Страница 21 из 68
— У меня тоже сердце, — поддерживая разговор, мечтательно сказал я.
— Эдичек, ты опять? Опять скоморошничаешь? — Валерия Карловна грозно свела брови у переносицы.
— Что ты, мам, тебе показалось, — оправдался я.
На самом деле, в моих словах совершенно не было иронии. Ведь собственное сердце казалось мне сейчас таким огромным, таким необъятным и переполненным чувствами, что грудная клетка с трудом его вмещала. Я в надежде взглянул на сцену — Насти там не было. "Наверное, уже ушла" — с тоской подметил я, поднимаясь с кресла вслед за родителями.
— Эдичек, дорогой, — Валерия Карловна посмотрела на меня строго, отрывая от раздумий, — ты уже выпускник, а я до сих пор не знаю никого из твоей группы. Надеюсь, они из приличных семей? А девочки? Девочки приличные в твоей группе есть?
— Нет, — соврал я, решив оградить себя от ненужных разговоров, однако мою хитрость тут же свела на нет неожиданно появившаяся рядом одногруппница Инна, решившая выяснить моё мнение по поводу празднования выпускного:
— Эдди-и, ты хочешь в клуб или на природу?
— На природу, — буркнул я, понимая, что такой вариант при любом раскладе будет бюджетнее.
— Пф, у нас что, все парни в группе сговорились, что ли? — надула губки Инна, — лично я хочу пойти в "Зеркало", там китайская кухня и очень вкусные суши.
Я ухмыльнулся. Несмотря на напускную пафосность Инна не славилась умом и даже не пыталась отличить китайскую кухню от японской. Однако, на Валерию Карловну, любящую судить людей по внешнему виду, кукольная внешность и презентабельный наряд одногруппницы произвели неизгладимое впечатление. Увидев миниатюрную белокурую Инну, мама просияла и расплылась в улыбке:
— Конечно, поезжайте на природу, — тут же высказала она своё неоспоримое мнение, — и думать нечего! Я вам напеку пирожков и квашеной капустки с Эрастиком передам.
Пирожки с капусткой Инну мало впечатлили и, сморщив напудренный нос, она ответила холодно:
— Я хочу суши, ну или всякие маки на худой конец.
— Сякэ маки, — вполголоса исправил я. Я, конечно, не то чтобы знаток японских блюд, всего-то раз в суши-баре был, на Пашкином дне рожденья, но названия запомнил.
— Эдичек, не язви, — тут же одёрнула меня мама, — Гена, сфотографируй Эдичку с... как тебя зовут, девочка?
— Инна, — безэмоционально представилась одногруппница.
— С Инночкой, — воодушевленно протянула мама, тут же продолжив свою агитацию. — А ты, Инночка, приезжай к нам в гости, у нас хорошо, спокойно. Погуляете с Эдичкой, сходите в музей, на речке позагораете, на даче ягодок поедите...
— Я в Турцию лечу, — высокомерно произнесла Инна, устало закатывая глаза.
— Ой, да чего там делать-то, в этой Турции? — возмутилась мама.
— Загорать, купаться буду, — томно отмахнулась Инна, — пирамиды посмотрю. Там же пирамиды, и этот, как его, Винкс.
— Сфинкс, и тот в Египте, — буркнул я, а мама тут же ткнула меня в бок.
— Эдичек, не скоморошничай, это некрасиво!
Когда Инна наконец нас покинула, мама наставительно погрозила мне пальцем:
— Какая милая девочка. Сразу видно, что из хорошей семьи, а её родители наверняка из администрации, простые люди в Турцию отдыхать не ездят.
Я снова промолчал. Объяснить маме, что сейчас, если хорошенько подхалтурить за зиму, провести каникулы в Турции может позволить себе практически любой студент, я не пытался. Тем более с родителями Инны мама попала в точку: отец её был известным местным авторитетом в лихие девяностые, а теперь, когда времена и нравы немного изменились, занялся единственной подходящей ему по компетенции деятельностью, став помощником губернатора.
Когда мы вышли на крыльцо вуза, кто-то положил мне руку на плечо:
— Здравствуйте, Эдуард, поздравляю с... успешным вручением диплома.
— Спасибо, — произнёс я, поворачиваясь.
Я хотел сказать ещё что-то, не столь банальное, но запнулся и покраснел, смутившись. Передо мной стояла Настя и дружески мне улыбалась.
— Ко мне работать всё-таки не пойдёте? У меня как раз вакансия личного помощника открыта. Зарплата нормальная, — она назвала вполне достойную цифру, — соцпакет, все дела. И в коллектив отлично впишетесь.
Я опустил глаза, кусая губу. Она расценила этот жест как отказ и несколько обескураженно произнесла:
— Вы всё же подумайте, позвоните, если что, — она протянула мне визитку. — Это мой телефон, а это секретаря.
— Эдичек! С кем это ты?! — голос моей матери неприятно резанул мне уши. Она незамедлительно устремилась к нам сквозь толпу. На лице Насти появилось что-то вроде сочувствия, но почти сразу она перевела взгляд мне за спину и, помахав кому-то, кивнула, прощаясь:
— До встречи.
— Спасибо, — едва успел я крикнуть ей вслед.
Быстрым шагом Настя подошла к стоящей неподалеку "десятке" и села рядом с водителем, которого я разглядеть не смог. Машина тронулась, выехала со стоянки и вскоре скрылась за ближайшим поворотом. Я мечтательно проводил её взглядом.
— Откуда ты, Эдичек, знаешь эту женщину? Почему она с тобой так разговаривала? Что это у тебя за знакомые такие? — тут же засыпала меня возмущёнными вопросами мама, отвлекая от романтических мыслей. Слава богу, Настя уже ушла, а то бы я со стыда сгорел, если бы она всё это слышала.
— Я относил ей приглашение на вручение, — честно ответил я и сдуру добавил, — она мне предложила в своей фирме поработать.
— Предложила поработать? — глаза Валерии Карловны округлились от праведного гнева. Она выхватила у меня из рук визитку, которую я вертел в пальцах и принялась рвать на кусочки. — Да что она себе там возомнила, эта великовозрастная хищница? Что ей можно заманивать на работу вот таких вот зеленых юнцов? Не вздумай согласиться!
— Почему, мам? Сейчас работу найти трудно, а мне так подфартило, — я искренне не понимал, чего она так взвинчена. Визитку было жалко.
— Потому что ты совсем ещё юный невинный мальчик, и не понимаешь! Да мне стыдно тебе даже говорить о таких мерзостях! А я-то знаю! Я-то Андрюшу Малахова каждый вечер смотрю, а он в своих передачах всю правду про таких вот показывает. Вчера как раз было — бабка тридцатилетняя двадцатилетнего мальчика на себе женила. Ужас просто!
"Бабка тридцатилетняя". Возраст моей маман, кстати, приближался к полтиннику, однако я бы никому не советовал сказать об этом ей в лицо. Я пожал плечами:
— И что такого?
— Что такого? — мама гневно замахала перед моим носом указательным пальцем. — Это ж стыдоба какая! Что соседи скажут? Знакомые? Это ж из-вра-щение!
— Я думаю, всем будет пофиг, — не выдержал я, однако мой невинный троллинг грозил обернуться очередным скандалом, и я, вздохнув, замолчал. Себе дороже. Решив, что я признал поражение, мама добавила победоносно:
— Нет, и ещё раз нет! Не пойдёшь ты к этой растлительнице, к этой миссис Робинсон. Пойдешь в администрацию к дяде Жене, что мы, своего сына родного не устроим?
Я не стал выяснять, кто такая миссис Робинсон. Наверное, так звали злополучную "растлительницу". Тем более, я не стал предупреждать маму, что в родительский дом я не вернусь ни за какие коврижки. Однако мне ещё предстояло "отметить" торжественную дату вместе с родителями. В то время как мои сокурсники отправились праздновать победу над университетским образованием к местному обелиску, я обречённо поплёлся за Валерией Карловной к центральной чебуречной.
Каким образом эта самая чебуречная — раритет, пережиток эпохи неразвитого социализма, — сумела выстоять в центре шагнувшего в 21 век города и выдержать конкуренцию с «Макдональдсом», «Ростиксом», «Чикен Хаусом» и другими воплощениями американской мечты для меня оставалось загадкой. Несмотря ни на что чебуречная оставалась неизменной: старые столики с искусственными цветами, суровая толстая кассирша в белом фартуке и чепце, несговорчивые, хамоватые официантки. Порой казалось, что данное заведение — это портал в иное измерение, в чуждый, давно забытый мир со своими законами и правилами....