Фантазии

— Костя мне как позвонил и сказал про Миху, добавил, что понесется к загородному дому Горшка, где начали собираться его фанаты. И он понесся. Костя сбил тебя на своем мотоцикле, когда ты приехала к студии. Ты из метро выходила как раз, а он, придурок, полностью на своей волне, весь в слезах и соплях… Додумался сесть в таком состоянии на мотоцикл, к тому же еще и набухался… теперь вот, — Надя почти выплевывает слова, наполненные горечью, — и он в сырой земле. Вслед за Михой пошел, гад. Это надо уметь: мчаться к умершему кумиру, сбить человека, оставить его лежать в коме и умереть в день похорон Горшка…

Стогова смотрит в стену и, кажется, видит фотоснимок, на котором Костя и Миша лежат в гробу, в одном на двоих, как тогда она с Горшеневым.

Вот о чем Миша говорил. Все это было знаками, игрой неведомых сил, распределяющих пострадавшие души по каким-то своим правилам в разные места: кого-то забрали, как Мишу, кого-то вернули, как ее — Лизу. Вот только не великоват ли срок, на который Стогову задержали в мире иллюзий, в мире, откуда ей не хотелось уходить, ведь там она была счастлива, несмотря на то, что боролась с этими видениями и хотела отыскать суть и логику. Так и не нашла, но зато смогла провести время с тем, кто в жизни даже не взглянул бы в ее сторону. Разве что она могла прийти к нему на прослушивание, или просто попасться на глаза, если бы не…

— Наркотики? — спрашивает Лиза, на которую и мать, и подруга смотрят настороженно, потому что уж слишком явственно видно на лице Стоговой полное осознание происходящего, да и фотографии на стене вовсе нет, это просто память, которая подсовывает ей то, что больнее всего…

— Да, — кивает Надя, — но пусть это будет не как самоубийство, а как простая нелепая случайность.

— Да, — также кивает Лиза, не мигая глядя прямо перед собой, — Миша слишком светел для самоубийства.

— Был светел.

— Нет! Он есть и будет…

…то ли ночь пришла внезапно, стало все каким-то странным, все во мраке затерялось…

Комментарий к

группа “Северный Флот” (бывшие участники “Король и Шут”) с песней “Танцуй, Король!” - написана для Михаила Горшенева.

https://www.youtube.com/watch?v=YvdsmnviOSs&list=PLyAhxLxbv6MaH4sSy0uZLBs1jgl-Via_Z&index=48

========== Эпилог ==========

Посвящается всем сумасшедшим, которые не причиняют вреда окружающим. Тем безумным людям, которые даже из похода в магазин за хлебушком создают целое приключение. Тем, кто считает, что «без музыки на миру и смерть не красна». Тем, кто уверен, что «пока сердце сможет стучать, мы будем верить и ждать». Всем эмпатам и циникам, потому что и без первых, и без вторых не было бы равновесия.

Спасибо вам всем.

***

«Но кто-то крикнул вдруг: «Привет! Повеселился б ты немножко! В такой веселый светлый день, как можно быть таким несчастным?» — доносится из наушников, что свободно болтаются на шее Лизы.

Апрель принес немного тепла, но все равно еще холодно, потому Стогова не жалеет, что не решилась надеть «косуху». Она кутается в вязанный шарф и медленно бредет по кладбищу. День клонится к вечеру, но у Лизы предостаточно времени до наступления сумерек. До приезда сюда она еще успела сгонять к Косте, посидела у его могилы, поговорила с ним, позлилась немного на его безрассудство, а потом расплакалась, вспоминая диагноз, озвученный доктором.

Она не жалеет себя, вовсе нет. Переломанные кости срослись, зато сотрясение, сильное сотрясение — последствие черепно-мозговой травмы — на протяжении всей жизни будет «аукаться» девушке. Доктор называл много всякой фигни, в которой Стогова вообще не разбирается, но одно она поняла — ее визиты к психиатру будут более чем частыми. Костя в ее видениях напророчил: Лизе действительно пришлось провести полтора месяца в психиатрической клинике. Галлюцинации не прекратились, и судя по всему она до конца своих дней будет видеть то, чего нет. Ну или то, что нельзя видеть людям.

Вот и сейчас, приближаясь к высокому памятнику, установленному над могилой Михаила Горшенева, она видит Безликого. Он постоянный ее спутник, но больше не пугающий и не встревающий в ее жизнь. Лиза даже привыкла к нему.

Но есть и кое-что другое, что теперь мучает Стогову, и об этом не знает никто. Нельзя. Точно запрут в «психушке». Это тени, странные тени, почти невидимые, но они повсюду…

Стогова, конечно, не одна у могилы Миши, тут всегда есть люди, фанаты, но она говорит с ним все равно, только мысленно. Она спрашивает, как он там? Ведь она знает, где он. Миша в вечном круговороте бесконечности, он в своих снах, спит и видит все то, что видела Лиза, но только теперь ее нет рядом, хотя, возможно, он и не помнит ее. Миша не приходит к ней. Пока не приходит, но Стогова ощущает, что он все равно появится, ведь теперь и ее жизнь — это калейдоскоп картинок в бесконечном одиночестве.

Проторчав на кладбище все же до самой темноты, Лиза покидает это место и медленно бредет к выходу. Там, за воротами, она вдруг вскидывает глаза, пригвожденная чьим-то взглядом, и резко оглядывается. Темную тень, что плывет за ней по пятам, девушка замечает сразу, потому что ее трудно не заметить таким, как она — плененным тьмой, иными словами, ненормальным.

— Костя? — удивленно и немного разочарованно спрашивает Стогова, в этой тени разглядев вроде бы знакомые черты. — Чего тебе? — тут же строго добавляет Лиза. — Разве мало того, что ты сделал? Нечего таскаться следом?

Тень извивается, но нападать и не думает, а потом девушка слышит шепот у себя в голове, но голос этот Косте не принадлежит точно: «Все сначала».

«Все сначала? — думает Стогова и ей очень хочется понять, о чем идет речь. — Как это сначала?».

Тень исчезает, а Лиза всю дорогу до дома не может отделаться от чувства, что ее вновь куда-то затягивает. Она понимает, что это те самые проявления ее недуга, помимо которого она теперь еще и физически слаба: не может много ходить, потому что ее тело тогда, почти четыре года назад, все же изрядно помотало по асфальту. Боль в суставах и общая изможденность теперь никогда не дают ей покоя.

— Да, Миха, досталось же нам от Метелина, — шепчет Стогова, глядя на свое отражение в окне электрички, — не зря ты его так презирал. Предупреждал ведь меня. Хотя… как будто в том мире можно было что-то изменить. Эх… Миша-Миша.

Лиза бредет по темному переулку. В кармане надрывает голос Глеб Самойлов*: «Мама, это небыль. Мама, это небыль. Мама, это не со мной», и Стогова, вставив один из наушников в ухо, поспешно отвечает на этот настойчивый звонок матери. Девушка сообщает, что она уже почти дома, и скидывает вызов, сворачивая в знакомый мрачный двор.

Из гарнитуры продолжает раздаваться пение Горшенева в дуэте с Князевым.

— Эй! — окликает кто-то позади, и Лиза резко оборачивается. — Эй, сигаретки не найдется?

Их двое. Парни. Местная гопота. Все происходит по сюжету бандитского сериала. Так глупо. Стогова протягивает одному из них пачку и говорит:

— Все забирай, мне не жалко.

— Какая отчаянная.

— Да не совсем, — хмыкает Лиза и отходит чуточку назад, но парень хватает ее за рукав.

— А может еще чего дашь?

— А может закатаешь губу, придурок? — это Лиза произносит очень холодно и без тени страха, потому что в такие моменты весь страх перекрывается злостью из-за несправедливости ситуации.

…и мертвые уста словами жгут гранит…

Гопники переглядываются и мерзко хохочут, от чего Стогова тут же вырывается и отходит еще дальше, и прежде чем она успевает опомниться и хоть что-то разглядеть в темноте, нечто неясное и очень плотное, но не совсем осязаемое, налетает на ребят, испугав их до визгливых криков. Они немедленно уносят ноги и явно в этот двор больше не сунутся.

А Лиза сидит на земле у стены, не понимая почему ее затылок так печет и что вообще произошло. Дотронувшись до ушибленного места, девушка все еще не решается встать, чувствуя легкую тошноту.

«Сколько же еще выдержит эта черепная коробка? — устало размышляет она и видит, что у стены напротив что-то едва заметно светится. — А это кто?».