Страница 78 из 92
Несколько раз глубоко вздохнув, ведунья, подражая сестре, подняла над головой десницу и громко произнесла:
-Перун, прошу тебя, помоги!
Но ничего не случилось. Ефанда не услышала даже очень далёкого отклика громового раската, не увидела даже тени отблеска золотой секиры, не ощутила и намёка на присутствие могучего бога. Доброгнева рассмеялась.
-Как же ты смешна в своей наивности! Ты не столь умела, чтобы призывать огнебородого. Разве ты его невеста, чтобы ему во весь опор гнать небесных коней на первый твой зов? И разве ты не поняла, что Перун ещё спит. Никакая сила его не разбудит.
Княгиня в смятение опустила десницу. И впрямь, с чего она удумала, будто Перун так же помчит на помощь к ней, как и к её сестре. Но кого же тогда позвать? Даждьбога? Так ведь сейчас ночь. Руевита, бога-воина? Но ведь это больше мужской бог. Сварога? Рода?...
Кровавая тьма тем временем продолжала сгущаться. Чёрные змеи-щупальца подбирались всё ближе и ближе. Вот одно из них бесшумно обвило ногу. Ефанда вскрикнула от пронзившего всё её тело холода и отшатнулась.
-Мама! – с ужасом крикнула она. – Мамочка, родная, помоги!
И будто горячие, сильные, такие знакомые мамины руки обняли её за плечи. Змеи-щупальца в один миг убрались из-под ног. Голове сделалось легко и радостно. А мысли приобрели необыкновенную стройность и ясность. В один миг стало понятно, ЧТО на самом деле нужно делать. Молодая женщина протянула руки ладонями вверх, будто призывая кого-то, и громко произнесла:
-Силой моей любви к Рюрику, силой любви Доброгневы к Олегу, силой всей супружеской и родительской любви молю: матерь Лада, явись к нам, образумь обезумевшею дщерь твою.
В тот же миг кроваво-красная тьма отступила, поредела, начала странно съёживаться. Змеи-щупальца, будто не желая уходить, ещё пытались цепляться за тела двух мужчин, которые до этого столь алчно поглотили, но вынуждены были убраться восвояси. Постепенно гибельная тьма сжалась в комочек, точно пожирая саму себя, и, нырнув в прорубь, укатилась под лёд. Прямо на льду закружились хлопья снега, постепенно превращаясь в столб снежного вихря, который поднимался всё выше и выше. Но что это? Вместо холодных белых снежинок, будто в хороводе, закружились незнамо откуда взявшиеся белые лепестки цветов. От крутящегося столба повеяло теплом, в ноздри проник дразнящий запах свежей травы, полевых цветов и спелых ягод. Сам же столб всё более и более напоминал человеческую фигуру. Миг – и перед изумлённой Ефандой посреди дождя из цветочных лепестков в весёлом танце закружилась красивая женщина. Несомненно, это была матерь Лада, богиня, несущая любовь и радость, чьей волей земля летом расцветает, примеряя свой самый красивый убор. Весь наряд богини был убран яркими благоухающими цветами, шею украшали бусы из спелых ягод, а голову покрывал венок из молодых зелёных листьев. Даже слепой не мог не узнать её.
Наконец Лада остановилась, по очереди оглядела обеих противниц и мягко, ласково улыбнулась. Доброгнева вдруг будто очнулась ото сна. Оглядевшись кругом и увидев распростёртое у её ног тело, она упала на колени и принялась изо всех сил тормошить любимого, звать его по имени, но тот не откликался. Тогда боярышня в отчаянье закрыла лицо руками и заплакала, судорожно всхлипывая и вздрагивая всем телом.
-Мама, мамочка моя, что же я наделала! – слышался сквозь рыдания её голос.
Вдруг от фигуры богини отделилась полупрозрачная тень и направилась к плачущей девушке. Чем ближе она подходила к Доброгневе, тем более плотной, осязаемой становилась. Вскоре можно было различить женскую фигуру в богатом одеянии замужней боярыни. «Да ведь это, наверное, её мать!» - с изумлением поняла Ефанда. И в самом деле, юная боярышня и идущая к ней женщина были похожи друг на друга так, как могут быть похожи лишь мать и дочь. Вот боярыня присела рядом с девушкой и ласково обняла её за плечи, а Доброгнева обхватила шею своей матери, уткнулась лицом ей в грудь и как будто притихла. Женщина принялась шептать ей что-то успокаивающее, доброе и бережно гладить волосы, плечи, спину. Мать и дочь, которые так и не смогли увидеться при жизни, встретились, наконец, после смерти. Всхлипы становились всё тише, вот боярышня подняла заплаканное лицо и улыбнулась.
В этот миг Олег, наконец, пошевелился и открыл глаза. Доброгнева тут же повернулась к нему, и глаза её вновь наполнились слезами.
-Прости меня, - проговорила она. – Это Морена – не я! – хотела извести тебя моими руками. Я же сама не ведала, что творила.
Вместо ответа урманин запустил руку себе за пазуху и вытащил… алую шёлковую ленту.
-Почему ты оставила её? – тихо спросил он.
-Я хотела, чтобы ты понял, что я по-прежнему люблю тебя. Из Ладоги я убегала не от тебя, а к брату, но хотела, чтобы ты знал – часть моей души по-прежнему остаётся с тобой. К тому же эту ленту я хотела передать со временем своей дочери… Нашей дочери.
-А теперь заберёшь?
Девушка покачала головой.
-Оставь себе. Пусть она станет для тебя оберегом и знаком того, что я всегда где-то рядом. А мне пора.