Страница 50 из 52
В этот момент появился Василёк:
- Папа, впереди поле с бомбами. Прямо идти нельзя. Ползите за мной - я вижу, где они спрятаны.
- Сынок, а, как же ты?
- Не бойся, они меня не чувствуют.
И Василёк пошёл. Шёл зигзагами, порой останавливался и указывал место, где был установлен коварный боеприпас.
Справа раздался сильный взрыв. На мине подорвался расчёт. Мы, три раза меняя направление, благополучно миновали опасность и дошли до того места, на которое указал Василёк.
- Папочка, не уходите отсюда - вы будете живы только здесь....
На поле прогремело ещё несколько взрывов - подорвались три расчёта. Позиции бронебойщиков сильно ослабли.
...Началась вражеская атака. Послышались редкие хлопки противотанковых ружей. "Панцер", по которому палил я, был как заговорённый - упрямо подходил всё ближе. Два раза он выстрелил в нас из пушки. Снаряды пролетели выше и взорвались на минном поле. Странное дело: даже пулемётные пули, то ложились перед нами, вздымая брызги земли, то свистели над головами.
...Броненосец перед нами. И вдруг, от моего следующего выстрела, грохнул оглушительный взрыв. Башня вертикально взлетела вверх и бухнулась рядом.
- Что это, с ним? - крикнул оглушённый Петрусь. - Похоже, он взорвался изнутри. Ты попал ему прямо в ствол, а там был снаряд - вот и рвануло!
Недалеко от нас, загорелась ещё одна бронемашина. Остальные прошли через наши позиции и двинулись по минному полю. Взрывающиеся противопехотные мины не причиняли им вреда. Но, иногда, после взрыва, у некоторых лопались гусеницы. Тогда они становились мишенью для бронебойщиков и артиллерии, если она была. Сейчас истребители танков развернулись и начали стрелять по "Тиграм" и "Фердинандам" сзади. Мы с Петрусем подожгли двух. Одному перебил гусеницу. На нашу позицию не упал ни один осколок. За это сражение мы были представлены к награде.
После боя появился Василёк. У меня было хорошее настроение - я принялся шутить с мальчиком.
- Значится, говоришь, тебя зовут - Василёк Василич?
- Да нет, папа, какой ты непонятливый! Васильком мамка кличет, а я - Василь Василич.
- Иди ко мне, Василь Василич - я тебя на ру-
ках подержу. Ой, как мне хочется! Сынок, подойди ко мне.
- Нельзя, папа, никак не можно.
Я проглотил комок слёзной обиды - ну, как такое стерпеть, пережить? Такой, невыносимо родной, маленький человечек, а приголубить нельзя! Разве можно такое стерпеть?
...Всю войну прошёл Василёк вместе со мной. И всегда он появлялся в моменты смертельной опасности для отца. Десятки раз подсказывал в выборе позиций, проводил через минированные объекты, спасал от снайперов.
Петрусь как-то сказал:
- Эх, Василь. Сколько раз были бы мы убиты, если бы не твой Василёк - наш ангел-храни-тель? Уму непостижимо!
Иногда, мы принимались считать количество случаев, в которых нас спасал небесный мальчик.
Последние несколько случаев, произошедшие в конце войны, особенно поразили нас. Произошли события, в которых он повлиял на время и тем спас меня. Произошло вот что.
...По снежной пороше я возвращался к своему месту от командира батальона. Вдруг послышался вой летящего снаряда. Бывалые бойцы по звуку определяют место возможного падения. Я понял - это "мой" снаряд. Метнулся в ближайшую воронку и оказался рядом... с сыном.
- Беги, папа! - успел крикнуть Василёк. В это время, к нам в воронку падает летевший снаряд. И тут произошло невероятное событие. Замерший от ужаса, я увидел, как от горячего боеприпаса начал подтаивать тонкий слой снега - появился лёгкий пар. Затем, по всему посланцу смерти засуетились тонкие, огненные змейки - снаряд разрывался. Всё происходило, как в замедленном кино и мгновение затянулось в несколько секунд. Оцепеневший, я вновь услышал отчаянный крик своего необычного сына:
- Папочка, беги, скорей!
Встрепенувшись, краем глаза заметил, что фигурка мальчика покраснела, а змейки стали гораздо шире. Под воздействием отчаянного крика, я мгновенно выскочил из воронки и упал рядом. Прогремел оглушительный взрыв. Осколки, воя и свистя, вырвались из воронки вверх. Кинулся в яму - сынка не было. Я упал на дно и, обхватив руками голову, завыл.
Меня кто-то шевельнул - рядом стоял мальчик. Но теперь он был красноватого оттенка. Я кинулся было к нему, но мальчик остановил меня жестом руки и крикнул:
- Иди к Петрусю, папочка, здесь нельзя задерживаться!
Я, переполненный кипящими эмоциями, протянув руки, всё шёл к мальчику.
- Сынок, ты живой? Как я рад! - твердил я. - Василёк, а почему ты, покраснел? Тебе плохо? Я по лицу вижу, что нехорошо.
- Да, папочка, мне больно - я ранен. Но,
главное - ты живой, мой любимый папа!
Услышав о ранении сынка, кинулся к нему,
но мальчик дымком растворился в воздухе. Не помня себя, горько плача, я побрёл к Петрусю.
...Второй подобный случай произошёл, когда батальон бронебойщиков, на нескольких автомобилях, перебрасывали на новые позиции. Я сидел в кабине полуторки и вёл нехитрый диалог с водителем. Внезапно, раздался рёв самолётных двигателей. Пара немецких истребителей, промчалась над колонной, поливая её огнём из пулемётов.
Неожиданно, рядом со мной, появился бледненький Василёк. Выражение его личика было встревоженным. Рот исказился в крике:
- Папочка, закрой глаза!
Естественно, моментально я этого сделать не мог - нужно время для осознания опасности и начала действия. Но за это короткое время, я увидел такое, чего не должен зрить, ни один простой смертный.
Я разглядел, как большая пуля авиационного пулемёта, стала медленно вылезать из лобового стекла внутрь кабины. Отверстие, по мере продвижения всё увеличивающегося её диаметра, расширялось, осыпаясь по кругу мелкой пылью. Выйдя из стекла, она, вращаясь вокруг оси, медленно пролетела возле моей головы, и прошила заднюю деревянную стенку кабины. Я ощутил тугую струю воздуха, возникшую от её пролёта. Одновременно с этим, от края отверстия, в стекле зазмеились трещинки. Они заполнили всю его площадь - оно стало белесым от них. Затем, стекло начало выгибаться внутрь кабины и распадаться на мириады острых осколков, различных по форме и величине.
Большая часть из них, начала медленное движение к моей голове. Видя приближающуюся опасность, я закрыл глаза и отвернулся. В этот момент десятки осколков ударили по голове, впиваясь и застревая в коже и ухе правой стороны.
Только после этого, я услышал два звука: резкий, звенящий - удар пули по стеклу. Глухой, скрипучий - её проход через доску кабины. Время, выражаемое в мгновении, растянулось для меня в несколько секунд, дав тем самым возможность отвернуться и защитить глаза. Когда я пришёл в себя - Василька не было. Водитель остановил машину - бойцы рассыпались по кустам. Правая сторона моей головы, была исполосована осколками стекла.
Самолёты прошлись над нами ещё и скрылись.
Когда мы тронулись, я, с перевязанной головой, снова сидел в кабине. Мысли были далеко. Я пытался представить дом, Василька с матерью. Ведь, если брать за "вину" "тот" случай, нечаянного посещения дома, то Василёк должен быть совсем маленьким. А он является ко мне заметно не соответствующим своему возрасту. Как это? И вообще - как он это делает? Ведь он же, как плотный воздух. Иначе не скажешь. Почему именно в этом возрасте? И как он узнаёт обо всём, что предстоит? Сколько раз он нам с Петрусем жизни спасал? И не сосчитать. Ох, сынок, ангелочек ты мой, родненький! Как же мне хочется тебя обнять!
За всю войну, я так и не получил ни одной весточки из дома. Что там? - я не знал, а Василёк много не разговаривал. Говорил, что у них с мамкой всё хорошо и мне нечего беспокоиться за них. Он всегда торопился исчезнуть, видимо не мог дольше оставаться. У него были какие-то свои условия.
Радость победы застала нас в Германии. Но была она недолгой: часть, в которой был наш батальон бронебойщиков, перебрасывали на Дальний Восток, на войну с Японией.