Страница 8 из 14
Почему эта работа не выполнялась в «Белорусском Особом военном округе», или выполнялась недостаточно интенсивно, мне до сих пор не ясно и остаётся вопросом? Для этого достаточно было команды начальника БОВО генерала Д.Г. Павлова, которому подчинялась авиация округа и всё её хозяйство. И не только авиация, а и все войска резерва округа. А распоряжений, приказов и указаний из центра было вполне достаточно ещё с 1939 года, чтобы обосновать свои действия. И скученность расположения самолётов, в связи с бездействием командующего округом и командующего авиацией округа, на многих аэродромах оставалась. Неясно, почему генерал Павлов Д.Г., впоследствии объявленный невинной жертвой, не издал ни одного приказа во исполнение директивы Генштаба от 18 июня 1941 года. И оправдания его действий, всех занимающихся этой проблемой либеральных критиков, сводились к фразе, якобы сказанной ему Тимошенко С.К. в телефонном разговоре:
– На провокации не поддаваться и действовать по обстановке.
Но это, же полностью соответствовало плану прикрытия границы, где было сказано, что план прикрытия вводится в действие либо по телеграмме Генерального штаба либо, в случае особых обстоятельств немедленно, приказом командующего округом или другим военачальником его замещающим. Но это очевидно каждому здравомыслящему человеку, что не по какому-то пустяковому или мелочному провокационному поводу. Даже некоторые наши командиры трактовали этот план как автоматическое приведение в боевую готовность вверенных им соединений в течение 45 минут, при вторжении врага на нашу территорию.
Что мог сказать ему ещё Тимошенко С.К., что на мелкие провокации, если они будут не поддаваться, а если ситуация на месте будет угрожающей принимать меры, тем самым он практически дал ему шанс ввести план прикрытия границы в действие. Он же, Павлов Д.Г., с его опытом Испанской и Финской компаний этого не понять и говорить об этом, на уровне ротного старшины, и трактовать вопрос, что ему якобы запретили привести войска в боеспособное состояние, просто, без внутренней причины не мог. Когда он сам, на слова министра обороны действовать по обстоятельствам, доказывал, что у него на границе всё спокойно. А вслед за ним, чтобы свалить его вину на И.В. Сталина – эту историю пропагандируют и либеральные авторы, пылающие злобой против И.В. Сталина. Но почему Павлов Д.Г. этого не сделал, когда остальные командующие округов – это сделали, остаётся вопросом.
– О приказе С.К. Тимошенко и Г.К. Жукова, который делался с согласия И.В. Сталина, о приведении войск в полную боевую готовность, я узнал, во всевозможных критических и политических статьях, уже после войны, – говорил Иван Иванович.
-Узнал я и то, что этот приказ разрабатывался с 18 по 20 июня месяца, и что он запоздал поступить в части. И это, якобы, вызвало неудачи первого периода войны. Смотрите такое крупное многофакторное событие, как начало Великой Отечественной войны и так примитивно, по-обывательски, упрощенно объясняется.
– Но мы, офицерский состав дивизии, вообще о нём не знали, получил его командир дивизии или нет, нам не докладывали. Да и вообще понятия полная боевая готовность, очень полная боевая готовность и совсем полная боевая готовность в наших войсках не существовало. А тем более дико звучали все пропагандистские утверждения, что якобы И.В. Сталин запрещал приводить войска в какую-то сверхбоевую готовность. И вообще либеральные утверждения многих авторов о том, если бы Сталин смог на день раньше определить момент нападения, то мы бы смогли избежать многомиллионных потерь.
Но, во-первых, Сталин не господь Бог, что бы с точностью до одного дня угадывать мысли Гитлера. Он, как и всякий грамотный военачальник, ориентировался не на гадания на кофейной гуще, а на данные разведки. А во вторых, никаких многомиллионных войск, на которые могла повлиять внезапность нападения, в первой полосе обороны на границе просто не было. При этом никаких документов о таком шаге никто ещё не представлял, а это были политико-карьерные игры, в которых иногда участвовали не только наши политики, а и военные. Хотя в армии существовало понятие только о боевой готовности, которую полк должен выполнить в течение одного часа, а дивизия в течение двух часов. И такими понятиями как сутки и недели во всех учениях, на всех маневрах мы даже не оперировали. Речь всегда, шла об оценке готовности войск на часы. Так, что для дивизии первого эшелона прикрытия границы сутки или двое, это был громадный срок; о котором, в подготовке дивизии к бою речь даже не шла. Нам этот приказ, верховного командования, вообще был не нужен. До нашего сведения постоянно доводился приказ « О прикрытии границы», оперативный план, связанный с этим приказом и мобилизационный план, который вообще действовал с начала 1941года, конечно в рамках нашей зоны ответственности.
Этот приказ гласил, что в случае нарушения границы и продвижении вглубь нашей территории вражеских подразделений мы должны быть, в течение часа, а если говорить о дивизии, то в течение 2-3-х часов, в боевой готовности. Измотать в обороне наступающего неприятеля и своими наступательными действиями, либо уничтожить, либо вытеснить неприятеля за пределы нашей зоны ответственности. Этот приказ был утверждён в период февраль–март 1941 года, доведен до сведения всех подразделений, и отработан на учениях. По этому, никаких дополнительных приказов нам было не нужно. Возможно, они были нужны дивизиям второго и третьего эшелонов и дивизиям глубокого тыла. Кстати, могу привести пример о действиях мотомеханизированного корпуса К.К. Рокоссовского, стоявшего под Полтавой, и то поскольку нам с ним пришлось взаимодействовать в боях под Львовом. Командир корпуса отсутствовал, и К.К. Рокоссовский, будучи заместителем командира корпуса, по телеграмме штаба округа под условным сигналом «Гроза», вскрыл находящийся в сейфе секретный «красный» пакет, который определял характер боевых действий корпуса, на случай военных столкновений с противником. Вскрыл он его 21 июня, провел мобилизацию городского автотранспорта, которого конечно не хватало, чтобы разместить на нём весь личный состав. И смешанным маршем, когда подразделения перемещаются в пешем строю и через определённое расстояние размещаются на автотранспорте, к 22-23 июня, его войска были уже в районе Львова.
Так, что поздний приказ и, якобы, неясность ситуации, для войск второго эшелона, на примере корпуса К.К. Рокоссовского показывает, что это материал для оправдания действий растерявшихся и нерадивых командиров, пытавшихся перестраховаться в это сложное время, или командиров остававшихся приверженцами плана поражения Тухачевского. И как дальше покажут наши исследования, здесь были не только нерадивость или некомпетентность, а ещё несколько серьёзных факторов, скрывавшихся за этой нерадивостью и неисполнением своих должностных обязанностей. Тем более это относится к критикам той ситуации, что отпуска в войсках якобы были не отменены. Но прежде всего, что это за армия, в которой если командир в отпуске, то войска теряют боеспособность. Когда по приказу его тут же замещает заместитель и не управляемые войска по уставу никогда не остаются. Об этом говорит не только пример корпуса К.К. Рокоссовского, а и пример нашей дивизии.
В нашей дивизии перед самым началом сражения пропал командир дивизии генерал-майор Ф.Г. Сущий, и после недолгих поисков командование дивизией принял полковник Новиков.
И так до конца войны мы и не узнали, как это произошло. К отпускам это отношения не имело, поскольку он к этому вопросу подходил с большой осторожностью. Скорее, можно догадываться, что его выкрали или убили «Абвер команды» полка «Брандербург-800», которые перед началом сражения засылались на нашу территорию и проводили диверсии, и террористические действия. Но, так или иначе, командование дивизией взял на себя его заместитель и никакого отсутствия руководства, в действиях дивизии, или какого либо замешательства мы не ощущали. Правда, впоследствии ходили слухи, что генерал Сущий разделил дивизию на две части, которые в разных местах выходили из окружения, а сам погиб в одном из боёв.