Страница 10 из 14
А то, что никаких мер, в отношении нарушителей нашей воздушной границы, не принималось – это конечно пропагандистский блеф. Как мы уже говорили, на нашем участке была запретная зона, отстоящая от границы на достаточном расстоянии. В этой зоне полёты были запрещены. И в нашу задачу входило открывать огонь на поражение, как только нарушитель пересечёт эту зону. Кроме того, в директиве Генерального штаба о разработке планов прикрытия границы, четко говорилось об уничтожении противника нарушившего воздушное пространство Советского Союза. Немцы конечно не так глупы, что бы открыто лезть на рожон под огонь зенитной артиллерии, или действовать в районе полевых аэродромов Красной Армии. Но такие инциденты были.
Немцы входили в запретную зону и тут же выходили из неё. Конечно, это расценивалось как провокация. И мы открывали зенитный заградительный огонь. Но всё делалось так, что любое действие можно было объяснить тем, что экипаж в условиях плохой видимости случайно потерял ориентиры. И тут командованию лезть на рожон не было никакого смысла. Тем более эти нарушения, скорее всего, были игрой нервов и не давали никаких существенных разведданных. А немцы эти данные получали за счёт разведки «Абвера» и действий в нашей зоне её агентуры, с которой бороться было гораздо сложнее, чем с нарушением границы самолётами на малых высотах. А, что эти игры на наших границах за весь послевоенный период, вплоть до настоящего времени, ведутся как-то иначе. Я думаю, основные правила разведок остаются всё теми же. Изменилась только техника их осуществления. Но немцы, конечно, вели существенную авиаразведку ближних и дальних тылов. Ситуация складывалась так, что они использовали имевшиеся высотные разведывательные самолёты; которые, за счёт компрессионного наддува турбо – компрессоров, и снятия всего лишнего веса, за счёт вооружений, достигали высот, более 12 -13 километров, недоступных для наших истребителей. Был у немцев и высотный бомбардировщик Ю-86Р-1, который бомбил Англию до августа 1942 года и был недосягаем для английских истребителей «Спитфаер». И переоборудованный, соответствующим образом, он мог выполнять разведывательную функцию на высотах до 14 км.
Германские самолёты в таких случаях пересекали границу на большой высоте в полной облачности, и наблюдать их с помощью оптики у нас не было возможности. Наши звукоулавливающие установки определяли шумы, в довольно широкой зоне нахождения нарушителя. И нам палить в белый свет не было никакого смысла. Но мы, всё-таки, пытались открыть заградительный огонь в нашей зоне. И он, к сожалению, нужного эффекта не достигал. Германские самолеты проходили нашу зону и в приемлемой для них обстановке вели разведку, снижаясь до удобных для этих целей высот. А в случае возникновения опасности опять уходили на большие высоты. Много было обывательской послевоенной критики на этот счёт, в особенности в хрущевский период, да и сейчас она продолжается с не меньшей силой. И именно тогда, когда такие же полеты над нашей страной производила американская авиация.
Конечно, в этот период нужно было отвлечь внимание публики от этих полётов, сосредоточив её на предвоенном нарушении воздушных границ германской авиацией.
Конечно, и сейчас мы видим такие случаи, поддержал я моих собеседников:
– А, что в хрущёвский период, когда шума по поводу инцидентов 1941 года было больше всего, американские высотные самолёты разведчики не нарушали границу и не вели разведку в глубоких тылах? Вели да ещё как!
– В начале шестидесятых годов мы жили на Украине, в городе Запорожье. И как молодые ребята гуляли над Днепром, любуясь плотиной, шлюзованием кораблей и отсветами огней отражавшихся в водной глади. Особенно красиво было наблюдать багровое зарево над доменными печами и красоту всей ночной промышленной панорамы. И вот в один из таких тихих вечеров вдруг всё погасло, город стал тёмен, его полностью скрыла плотная украинская ночь, и что особенно было непонятно – погасло багровое зарево над доменными печами. Вернувшись, домой, я поинтересовался у Отца, а он был в тот период одним из областных руководителей.
– Что произошло и как погасили доменные печи. А я знал, что такого делать никак нельзя, произойдёт, как говорят металлурги, «закозление» доменной печи, и практически выход её из строя. – Отец мне ответил, только между нами, чтобы не будоражить публику:
– Над нами были американские самолёты, и кто знал, это только разведчики или они несут ядерный заряд. Наши истребители, которые поднялись в воздух, их достать не смогли. А доменные печи мы конечно не гасили. Был осуществлен приём гашения зарева над доменными печами. В верхнюю часть домны, на выходе горящих газов, был произведён наддув водяным паром, загасивший пламя. Потом, когда были получены доказательства в истории с американским лётчиком Гэри Пауэрсом, Никита Сергеевич Хрущев поднял соответствующий шум. А ранее о нашем инциденте не только не говорили, а и приказали всем осведомленным лицам информации по этому инциденту не давать. А почему же – Хрущёв и его окружение, да и сегодняшняя пропаганда, считают, что И.В. Сталин мог не получив серьёзных доказательств, принимать какие-то оперативные меры. Некоторые даже договаривались до возможности объявления всеобщей мобилизации. А у нас в доказательствах, для мирового общественного мнения, были только неясные шумы и то, непонятно каким образом записанные.
Но все эти рассуждения и борьба неграмотных точек зрения были, конечно, потом. А тогда, в преддверии начала военных действий, всем было не до этих политических интриг. Наше командование занялось реальным анализом обстановки на границе. О прибытии, каких-либо дополнительных германских войск в направлении нашей зоны ответственности, наблюдатели и разведка не докладывали. Впоследствии вся пропагандистская шумиха начала военных действий, была направлена не на реальное сосредоточение немецких войск, на том или ином участке фронта, а на нанесение бомбовых ударов в особенности эскадрильями юнкерсов, которые создавали столько шума и воя. И анализ пропагандистов велся, вслед за выступлениями фюрера, на тех или иных сборищах. Хотя основное внимание нужно было уделять реальному расположению и сосредоточению немецких войск, а не блефовым заявлениям фюрера, которые он любил патетически произносить, при том или ином собрании своего военного и партийного окружения. Конечно, Гитлер обсуждал эти вопросы с начальником Генерального штаба Германии и другими военными деятелями и в этих беседах звучал период нападения на СССР, май месяц 1941 года, и точка зрения Гитлера:
– Разгромить Советские войска в приграничном сражении, не дав им возможности отойти на бескрайние российские просторы.
И тут надо обратить особое внимание на это высказывание фюрера, который в отличие от наших либеральных критиков исписавших горы бумаги по поводу относительно быстрой сдачи нашими войсками большого пространства, понимал, что если Советское командование пойдёт по этому пути, то ему выиграть войну на бескрайних российских просторах будет крайне затруднительно. Германская армия потеряет своё преимущество в быстром сосредоточении и перегруппировке войск. Понимал это не только Гитлер, а и Советское командование, которое и не вело политику сосредоточения всех войск на нашей границе или на ближайших подступах к ней. Не понимают этого до сих пор либеральные критики, которые ввиду своей военной малограмотности ведут арифметические подсчеты, какие территории, и за какое время были сданы, и за какое время они были возвращены обратно. Им и невдомёк, что война это не арифметическое мышление, а мышление на уровне высшей математики. Однако принимать эти рассуждения Гитлера за окончательный вариант было бы опрометчиво, поскольку в период этих высказываний приказ о нападении на СССР не обсуждался и не подписывался.