Страница 15 из 34
Трудно объяснить столь откровенную предубежденность, и, добавим, очевидную несправедливость месье Бодена к сановнику, которого уважали во всех европейских столицах, и в частности в Париже, о чем еще будет сказано.
Пример графа Орлова показывает, что иной человек бывает глубже и содержательнее своей репутации в определенных общественных кругах. В действительности «необразованный» и «ограниченный» Алексей Федорович был страстным почитателем творчества Ивана Андреевича Крылова. 13 ноября 1844 г. грозный начальник Третьего отделения был в числе тех, кто на руках выносил из церкви гроб с телом знаменитого баснописца. Посещая Москву, шеф жандармов всегда заезжал домой к другу своего опального брата Михаила, Петру Яковлевичу Чаадаеву, официально объявленному сумасшедшим, и подолгу доверительно беседовал с ним на самые разные темы. По свидетельству современников, он уважал и даже любил Чаадаева за независимый характер и оригинальность суждений.
Орлов принял близкое участие в смягчении судьбы декабриста Г.С. Батенькова, отсидевшего 20 лет в одиночной камере и находившегося на грани помешательства. Он добился от императора его перевода на поселение и снабдил «государственного преступника» значительной суммой (500 рублей серебром) для обустройства в Томске. Впоследствии Батеньков с благодарностью вспоминал гуманное отношение к себе Орлова. «Бумаги мои никто не читал до вступления Орлова, – писал Батеньков. – Он и разобрал их. Поэтому с 1844 года и переменилось совершенно мое положение. Граф назначил от себя деньги на мое содержание; выписал мне газеты и журналы и, объявив, что он будет посещать меня, как родственник, тем самым и дал уже значительность»[51].
К этому можно добавить, что когда в 1856 г. молодой император Александр II назначит графа Орлова главой российской делегации на Парижском мирном конгрессе, то шеф жандармов, к удивлению своего окружения, станет приглашать к себе известного диссидента-невозвращенца Николая Ивановича Тургенева, нашедшего убежище во Франции. В редкие свободные вечера он любил беседовать с ним столь же откровенно и доверительно, как, в свое время, с Чаадаевым. «Подобные разговоры, – замечает по этому поводу современный исследователь истории Третьего отделения, – достаточно положительно характеризуют А.Ф. Орлова, как человека просвещенного, честного и порядочного, служившего Николаю I не за страх, а за совесть. Именно за эту беспредельную преданность ценил его царь»[52].
В то же время верного царского слугу всегда притягивали люди свободного ума, имеющие собственные суждения об окружающей их действительности, и он не отказывал себе в удовольствии общаться с ними.
Вопреки утверждениям Шарля Бодена, граф Алексей Федорович проявил себя не только как храбрый кавалерист, военачальник, а затем и борец с «тлетворным» влиянием Запада, но и как искусный дипломат. Впервые его дипломатический талант обнаружился в 1829 г., когда по поручению Николая I Орлов провел успешные переговоры с Турцией, завершившиеся подписанием Адрианопольского мирного договора, после чего император назначил его своим послом в Константинополь с миссией добиться от султана неукоснительного выполнения условий договора. С высочайшим поручением граф Орлов справился менее чем за год своего пребывания в посольской должности.
Вторая, сугубо конфиденциальная, дипломатическая миссия была доверена Алексею Федоровичу в августе 1830 г., когда Николай I отправил его в Вену для обсуждения с австрийским императором возможных совместных действий против Луи-Филиппа, «узурпировавшего», как полагал царь, престол Бурбонов во Франции. На этот раз граф Орлов не успел проявить своих способностей, так как еще до его приезда венский двор вслед за Англией и Пруссией официально признал короля французов.
Зато громкий успех выпал на долю графа Орлова в 1833 г., когда он с большим искусством провел в Константинополе переговоры, увенчавшиеся заключением Ункяр-Искелесийского оборонительного союза с Турцией, причем послы европейских держав в Оттоманской Порте узнали об этих переговорах уже после подписания договора.
В том же, 1833 г. Алексей Федорович сопровождал Николая I на встречу с австрийским императором Францем I в Мюнхенгрец, где вместе с графом К.В. Нессельроде и Д.Н. Татищевым от имени России он подписал Мюнхенгрецкую конвенцию о совместных действиях в пользу сохранения в Турции правящей династии. По существу, конвенция была направлена против восточной политики Франции, поддерживавшей египетского правителя Мухаммеда Али. Когда в начале 1835 г. умер император Франц, Николай I отправил Орлова на похороны в Вену в качестве своего личного представителя. Два года спустя тот же Орлов был направлен в Англию, как личный посланник царя, на коронацию королевы Виктории. В дальнейшем он постоянно сопровождал государя в его поездках по России и за границу, а в 1839 г. сопровождал в заграничном путешествии наследника-цесаревича Александра Николаевича, чьим наставником он был назначен после смерти князя Х.А. Ливена. Граф Алексей Федорович оказался первым, с кем цесаревич в ходе этого путешествия поделился, что влюблен в принцессу Гессен-Дармштадтскую и намерен связать с ней свою судьбу, если, конечно, августейшие родители одобрят его выбор. Как уже говорилось, в 1841 г. желание юного Александра осуществилось. Его избранница, приняв православие, превратилась в великую княгиню Марию Александровну, будущую императрицу и мать другого русского самодержца – Александра III.
В 1852 г. Орлов принимал участие в секретных переговорах Николая I с австрийским императором и прусским королем в Ольмюце и Берлине.
Прощаясь на смертном одре с наследником престола, Николай Павлович «завещал» сыну своего верного друга как незаменимого помощника во всех государственных делах. Именно графа Алексея Федоровича, несмотря на его 70-летний возраст, Александр II направит на
Парижский мирный конгресс, призванный подвести черту под злополучной для России Крымской войной. Молодой император ни минуты не сомневался в том, что его бывший наставник сделает все возможное и даже невозможное для защиты российских интересов. И он, как мы увидим, не ошибся в своем выборе.
Вторым уполномоченным на Парижский конгресс Александр II утвердил барона Филиппа Ивановича Бруннова (1797–1875), выученика графа Нессельроде. Молодым дипломатом он принимал участие в Лайбахском (1821 г.) и Веронском (1822 г.) конгрессах Священного союза, был секретарем российской делегации на переговорах с Портой, завершившихся в 1829 г. подписанием Адрианопольского мирного договора, затем служил старшим советником МИД, а в 1840 г. получил назначение посланником в Лондон. На этом посту Бруннов участвовал в подготовке Лондонской конвенции о Египте 1840 г. и о Черноморских проливах в 1841 г., а также принимал деятельное участие в работе Лондонской конференции 1843 г. по делам Греции. В плане двусторонних отношений он подготовил и от имени России подписал в 1849 г. торговый договор с Англией. В период обострения Восточного кризиса, предшествовавшего Крымской войне, Бруннов фактически дезориентировал Николая I, внушая государю убеждение в ненадежности союза Англии и Франции. В его оправдание можно заметить, что он не был исключением. В таком же направлении действовал и его коллега в Париже Н.Д. Киселев. Тем не менее, после разрыва дипломатических отношений между Англией и Россией в феврале 1854 г., повлекших за собой объявление войны, Филипп Иванович продолжил успешную карьеру, заняв пост посланника при Германском союзе. Нессельроде вспомнил о своем протеже, когда встал вопрос о втором уполномоченном России на Парижском мирном конгрессе. Барон Бруннов был искушен во всех тонкостях дипломатической игры и слыл незаменимым составителем нот, депеш и отчетов. Помимо прочего, он имел устойчивую репутацию остроумного и интересного собеседника, что было немаловажно, особенно на сложных многосторонних переговорах.
51
Батеньков Г.С. Сочинения и письма. Т. L Письма (1813–1856). Иркутск, 1989. С. 245.
52
Чу кар ев А. Г. Тайная полиция России. 1825–1855 гг. М., 2005. С. 180.