Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 34

По мнению Морни, с которым решительно не согласился бы его соотечественник, небезызвестный маркиз де Кюстин, побывавший в России в 1839 г., «злоупотребления здесь редки, они сурово пресекаются императором и осуждаются общественным мнением».

«Народ на улицах – это в большинстве своем вчерашние крестьяне, ставшие горожанами; он добр и послушен, – продолжал делиться своими наблюдениями Мории. – Здесь почти не видно присутствия полиции во время различных празднеств. Народ повсюду имеет свободный доступ, его можно встретить даже в дворцовых прихожих. Император может свободно и без всякого сопровождения, утром или вечером, выйти из дворца и отправиться на прогулку – пешком, верхом или в коляске, посреди уличной толпы. Видя такое, невольно начнешь размышлять о том, какими могут быть отношения между правителями и народами», – мечтательно заключил Мории, имея в виду, что такое положение вещей совершенно немыслимо на его родине, где со времен убийства Генриха IV французские монархи никогда не чувствовали себя в безопасности в окружении своих подданных.

В череде нескончаемых приемов и балов Мории не забывал о главном – о цели своей миссии. Инструкции, полученные им еще в Париже, а также письма графа Валевского, поступавшие в Петербург и Москву[157], ориентировали Мории на достижение трех основных целей: добиться от России выполнения условий Парижского мира, и прежде всего территориального разграничения в Дунайских княжествах и на Кавказе; склонить Александра II и его министра иностранных дел князя Горчакова к заключению тройственного союза между Францией, Россией и Англией; прояснить уровень напряженности между Петербургом и Веной, имея в виду планы Наполеона III в Северной Италии, традиционно считавшейся сферой австрийского влияния. Между тем император французов давно присматривался к Савойе и Ницце. Кроме этого, инструкции предусматривали желательность подписания с Россией торгового трактата, хотя сам Мории мечтал о большем – о союзном договоре.

Самым простым делом для Мории оказалось выяснение отношения Александра II к императору Австрии Францу-Иосифу I. Собственно говоря, оно не было секретом для тюильрийского двора еще со времени Парижского мирного конгресса, где граф Орлов едва скрывал неприязнь к австрийскому представителю графу Карлу-Фердинанду Буолю-Шауэнштейну. Но в том, насколько эта неприязнь распространяется на Габсбургскую империю и ее монарха, Мории убедился при личных контактах с Александром II.

Беседуя как-то в Москве с полюбившимся ему французским послом, царь разоткровенничался: «Верьте мне, отец мой питал величайшее удивление и глубокое сочувствие к императору Наполеону, и никто более его не рукоплескал государственному перевороту и его последствиям. Позвольте мне рассказать подробность, вам, быть может, неизвестную, которая даст вам возможность оценить по достоинству поведение каждого. Когда учреждалась империя во Франции и никто уже не сомневался в том в Европе, австрийский кабинет в предвидении этого события выразил надежду, что Россия не признает императора Наполеона в форме, установленной для законных европейских государей. Не мне обвинять моего отца. Он считал себя, может быть, слишком носителем преемственных преданий, но, конечно, он меньше бы придерживался их, если бы не последовало помянутое приглашение. Не могу спокойно говорить о таком поведении Австрии здесь, в этом самом кабинете в Кремле, в Москве, вспоминая, что тут я был свидетелем получения моим отцом просьбы о помощи императора австрийского и отдачи им немедленных приказаний, сохранивших Францу-Иосифу его корону[158]. О! Эта Австрия! Какая коварная политика! Теперь она ищет оправдать себя, приписывает вам, Франции, почин в требовании территориальной уступки в Бессарабии»[159].

Мории стал убеждать Александра, что интересы Франции не имеют ничего общего с тем, что пытается внушить Австрия. «Достаточно посмотреть на карту, – сказал посол, – чтобы стало понятно, где и чей присутствует интерес и от кого могут исходить соответствующие инициативы»[160]. Лучший способ избежать подобных недоразумений, добавил Мории, – обсуждать все текущие политические вопросы непосредственно с императором французов.

Более сложным оказался для Мории вопрос об исполнении Россией решений Парижского мира о демилитаризации районов недавних военных действий и демаркации границ. Сложность во многом проистекала от давления, которому подвергалась здесь Россия со стороны Англии, Австрии и, разумеется, Турции, требовавших немедленного вывода русских войск из Карса и территориальных уступок в Дунайских княжествах. По условиям мира 1856 г. (ст. 30), Россия уступала Турции дельту Дуная, которая была присоединена к Добрудже, непосредственному владению Порты, и юго-западную часть Бессарабии (район Измаила), которая вошла в состав княжества Молдавия. Но как только началось уточнение новой русско-турецкой границы в районе населенного болгарами городка Болград на р. Ялпух, при впадении ее в одноименное озеро, выяснилось, что Россия и ее партнеры по переговорам по-разному смотрят на карту делимитации этих границ. Многое стало зависеть от позиции Франции, взявшей на себя роль арбитра между спорящими сторонами. По ее инициативе, стороны согласились на созыв в Париже международной конференции для рассмотрения спорных вопросов[161].

Еще до начала ее работы Мории и Горчаков начали обсуждение темы делимитации границы. Их переговоры, начавшиеся в Москве, продолжились после возвращения двора в Петербург в середине октября 1856 г. Александр и его министр иностранных дел дали понять послу Наполеона III, что рассчитывают в разрешении возникших противоречий на содействие императора французов.

9 ноября 1856 г. Мории сообщил Валевскому о своей встрече с Горчаковым, который передал ему слова Александра II: «Император, мой государь, поручил мне сказать вам, что он передает в руки императора Наполеона разрешение всех существующих разногласий. Он уполномочивает его передать Турции в полное владение Змеиный о-в и дельту Дуная, уступить Болград и Молдавию в обмен на то, что [император французов] сочтет справедливым. Принимая столь трудное решение, император Александр рассчитывает на лояльность и твердость императора Наполеона в том, чтобы побудить каждую из договаривающихся держав к строгому выполнению всех условий Парижского договора»[162].

«Я спешу немедленно сообщить вам, мой дорогой граф, эту радостную новость, венчающую ту трудную работу, которая была проделана во имя восстановления спокойствия в Европе, – писал Мории по этому поводу министру иностранных дел Валевскому. – Мне остается лишь выразить глубокое удовлетворение тем, что с самого первого дня приезда в Санкт-Петербург я встретил здесь полное доверие со стороны императора Александра и князя Горчакова»[163].

Вскоре из Парижа был получен ответ, с которым Мории ознакомил Горчакова. «Его Величество, – писал Валевский, – глубоко тронут доверием императора Александра, передавшего ему заботу о разрешении противоречий, которые разделяют державы, подписавшие Парижский договор. Отказываясь от требований на владение Болград ом и соглашаясь на передачу Турции Змеиного острова и дельты Дуная, Россия приобретает очевидную признательность Европы, и император счастлив видеть в этой двойной уступке новое проявление возвышенных и миролюбивых устремлений, которые постоянно демонстрирует император Александр…»[164]. После этой благородной уступки со стороны России, по мнению министра иностранных дел Франции, более не остается препятствий для полного исполнения ст. 30-й мирного договора. Решение проблемы Дунайских княжеств, нейтрализация Черного моря и закрытие проливов, подчеркивал Валевский, – это «три главных условия поддержания европейского равновесия»[165].

157

См.: ААЕ. Correspondance politique. Russie. 1856. Vol. 212. Fol. 89–97.

158

Речь идет о военной интервенции 1849 г. Венгрии, предпринятой Николаем I по настоятельной просьбе Франца-Иосифа I. Венгерская революция против австрийского господства была тогда подавлена с помощью русских штыков, что спасло Габсбургскую империю от распада. – П.Ч.





159

Татищев С. С. Александр II. Его жизнь и царствование. М., 2005. С. 186.

160

Моту, Due de. Op. cit. P. 106–107.

161

См. об этом: Международные отношения на Балканах 1856–1878 гг. М., 1986. С. 113–115.

162

Ibid. Р. 132–133. Во исполнение достигнутой Морни в Петербурге договоренности, на заседании международной комиссии по делимитации новой русско-турецкой границы французский военный эксперт полковник Бессон предложил обменять уступку туркам Болграда на территорию общей площадью 329 кв. верст к западу от Одессы, переходящую к России. – П.Ч.

163

Моту, Due de. Op. cit. P. 133–134.

164

АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1856 г. Д. 74. Л. 78–78 об. Валевский – Морни, 29 ноября 1856 г.

165

Там же. Л. 79 об -80.