщины, от врачей до нянечек? Мой нетрезвый и наадреналининый мозг снова куда-то понесло. Все. Домой! К мужу!

Я покидала в сумку косметичку, платье, туфли и зимние сапоги. Ничего, накину пальто, а до машины и в сценических ботинках дойду. И поеду потихонечку-потихонечку. Чтоб гаишники не отловили.

Я посмотрела на Бортникова-отца. Он, слегка сгорбившись, тихо сидел на стуле, положив руки на свою флейту. И был очень и очень одиноким. Потерянным в этом огромном и заполненном людьми мире. Я плюхнула сумку обратно на пол. Он вздрогнул и поднял на меня глаза: - Извините, задумался. Волшебный вечер кончился. Пойдемте, я провожу Вас! – встал он со стула. Я, наоборот, откинулась на своем:

- I`m reaching out for a soul, that`s kind of lost in the dark…   ( обращаюсь к душе, что потеряна в темноте – сл. из песни Scorpions)