Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 92

Наконец, бросив пустые попытки, Вадим присел на незнамо как оказавшийся тут камень. И - странное дело! - неуловимая горлица тут же опустилась на его сложенные замком руки.  Боярин замер, боясь вспугнуть. Птаха же, вертя изящной головкой, смотрела на него то одним, то другим глазом и будто улыбалась - ласково, доверчиво. Хотя может ли птица улыбаться?

Вдруг туман пронзил громкий птичий крик. Объятый белым пламенем, с вышины упал сокол. Испуганная горлица расправила крылышки, шарахнулась в сторону и с горестным криком скрылась в тумане. Растерянный, Вадим прянул было за ней, но был остановлен, точно белой молнией, беснующейся птахой.

Сокол - птица небольшая, на человека без особой нужды не нападает, размерчик не тот. Тем удивительнее было видеть, как эта пичуга неистово, точно бесноватая, налетала, наскакивала на рослого мужчину. Острые когти да крепкий клюв были повсюду, Вадим едва успевал прятать глаза. Пронзительный крик терзал, рвал уши. Руки, лоб и щёки, все в мелких царапинах, сочились кровью. Боярин попытался было громким воплем отпугнуть назойливую птицу, но та лишь отлетела недалеко, будто для разгона, и вновь ринулась в бой.

И вдруг - багрово-чёрная вспышка, разом соткавшаяся в статного, высокого витязя. Ох, не сразу Вадим признал в нём Аскольда. И не мудрено: широкий разворот плеч, прямая спина, могучие руки, суровое, а не презрительно-надменное лицо… Таким князь мог бы стать, если бы не воля его матери. В руках киевлянина змеился чёрный, как сама тьма, кнут.

Издав пронзительный крик, сияющий сокол метнулся на нового врага. Кнут зашевелился, зашипел, точно ядовитая змея, и взметнулся ему на встречу. Птица ловко увернулась, ускользнула, невредимая, но и цели своей не достигла, метнувшись в сторону. Новый рывок - и опять неудача: Аскольд мастерски владел кнутом. Пичуга металась, точно безумная, желая прорваться ему за спину, к Вадиму, но князь уверенно отбивался. Наконец один из его ударов достиг цели: тяжёлый кнут задел сверкающе-белое крыло сокола. Крик боли пополам с отчаянием острым клинком полоснул слух. Сложив острые крылья, птица грянула оземь и… Растаяла. Довольный, улыбающийся сын Морены обернулся к новгородцу. Незнамо откуда взявшаяся горлица тут же опустилась князю на плечо.

- Смотри, боярин, другой возможности не будет, - подмигнул Аскольд Вадиму, складывая кнут. А горлица, сорвавшись с его плеча, упала вниз и… Поднялась русоволосой Ефандой. Обнажённая, закутанная лишь в собственные волосы, молодая женщина смело подошла к боярину, обвила руками его шею и устами коснулась уст.

 

Вадим всё ещё тешился мыслью, что поцелуй и страстные объятья - лишь сон. Сладостный, желанный, но сон. И только когда маленькие острые ноготочки царапнули плечо, он распахнул глаза. Рядом на ложе, растянувшись во весь рост, лежала Морена. На губах - сладострастная, насмешливая улыбка, на подушке - волосы цвета вороного крыла, тело - великолепное, упругое тело - точно светится в темноте. Боярин отшатнулся, да так споро, что слетел с ложа.

- Что… Что ты делаешь здесь? - вскакивая на ноги, заикаясь от волнения, задал он совершенно глупый вопрос.

Марена рассмеялась. Непостижимым образом в её смехе слышалось и воронье карканье, и мёд любовной истомы, и сияющая музыка ночных звёзд.

- Иль ты щенок лопоухий, что не понял, что здесь было? - Морена грациозно села, огладила собственные бёдра, тряхнула густыми волосами. - На самом интересном ведь прервались.





Вадим во все глаза глядел на богиню, не в силах отвести глаз. Страсть в его теле помимо воли разгоралась всё сильнее, скрыть её было невозможно, что ввергало мужчину в невыносимое смущение. Морену же это смущение несказанно веселило.

- Бо-я-рин, - пропела богиня, перекатываясь на живот. - Не бойся. Разве я не хороша? Взгляни на меня.

Одним движением, немыслимым для смертной женщины, Морена встала с ложа. Протянула к нему руки. Вадим забыл, как дышать. Единственное, что он слышал - шум собственной крови в ушах и видел только её прекрасное тело. Чаровница медленно, будто танцуя, повернулась вокруг себя и… Новгородец едва не удал на колени - перед ним стояла Ефанда. Именно такая, какой он видел её в своём сне.

- Так что, боярин?

Голос тоже был её. Вадим судорожно сглотнул. Больше всего на свете ему хотелось заключить любимую в объятья и… Нет, совесть не позволяла додумать эту мысль. Ефанда - мужняя жена, мать, княгиня. Не по-божески это. Собрав волю в кулак, боярин молча мотнул головой. Улыбка богини вдруг больше стала напоминать звериный оскал.

- Что ж, боярин, твой выбор, - всё тем же мелодичным голосом пропела она. - Смотри, не пожалей потом. В другой раз не предложу.

Гибким движением откинув за спину волосы, красавица танцующей походкой направилась к двери. И тут душа его заплакала. Нет, взвыла - горько, отчаянно, будто вся радость мира уходила вместе с ней. Зажмурившись до боли, до рези в глазах, боярин по-прежнему видел её - прекрасную, недоступную, такую далёкую и близкую.

- Стой, - отчаянно крикнул он. - Я согласен. Я твой, богиня.

 

Утро нежно коснулось новгородского посла, ласково стягивая покрывало дрёмы и усталости. Вадим сладостно потянулся, прогоняя из тела остатки неги. Прошедшая ночь была воистину божественна. Сколько ещё таких ночей ему предстоит? В самом деле, достойная замена Ефанде. Боярин потянулся к новой возлюбленной, открыл глаза и… с криком отшатнулся.