Волчье время

Словом, своего сына Наин видел редко, а о том, чем заняты мысли Интарикса, не имел даже отдаленного понятия. Впрочем, правитель искренне считал, что мысли шестилетнего ребенка по определению не могут представлять собой ничего интересного.

Известие о том, что его сын и будущий наследник слушает сказки про каких-то ворлоков, неприятно поразило императора.

— Не слишком ли поздний час для сказок? — спросил он довольно сухо.

— Разумеется, мой лорд, — спокойно согласилась королева. — Тар, иди к себе. Завтра я доскажу тебе, чем все закончилось.

— Нет. Я хочу сейчас! — принц обхватил колени руками, показывая, что не намерен вылезать из кресла. Наорикс нахмурился.

— Ты что, не слышал, что сказала твоя мама? Иди спать. Нам с королевой надо побеседовать наедине.

— Она не хочет с тобой разговаривать! — выпалил Тар, сверкнув глазами.

— Что? — удивленно спросил император. Даже Дженвер, изменив своей привычной невозмутимости, укоризненно воскликнула:

— Интарикс!.. Что ты говоришь!

На этот раз принц промолчал, но продолжал мрачно глядя на Наорикса исподлобья. В этом взгляде чувствовалась неприкрытая враждебность. Раздраженный Наорикс шагнул вперед, вытащил мальчика из кресла и поставил его на ноги, с трудом сдержавшись, чтобы не встряхнуть наследника за шиворот. Интарикс выразительно наморщил нос, и Наин покраснел, сообразив, что от него должно довольно сильно пахнуть дымом и вином. Осознавать, что вызываешь у собственного сына брезгливую гримасу, было крайне неприятно. Даже если сыну всего-навсего шесть лет.

Но колебаться было поздно. Наорикс довел наследника до двери и выставил его наружу со словами:

— Ступай в свою комнату и ложись спать. И не суди о том, чего не понимаешь.

Плотно закрыв дверь, он обернулся к Дженвер и с минуту молча и задумчиво смотрел на королеву. А потом спросил:

— Скажите, дорогая, как давно наш сын увлекся сказками о ворлоках? И что заставило его считать, что вы не рады меня видеть?..

Впервые на памяти дан-Энрикса Дженвер слегка нахмурилась.

— Можете не сомневаться — я не говорила Тару ничего подобного. Но он уже не младенец и не может с утра до ночи сидеть при мне. Чем старше он становится, тем больше понимает из того, о чем болтают при дворе.

— А что теперь болтают при дворе?..

— Я думаю, вы сами это знаете, мой лорд, — холодно возразила Дженвер. — Извините, я очень устала. Если вы позволите, я лягу спать.

— Не беспокойтесь, завтра я уеду, и вы сможете спать столько, сколько вам будет угодно. А сегодня я хочу поговорить о нашем сыне… И об этих слухах, о которых вы сейчас упомянули, как о чем-то само собой разумеющемся. К сожалению, последние несколько лет я очень мало времени бывал в столице, так что не имею о них никакого представления. Так что же о нас говорят в Адели, дорогая?..

Дженвер побледнела — то ли от волнения, то ли, что казалось Наину гораздо более правдоподобным, от негодования.

— Говорят, что вы меняете любовниц, как перчатки. Что предпочитаете любую девку из Веселого квартала своей собственной жене.

Наорикс мрачно улыбнулся.

— Видите ли, дорогая, мне всегда казалось, что такое положение вещей полностью отвечает вашим собственным желаниям. Но если, против всяких ожиданий, я ошибся — то скажите мне об этом сразу. Я готов немедленно загладить свою вину.

Королева отшатнулась.

— Вы пьяны! Я требую, чтобы вы немедленно ушли к себе.

— Не беспокойтесь, я сейчас уйду. Только ответьте — неужели вам еще не надоело притворяться жертвой моего непостоянства?.. Ладно бы еще, если бы вы меня любили. Но устраивать подобные спектакли ради человека, который вам совершенно безразличен — это как-то слишком.

— Я не понимаю вас.

— Не понимаете?.. А между тем, это довольно просто. Я не вмешивался в вашу жизнь, поскольку полагал, что вы по-прежнему страдаете из-за своей утраты. Но теперь мне кажется, что дело тут не только в вашем горе, но и некоем расчете. Ни один из тех, кто видит вас, не усомнится в том, как вы несчастны. Правда, я тоже не чувствую себя счастливым человеком, но, в отличие от вас, не выставляю это напоказ. Поэтому все склонны думать, что я совершенно счастлив. Результат довольно предсказуем. Чем больше сочувствия вы вызываете у окружающих, тем больше они склонны осуждать мою «бесчувственность». И знаете, у меня создается впечатление, что в глубине души вас это полностью устраивает. Неужели вы никак не можете простить мне ту проклятую шкатулку?.. Признаю, я очень виноват, что прочитал ваши бумаги. Но и ваше поведение было отнюдь не безупречным. Разве нет?

Взгляд королевы потемнел.

— Да как вы смеете?.. — Дженвер пару секунд молчала, гневно глядя на него, а потом неожиданно язвительно и резко рассмеялась. — Нет, это просто уму непостижимо! Быть до такой степени уверенным, что все на свете вертится вокруг вашей персоны!.. Прежде, чем озвучивать свои блестящие догадки, вам не помешало бы подумать, как прошли последние шесть лет для вас и для меня. Если хотите, я вам помогу… С первого дня нашего брака вы могли позволить себе делать все, что вам угодно. Когда вам хотелось — жили во дворце, когда столица вам надоедала — уезжали из Адели. Никто не мешал вам спать с любой девицей или женщиной, с которой вам хотелось. И сегодня вы пришли сюда, чтобы пожаловаться мне на то, что вы «не чувствуете себя счастливым человеком». Очень может быть, что вы и впрямь не счастливы, мой лорд. Но если ваша жизнь — такое уж несчастье, то как следует назвать мою?.. Я должна постоянно жить в столице, не давать никаких поводов для сплетен и изо дня в день терпеть сочувственные взгляды ваших приближенных. За прошедшие шесть лет я потеряла почти все, чем дорожила в жизни — сперва родину, потом любимого, а под конец и самоуважение… однако вы, по-видимому, искренне считаете, что у меня нет никаких других забот, кроме как портить вашу репутацию! Альды свидетели — ваше бесстыдство переходит всякие границы. Убирайтесь вон. Немедленно. Честное слово, если вы задержитесь еще хотя бы на минуту, то я позову охрану!

Дженвер говорила, постоянно повышая голос, так что под конец она действительно почти кричала. Так что Наорикс не слишком удивился, когда дверь в гостиную открылась, и в проеме мелькнул синий плащ дежурного гвардейца. Куда больше Наорикса поразило бледное, перепуганное лицо Тара, судорожно уцепившегося за дверной косяк. До императора только сейчас дошло, что он так и не передал наследника охране у дверей покоев королевы, а всего лишь выставил его из спальни. Видимо, все это время Тар стоял под дверью и подслушивал их разговор. Этого только не хватало…

— Заберите принца, — отрывисто приказал гвардейцу Наорикс. — Немедленно!

— Отпусти! — закричал, точнее, завизжал Интарикс, когда рыцарь взял его за плечи. — Мама!..

Поскольку рыцарь, растерявшись, продолжал держать наследника, Интарикс извернулся и вцепился зубами в его руку. Гвардеец вздрогнул и довольно громко выругался.

Дженвер стремительно прошла мимо Наина, обдав Воителя потоком воздуха и еле ощутимым запахом аварских благовоний. Гулко хлопнула входная дверь в гостиную — и Наорикс остался в комнате один. Примерно с полминуты он не двигался, потом дошел до кресла, в котором еще недавно сидел Тар, сел в него и закрыл лицо руками. Если бы кто-нибудь мог увидеть его в этот момент, он ни за что бы не узнал в этом сгорбленном мужчине знаменитого Воителя.

Ему казалось, что прошла целая вечность перед тем, как Дженвер, наконец, вернулась в спальню.

— Все в порядке, государь. Я успокоила Интарикса и уложила его спать, — сказала она так спокойно, словно, кроме выходки наследника, в тот вечер не случилось ровным счетом ничего особенного. — Думаю, вам тоже следует пойти к себе. В конце концов, вам ведь придется встать довольно рано.

— Я все равно не усну. Может быть, выпьете со мной вина?..

Дженвер задумчиво посмотрела на него.

— А вам не кажется, что для сегодняшнего вечера вы выпили уже вполне достаточно?