Страница 9 из 14
Не ясности ситуации для войск второго эшелона уже никакой не могло быть, когда дивизии первого эшелона прикрытия границы и пограничники уже вели бои с вражескими частями. Так, что это был вымысел провинившихся командиров, пытавшихся свалить свою вину на кого угодно, а тут подвернулся момент хрущёвской антисталинской кампании. Так можно свалить всё на умершего И.В. Сталина. По принципу, вали всё на умершего вождя и живи себе дальше. И пусть твоя совесть тебя не гложет, за твою растерянность в первые часы войны. В «Киевском Особом военном округе», впоследствии «Юго-Западном фронте», таких случаев было мало. Но Западный фронт, под командованием генерала армии Д.Г. Павлова, этим вполне отличался.
В нашем укрепрайоне всегда находилась дежурная рота. По её сигналу о нападении противника, или по сигналу находившейся впереди нас пограничной заставы, дивизия, в течение – 2-3-х часов, приводилась в боевое состояние и занимала свой учебный укрепрайон, который сразу становился боевым укреп – районом и тоже, в это короткое время, приводился в боевое состояние. А заявление некоторых командиров, что у них не хватило времени для приведения укрепрайона в боевое состояние, только и говорит о том, что в мирный период на всех учениях они содержали свои позиции в ненадлежащем состоянии, согласно уставным требованиям, Правда, это касается в основном бревенчато земляных сооружений. А что касается долговременных бетонных укреплений, строительство которых, при нашей помощи, вели строительные батальоны, то в ряде случаев они остались недостроенными, но тоже были приведены в боевую готовность, насколько это позволяло их состояние. Такую боевую готовность, которую позволяла создавшаяся ситуация. По этому, вся пропагандистская, правда уже последующая шумиха вокруг термина, что это – либо провокация, либо пограничный инцидент локального характера, или это начало масштабных боевых действий, то есть война, нас вообще мало интересовало и тем более именно это не могло вызвать никакой паники.
А создание паники в войсках предусматривалось немецкой доктриной «Блицкрига», директивой №21, подписанной Гитлером 18 декабря 1940 года, то есть внезапного и молниеносного удара, который и произошел 22 июня. Характер этой директивы и последующих действий был важен для Верховного командования, которое обращалось к стране и определяло ход событий на большую перспективу. Поэтому, первым и выступил В.М. Молотов, а для И.В. Сталина нужно было определить масштабы начавшихся событий, которые в войсках были неясными, что бы ни говорили впоследствии.
Когда прошло много лет и то не всё ясно. Идёт большой разнобой в трактовках первых моментов войны и периода боёв между новой и старой границами. А в тот период, нужно было время, чтобы оценить масштабы событий, тем более, что с фронтов шла противоречивая информация. Здесь стоит привести основные стратегические замыслы Гитлера, которые проясняют характер наших контрмер принимаемых Советским командованием. А Гитлер считал:
– Основные сухопутные силы советских войск находятся в Западной России, и они должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого быстрого выдвижения танковых клиньев…..
– Красная Армия стягивает основные свои силы в район Львова и Белостока и они должны быть разгромлены широкими охватывающими действиями….
– Победа это достижение линии Ленинград – Москва – Сталинград – Кавказ и дальше, когда Россия не сможет оказывать военное сопротивление, линия Волги вплоть до Астрахани.
У нас действовало понятие противник,– говорил Иван Иванович,– вторгшийся на нашу территорию, в нашей зоне ответственности. Дивизионная разведка и разведка пограничных застав, а также облёт границы организованный руководством НКВД показал, что против нас сосредоточен армейский мотомеханизированный корпус-17А, германских войск Рейха. К отражению его атак и был подготовлен наш офицерский состав. Впоследствии мы узнали, что этот облёт границы, с целью получения разведданных, был организован Л.П. Берия, который вёл свой анализ ситуации и докладывал руководству страны. В этом плане вызывала недоумение позиция генерала армии Д. Г. Павлова, о которой уже в послевоенных публикациях поведал 1-й секретарь ЦК Белоруссии П.К. Пономаренко. Ему Павлов Д.Г. сообщил:
– Я докладываю руководству, что на границе всё спокойно и никакой активности противника не наблюдается, а какой-то провокатор сообщил наверх, что немцы концентрируют свои войска и готовят нападение.
Эта позиция проходила и в некоторых фильмах. Впоследствии генерал армии Д.Г. Павлов объяснял свою информацию тем, что он поверил донесениям разведки армий, расположенных на подступах к границе, и не перепроверил эти данные своей фронтовой разведкой. Это можно объяснить предвоенной беспечностью генерала армии Д.Г. Павлова, но сумма факторов наводит и на иные мысли. Правда, в вопросах строительства укрепрайонов, уже после своего ареста, генерал Павлов Д.Г. признавал свою вину в том, что он своевременно не ставил вопрос о создании сплошной линии обороны по типу «Линии Маннергейма», и не бил в колокола по этому вопросу. Он признавал, что выдвигал эту идею, но уже гораздо позже, когда осуществить её, уже не было времени.
И по этому поводу, досужие либеральные критики изливали много желчи и чернил, обвиняя во всём уже И.В. Сталина. Но тут Павлов Д.Г. не смог проанализировать ситуацию и в этом узком вопросе говорил о себе неверно, пытаясь оправдать наличие свободных мест в обороне, что давало немцам возможность обхода обороняющихся подразделений. Во-первых, у страны не было ни сил, ни средств создать такую оборону по длине всей Белорусской границы. А во вторых, как показывает опыт Франции, где линия Мажино превышала 400 километров. Гитлер бы её всё равно обошёл и нанёс основной удар уже не в Белоруссии, а например, на Украине или в любом другом месте границы. Однако эти рассуждения не снимают вину с Д.Г. Павлова в его беспечном отношении к строительству укрепрайонов в узловых точках границы.
Что касается разведывательных полётов нашей и немецкой авиации, в особенности в предвоенный период, много было шума и критики, что якобы руководство, и даже сам И.В. Сталин, никакой реакции на эти полеты не проявляли. А их в последний предвоенный период было порядка 120 нарушений воздушной границы. Но, прежде всего, хочу сказать, – говорил Иван Иванович,– что это конечно не вопрос И.В. Сталина, а вопрос командующих округов и командующих авиацией округов. И ссылаться на указания о том, что ни поддаваться на провокации и самим не производить какие либо провокационные действия, что приводило к отрицательному эффекту при нарушениях немцами воздушной границы, это конечно абсурд. А кто и когда, в стране, которая ищет мира, рекомендует производить провокационные действия либо реагировать на провокации противника. Это вопрос соответствующих авиационных командиров, оценивать какие действия провокационные, а какие нет.
Реальная обстановка на границе и в приграничных зонах складывалась таким образом, что как немецкая, так и наша авиация разведывательные полёты производили. И на встрече В.М. Молотова с А. Гитлером и Вячеслав Михайлович и в ответ, Гитлер ставили вопрос о нарушениях границы авиацией. То, что германская авиация нарушала границу в своих разведывательных и провокационных полётах, так это однозначно, чему мы были не только свидетели, но и участники этих инцидентов. Но вот то, что наша авиация часто нарушала границу Германии – Гитлер конечно, по своему провокационному обыкновению, сильно преувеличивал. В крайнем случае, мы такие отдельные факты, конечно, наблюдали, но в очень ограниченном количестве и на небольшие расстояния. Серьёзных нарушений границы с нашей стороны мы не наблюдали. Но специализированная разведывательная авиация, у нас конечно существовала. Во-первых, с нашей стороны, это были очень редкие разведывательные полёты вдоль границы, с чёткой инструкцией и запретом центра: – « Границу не пересекать!». Но воздушная граница это не Кутузовский проспект и такие нарушения отдельными лётчиками, в связи с потерей ориентиров или их отсутствием, на ряде участков границы могли происходить.