Страница 3 из 5
Но не забыла слониха и своего друга из прежней жизни. Только если контакт с человеком требовал слов и осязания, то Адольфа ей оказывалось достаточным просто иметь в поле зрения.
Если Данилыч, отбывая свою новую службу, уже сидел в первом ряду цирка, то перед выходом на очередной номер Дэйзи настаивала, чтоб рядом был еще и верблюд. Она ничего не говорила. Просто отказывалась идти, если не видела, что перед ней ведут Адольфа.
Больше ничего не требовалось; верблюд даже не появлялся на манеже. Он стоял, удерживаемый погонщиком у края занавески. Так, чтобы Дэйзи, в любой момент бросив взгляд, могла увидеть своего горбатого друга и убедиться, что он никуда не делся.
И она блаженствовала на арене. Взглянув в одну сторону, видела улыбающегося Данилыча. Повернувшись в другую, замечала фигуру верблюда.
Адольф отличался невероятным терпением, и молча дежурил за занавесом весь номер Дэйзи. Вероятно, потому что за собой никаких талантов не знал.
Верблюд был обычным цирковым животным. Умел лишь кланяться, падать на колени, вставать и снова падать, и так далее. Однако, по настоянию дрессировщицы Надежды, его ввели в номер, где Дэйзи играла ученицу.
Там верблюду вообще ничего не приходилось делать.
Только стоять поодаль сбоку от доски, презрительно выпятив нижнюю губу, и молча глядеть на все окружающее с видом внутреннего превосходства. Как умеют делать только верблюды.
Он исполнял роль случайно пришедшего на урок директора. А Надежда утверждала, что с верблюдом Дэйзи работает номер еще лучше.
Присутствие же Данилыча сделалось просто обязательным.
И все бы было хорошо, не будь цирковой плотник алкоголиком.
Точнее, тихим русским пьяницей. Не запойным, однако перманентным.
Никто в цирке не мог вспомнить момента, когда бы от Данилыча не припахивало спиртным. Причем как истинно пьющий человек, плотник не употреблял ни водки, ни коньяка. Для поддержания нужного процента алкоголя в крови ему достаточно было простого вина, желательно красного. И в этом совершенно неожиданно он получил помощь от слонихи.
В те годы цирк постоянно гастролировал по Союзу. Причем в любое время года.
Зверей перевозили из города в город цирковыми автопоездами. Дэйзи вместе с сородичами везли в специальных «слоновозках» – укрепленных изотермических фургонах.
Единственную опасность для этих лишенных шерсти животных представлял перепад температур в момент перехода из слоновозки в цирк. Который занимал около минуты – и в случае зимы или просто сильного ветра грозил страшной простудой.
Чтобы избежать простуды, использовался метод, вероятно. подтвержденной практикой бродячих цирков многих столетий. Перед выходом из теплой слоновозки каждому животному давали выпить по ведру красного вина. Самого дешевого, закупавшегося в розлив огромными бочками. Однако создававшего необходимый градус сопротивляемости холоду и не дававший простудиться.
Довольные, слегка пьяненькие слоны легко переступали по сходням и скрывались в недрах теплых загонов прежде, чем их успевало прохватить.
Фесунько прекрасно понимал свое место. Без Данилыча, которого исправно возили по гастролям, Дэйзи перестала бы выступать. И не имея иной возможности отблагодарить коллегу, вожатый снабжал его «слоновьим» вином. Ведь литр или даже два, отлитые из каждого ведра, мало что значили для законных потребителей.
И таким образом возникло единение человека – пусть даже такого негодного пьяницы, как плотник Данилыч – с загадочным животным.
Постепенно получилось так, что и сам Данилыч, одинокий несемейный мужик, привязался к Дэйзи настолько, что проводил с нею все свободное время.
И частенько оставался ночевать в слоновнике, когда вечером оказывался чересчур пьян для возвращения домой.
Любому умному и знающему животных человеку было ясно, что связь Данилыча и Дэйзи неразрывна.
Что лишенная этого человека, строптивая слониха не станет работать.
Однако американская поездка подвергалась чересчур строгому отбору.
И судя по всему, замдиректора Сидоров лукавил перед Залевским: все имена отъезжающих были указаны ему свыше.
Если за океан не пускали Данилыча, то не имело смысл везти и Дэйзи.
Но не везти ее означало полный абсурд.
Поскольку остальные слоны исполняли роль огромных статистов на фоне непревзойденной звезды.
А американские коллеги ухватились именно за факт демонстрации советских слонов. Непонятно почему, но именно слоны из СССР казались им главным чудом.
Оставалось лишь надеяться, что после встряски океанского перехода Дэйзи забудет Данилыча. Удовлетворится обществом верблюда и будет работать как прежде.
Но откровенно говоря, даже сам Сидоров верил в это с трудом.
3
В дороге замдиректора на некоторое время забыл о слоновой проблеме: собак рвало от морской болезни, и он сбился с ног.
По приезде в цирк города Филадельфия и обосновываясь там, Сидоров тоже был сильно захвачен хозяйственными вопросами.
Однако на первом же представлении прояснились предвестники грозы.
На манеж Дэйзи все-таки вышла, неохотно подчиняясь Фесунько.
Но даже в общем слоновьем приветствии участвовать не стала.
Когда ее собратья встали на тумбы и принялись хлопать ушами, поднимать ноги и совершать прочие действия, демонстрирующие дрессированность, Дэйзи повела себя, как слон в посудной лавке. Развернулась, поддала тумбу так, что прокатившись через всю арену, та ударилась о противоположный барьер – и медленно удалилась.
Невозмутимо помахивая хвостом-метелкой. За ней, презрительно шевеля губами, шагал верблюд. Как всегда молча, но всем видом выражая полную солидарность со своей ушастой подругой.
Правда, зрителями это было воспринято как специально организованная клоунада.
Однако у Сидорова заболело сердце. Как ни пытался он убедить сам себя, что все лишь временные трудности акклиматизации.
В репризе, изображающей школьный класс, Дэйзи тоже не сработала. Тупо стояла у доски, и, несмотря на всяческие намеки Надежды, даже не взяла мелок.
Мохнатые и когтистые ученики послушно листали книги, временами тявкали и зевали. Верблюд стоял, как памятник самому себе, и высокомерно, хоть и снизу вверх, оглядывал ряды жующих зрителей.
Но и этот номер тоже сошел за пародию.
Настоящий провал случился в «парикмахерской».
Чувствуя нарастающее отчаяние, Сидоров посоветовался с Надеждой и, поговорив с антрепренером, толстым веснушчатым американцем, уговорил одного из униформистов нацепить окладистую бороду и занять место в первом ряду.
Тут-то и произошло непоправимое.
Надежда, повторенная невидимым переводчиком, привычно, как в СССР, крикнула:
– Кто хочет подровнять волосы?!
Подсадной американец с фальшивой бородой перемахнул через барьер. Прошел и по-хозяйски уселся в кресло.
Невозмутимая Дэйзи подошла сзади, схватила самозванца поперек туловища и под вздох ужаса, пробежавший до самого купола, швырнула прочь.
Больше слониху на манеж не выпускали.
Держали в загоне, ожидая, когда она облагоразумится.
Дэйзи же стояла спокойно, неторопливо пережевывая захваченные из России веники. Она не собиралась голодать.
Она просто бастовала.
Словно чувствуя, что на нее устремлены все взгляды.
Что как назло, даже афишу американцы снабдили лаконичной надписью – «Elephants from the USSR !!!».
И отсутствие слонов перечеркивало саму идею гастролей.
Вокруг Дэйзи бегали все, кто был свободен от выступлений и возни со своими зверями.
Наконец догадались привести к ней в загон верблюда.
Адольф стоял рядом со слонихой, невозмутимый и высокомерный, как всегда.
Дэйзи поглядывала на него своими маленькими глазками в обрамлении редких черных ресниц. И обмахивалась ушами на американской жаре. Иногда тихонько трубила, порой касалась верблюда кончиком хобота. Адольф пожевывал что-то несуществующее, водя из стороны в сторону раздвоенными губами. И был явно солидарен с подругой, хотя не произносил ни слова.